Песня жаворонка - Уилла Кэсер

— И ты потерял всех овец, да, Рэй? — сочувственно отозвалась Тея. — Но хозяин стада не держал на тебя зла?

— Да, он был из тех, кто умеет проигрывать. Но я еще долго не мог успокоиться. Овцы ужасно смиренны. Я и посейчас, если сильно устал, всю ночь во сне спасаю тех овец. Тяжело пережить мальчику, когда он впервые понимает, какой он маленький и какое большое все вокруг.

Тея беспокойно придвинулась поближе к нему и оперлась подбородком на руку, глядя на низкую звезду, которая, казалось, присела отдохнуть на край земли.

— Не знаю, как ты это перенес. Я бы не перенесла. Я вообще не понимаю, как люди выносят неудачу!

Она говорила так яростно, что Рэй взглянул на нее удивленно. Она сжалась на площадке вагона, как зверек, готовый прыгнуть.

— Тебе и неоткуда это было понять, — с теплотой в голосе сказал он. — Рядом с тобой всегда найдутся другие люди, чтобы принять удар на себя.

— Ерунда, — нетерпеливо проговорила Тея и нагнулась еще ниже, хмурясь на красную звезду. — В этом деле каждый за себя: каждый добивается успеха или терпит поражение сам.

— В каком-то смысле да, — согласился Рэй, вытряхивая искры из трубки прямо в мягкую тьму, которая, словно река, обтекала вагон. — Но если посмотреть с другой стороны, в этом мире множество людей, застрявших на полпути: они помогают победителям победить, а неудачникам проиграть. Если человек споткнется, найдется множество желающих еще и толкнуть его. Но если он такой, как юноша, державший стяг[69], тем же самым людям судьба велит помогать ему идти вперед. Им это может быть неприятно, ненавистно, они будут роптать, но вынуждены помогать победителям и не могут увильнуть от исполнения долга. Это закон природы, вроде того закона, который движет большим механизмом в небесах: маленькие шестеренки и большие никогда не путаются между собой. — Рука Рэя с трубкой внезапно обрисовалась на фоне звездного неба. — Тэ, тебе когда-нибудь приходило в голову, что этот механизм должен работать как часы, чтобы идти тютелька в тютельку? Диспетчер, что сидит там наверху, должно быть, очень мозговит.

Довольный этим уподоблением, Рэй вернулся в купол. На подходе к Денверу приходилось держать ухо востро.

Гидди спустился в вагон. Радуясь, что скоро прибудет в порт назначения, он распевал новую песенку железнодорожников, пришедшую из Санта-Фе через Ла-Хунту. Неизвестно, кто слагает эти песни; они будто сами родятся по следам злободневных событий. Миссис Кронборг заставила Гидди спеть все двенадцать куплетов и смеялась до слез. В песенке излагалась история некой Кейти Кейси, главной официантки в станционном буфете в городе Уинслоу, штат Аризона, несправедливо уволенной управляющим. Ее поклонник, начальник сортировочной станции, подбил стрелочников бастовать до тех пор, пока Кейти не возьмут обратно на работу. Товарные поезда с востока и запада застревали возле Уинслоу, так что округа выглядела словно затор бревен на лесосплаве. Начальнику отделения железной дороги, сидящему в Калифорнии, пришлось отправить телеграмму — приказ восстановить Кейти на работе, — и только тогда поезда снова начали ходить. В песенке Гидди все это рассказывалось очень подробно, в деталях как романтических, так и технических, и после каждого десятка строчек шел припев:

Тея смеялась вместе с матерью и аплодировала Гидди. Все так хорошо и удобно устроено, и все такие добрые: Гидди и Рэй, их гостеприимный домик на колесах, и края, где можно жить легко и бездумно, и звезды. Тея снова свернулась в клубочек на сиденьях с теплым, сонным чувством, что мир дружелюбен. Но это заблуждение никому не сохранить надолго, а Тее суждено было потерять его рано и безвозвратно.

Лето летело. Тея радовалась, когда Рэю Кеннеди выпадало воскресенье в городе и он мог свозить ее покататься. Среди песчаных холмов ей удавалось забыть «новую комнату» — место изматывающих и бесплодных трудов. Доктор Арчи в том году подолгу не бывал дома. Он вложил все свои деньги в шахты возле Колорадо-Спрингс и надеялся, что они дадут большую прибыль.

Осенью того же года мистер Кронборг решил, что Тея должна уделять больше внимания работе в церкви. Он высказал ей это откровенно однажды за ужином, в присутствии всей семьи:

— Как я могу настаивать на участии других девочек-прихожанок, когда моя собственная дочь так мало интересуется церковью?

— Но я пою в церкви каждое воскресенье и один вечер в неделю трачу на репетиции хора. — Мятежная Тея сердито оттолкнула тарелку в твердом намерении не есть больше ничего.

— Один вечер в неделю — это недостаточно для дочери пастора, — ответил отец. — Ты не хочешь участвовать в швейном кружке, не желаешь вступать в общество «Христианский подвиг» или в союз трезвенников. Очень хорошо, значит, ты должна компенсировать это чем-то другим. Мне нужно, чтобы кто-нибудь играл на органе и возглавлял пение на молитвенных собраниях этой зимой. Дьякон Поттер недавно сказал, что, по его мнению, прихожане больше интересовались бы нашими молитвенными собраниями, если бы на них звучал орган. А мисс Майерс не может играть вечером по средам. И к тому же кто-то должен запевать гимны. Миссис Поттер стареет и вечно берет слишком высоко. Это не отнимет у тебя много времени, но заткнет рот недоброжелателям.

Доводы отца убедили Тею, но все равно она вышла из-за стола обиженная. Семья священника сильнее, чем любая другая, ощущает страх перед злыми языками, этим бичом маленьких городков. Каждый раз, собираясь что-нибудь сделать — хотя бы купить новый ковер, — Кронборги держали совет, чтобы понять, не вызовет ли это пересудов. Мать семейства придерживалась убеждения, что люди будут болтать в любом случае и говорить что им захочется, как бы Кронборги себя ни вели. Но со своими детьми она этой крамольной мыслью не делилась. Тея все еще верила, что общественное мнение можно умаслить, что, если кудахтать достаточно усердно, куры в конце концов примут тебя за свою.

Миссис Кронборг не питала особой склонности к молитвенным собраниям и оставалась