Отречение - Алиса Клима

– Я никогда не задавался этим вопросом всерьез, – сказал он просто. – Я – военный человек и приказы не обсуждаю. – Он запнулся. – Но это не означает, что у меня нет своего мнения.

Берия внимательно наблюдал за Ларионовым.

– И каково же оно?

– О чем конкретно вы хотите знать? – спросил Ларионов, глядя прямо в глаза, по всей видимости, будущему властителю НКВД.

– Нам все известно! – воскликнул Берия, но тут же, набрав номер, совершенно непринужденным голосом попросил в кабинет обед на двоих. Повесив трубку, он вернулся к прежнему буйному состоянию. – Вы – сын монархиста и готовите в лагере заговор. – Берия помолчал, но, видя, что Ларионов не нарушал молчания, с раздражением продолжил: – Вам известно, что ваш кровный отец – убитый генерал Ларионов – служил в царской армии?

– В это трудно поверить, – уклончиво ответил Ларионов, понимая, что его могли проверить, но не желая даже косвенно добровольно впутывать в это дело бабу Марусю.

– Вы не верите мне?!

– Я верю вам, но согласитесь, что услышать такое в тридцать пять лет – странно… Непросто это воспринять.

Берия ухмыльнулся. Он понимал, почему «клеймо с рожденья отмечало младенца вражеских кровей…» [18], и в то же время не хотел тратить время на бесплодную травлю – он видел, насколько опустошен кадровый резерв страны и что вскоре опереться будет не на кого. Берия точно знал, что ему была отведена иная роль в истории: роль меделянских псов [19] до него сыграли те, кто уже сами упали «под тяжестью всей жатвы» [20] либо вот-вот падут.

– И что вы теперь чувствуете? – спросил он с неподдельным интересом.

– Ничего, кроме смятения, – искренне ответил Ларионов. – Я не знал своего настоящего отца, если он действительно был моим отцом, и, возможно, лишь со временем смогу осознать этот факт.

– Если оно у вас будет, – устало рассмеялся Берия.

В кабинет вошли две сотрудницы общепита и рыжеволосый сержант и внесли обед. Они расторопно и профессионально сервировали стол, за которым сидел Ларионов, и через несколько минут уже испарились, осторожно закрыв дверь. «Скромная закуска» состояла из обширного ассортимента мясных нарезок, нескольких незнакомых Ларионову грузинских блюд и большого цыпленка тапака.

– Здесь многих заставляли говорить. Но и многие предпочитали сами все рассказывать. Я надеюсь, вы из их числа. Подача готова.

Берия сел напротив Ларионова и жестом пригласил его присоединиться к обеду. Он принялся быстро накладывать себе в тарелку закуски и горячее и хватал все руками.

– Люблю курицу, – сказал он.

Ларионов вспомнил отвращение Веры к еде, которой угощались энкавэдэшники в лагере, и впервые разделил ее чувства в полной мере. Он положил на тарелку несколько мясных закусок, но никак не мог начать есть. Наконец силой заставил себя откусить от колбасного кружка и стал медленно жевать хлеб.

– Я слушаю, – сказал Берия как бы между прочим, чавкая и наслаждаясь обедом. – Какую антисоветскую деятельность вы ведете?

Ларионов начал получать от этого разговора мазохистическое удовольствие.

– Я не веду никакой антисоветской деятельности, – ответил он.

– Вы против лагерей?

– Нет.

– А ваши товарищи так не считают.

– Я никогда не обсуждал ничего подобного с коллегами.

– Вы умнее, чем я думал.

– Так и есть, – сказал Ларионов, внутренне усмехаясь собственной игре слов.

Берия остановился, не сводя глаз с Ларионова, а потом рассмеялся плотоядным смехом.

– Из вас бы получился отличный игрок в шахматы! – сказал он.

– К сожалению, солдатская жизнь научила меня лишь игре в карты, – ответил Ларионов, вспомнив, что «шахматы ему – они вождям полезней» [21].

– Вы любите выигрывать.

– Любой солдат должен любить выигрывать.

Берия впервые посмотрел на Ларионова с уважением, без фиглярства.

– Откуда же такие сведения? Нет дыма без огня.

– Согласен, Лаврентий Павлович. Я полагаю, эти мнения могли возникнуть в связи с моим последним исследованием.

Берия посмотрел на Ларионова поверх очков.

– Что вы исследовали? – спросил он с оттенком появившегося делового интереса.

– Работу лагеря, показатели, производительность, системные процессы и связи…

– И? Общий вывод.

– Лагпункт не окупает расходы… Мне кажется, что можно было бы повысить эффективность.

– Как?

Ларионов достал из мешка и положил бумаги на стол.

– Здесь все подробно изложено.

– На словах, – сухо сказал Берия. – Бумаги прочту позже.

– Механизация труда, диверсификация норм и форм труда исходя из физических показателей работников…

– Жизнь преступникам хотите облегчить?

– Есть взаимосвязь между эффективностью и мотивацией. У многих людей нет сил и здоровья работать. Они гонят туфту. Наказания действуют недолго и не приносят ожидаемых результатов. Ведь конечный результат измеряется производительностью труда. Или я неправ?

– В общих работах много немощных, – сказал Берия. – Старые евреи много леса не напилят. – Берия рассмеялся, но немного грустно.

– Иногда небольшие изменения ведут к большим переменам, – осторожно сказал Ларионов.

– Вы предлагаете их отпустить? – спросил Берия.

– Я предлагаю провести тщательную оценку каждого вопроса, чтобы понять, что необходимо изменить и как, чтобы хотя бы покрыть себестоимость их содержания в ИТЛ.

– Вы избегаете прямых ответов.

– Нет. Но думаю, что только прямые ответы не объяснят, как решить проблему в масштабах страны. – Ларионову было неприятно лгать. Он действительно считал, что многих надо просто распустить по домам. – И вряд ли старые немощные евреи, неспособные валить лес, способны на какие-то другие активные действия, представляющие опасность для нашей страны, – не выдержал он. – Вот прямой ответ.

– А Ленин?

Ларионов поперхнулся.

– Ленин? – Ларионов чувствовал, что находится на грани истерического хохота.

– Да. Он смог перевернуть жизнь всей нации, всего мира со своим ветхозаконником Лейбой Бронштейном [22] и Зиновьевым – соперником этой старой курицы Крупской. Вы знаете анекдот на эту тему? – закончил Берия азартно.

– Скорее, нет, – ответил Ларионов немного вибрирующим от прорывающегося смеха голосом.

– Ильич сказал Крупской, что пошел к Инессе Арманд, а Инессе Арманд – что пошел к Крупской. А сам пошел на чердак: учиться, учиться и учиться…

Ларионов стал вытираться салфеткой, задыхаясь от нахлынувшего смеха. Он некоторое время кашлял, чтобы не взорваться хохотом. Но Берия внезапно сам стал громко хохотать. Ему нравились реакция и темперамент Ларионова, его непосредственность и искреннее смущение. Он, правда, не понял, что Ларионову был смешон не сам анекдот, а нелепость всей их жизни и то, от кого он этот анекдот слышал.

– Вы были в мавзолее? – вдруг спросил Берия серьезно.

– Нет, – ответил Ларионов.

– Вам надо сходить.

– Сейчас? – не удержался Ларионов.

– После обеда, – уверенно сказал Берия.

Ларионов застыл. Он боялся неправильно истолковать это предложение.

– Я думал, я буду занят весь вечер, – осмелился ответить Ларионов.

– Вечером вы поедете на ужин с товарищем Сталиным, – сказал