Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич

– Но…

Рост углекислоты – это выдох.

– Это не тайна, Ян, синхронные физики не умеют хранить тайны. Вы собрались здесь, чтобы разрешить Уистлеру применить фермент LC.

Я промолчал.

– Но это вранье, – сказала Мария. – Вранье, как все…

– Почему вранье?

– Ян, не будь наивным… – Мария словно увидела что-то в глубине Объема. – Если бы «светлячковый сок» существовал в действительности, мы бы давно решили все свои проблемы. Нет, ничего нет, никаких эликсиров и конфигураций.

– Тогда…

– Тогда зачем на самом деле собирается Большое Жюри?

Мария продолжала полувисеть, держась за арматуру.

– Осторожно, – попросил я. – Не стоит… играть с высотой.

– Неужели ты веришь в эти сказки?! Большое Жюри должно санкционировать применение «жидкой свечи»… – передразнила Мария.

– Я не очень понимаю… к чему ты ведешь?

– Видишь ли, Ян… Представления общества о «жидкой свече»… скажем так, весьма далеки от реальности. Слишком овеяны романтизмом. Инжир с древа познания, паразит, обнаруженный в крови гениев…

Я приблизился к краю, заглянул.

Пятьдесят метров, не меньше. Воронка… Объем разрушен. Кажется, он действительно был выложен изнутри хром-кобальтовыми галетами, они не выдержали схлопывания…

Объем был похож на вывернутую наизнанку железную рыбу.

– А как ты попал в Большое Жюри? – спросила Мария.

– Я не особо… То есть я вообще не собирался, это… Отец и брат.

Я вспомнил.

– Отец и брат-водолаз? Они тебя уговорили?

– Нет, наоборот.

– То есть?! – удивилась Мария. – Они тебя отговаривали?!

– Два дня.

– Почему?!

Почему… Отец рассуждал про ответственность. А брат был похож на рыбу, несчастную двуротку, которую никак не мог поймать. Отец был крайне неубедителен, а брат злился, непонятно из-за чего злился, ведь я с ними не спорил. Я не собирался никуда лететь, я хотел вернуться на семнадцатую станцию к привычной жизни, к понятным людям…

– Отец боялся, что я плохо перенесу смерть, – ответил я. – Но оказалось, что это не так, оказалось, я к смерти вполне устойчив.

– Повезло…

Мария свесилась сильнее. Опасно.

– А брат?

– Брат считал, что я не справлюсь.

– Почему?

– Нарушение абстрактного мышления. С детства. Легкая форма.

– То есть?

Я более чем устойчив к смерти.

– Меня угнетает ситуация выбора. Я склонен к упрощению. Предпочитаю кратчайший путь. Затруднения с логикой и интерпретацией.

– С интерпретацией?

– Ложные выводы.

– Не замечала… Как это проявляется?

– Мне сложно действовать и мыслить самостоятельно, обычно я действую и мыслю прецедентно. Алгоритмически. Определяю наиболее вероятный вариант поведения и следую ему. Иначе…

Мои самостоятельные поступки странны, часто нелепы, так считает отец.

– Я на самом деле не замечала.

Мария качнулась.

– Осторожно, – попросил я.

Но Мария осторожничать не собиралась.

– А ведь они ему разрешат. – Мария раскачивалась. – Они ему разрешат, им деваться некуда…

Арматура сгибалась и распрямлялась. Теперь опасно по-настоящему.

– Разрешат, и тогда я не знаю…

Не умею шутить.

– Кассини против, – напомнил я. – Требуется абсолютное большинство, если хоть один против…

– Кассини против?!

Мария хохотнула. Совсем не боится высоты, отметил я. Кисть устала, пальцы могут разжаться.

– Тебе не кажется, что это было? – спросила Мария. – Что мы уже ходили… Мы ведь уже ходили?

– Нет, мы ходили у себя… В новом Институте. А здесь нет, не ходили… Знаешь, лучше все-таки…

Если сорвется, успею, поймаю за ранец, втащу на галерею.

– Лучше вернуться.

– Ты, Ян, уныл. Уныл и скучен, как я… Спасатель должен быть весел и голосист…

Мария вернулась на галерею. Сильные пальцы.

– Уговорил, – сказала она. – Скучный спасатель, плохой спасатель.

– Можем спуститься ниже, – предложил я. – Ты хотела в хранилище, тут, наверное, уже недалеко.

Библиотекарю нужны сильные пальцы, библиотекарь много работает с книгами, книги нельзя ронять. Всякая упавшая книга должна быть прочитана.

– Спасатель хочет спасать, библиотекарь хочет читать…

Мы оставили Объем, направились к лестнице. Черная звезда, Декарт и меч, лошадь, крепость, ночь и мост, Мария, кажется, устала, шагала медленно, глядя под ноги, по сторонам не смотрела. Безглазая лошадь мне опять понравилась, и Декарт, вернулись к лестнице.

На лестнице Мария сняла ранец, поставила на ступени, уселась.

– Ты сходи… – Мария указала вниз. – Что-то я… устала… Зачем я там висела… Ты посмотри, можно ли пройти, библиотека рядом, а я минутку отдышусь… Здесь, похоже, дурной воздух.

– Хорошо. Только не двигайся… никуда отсюда…

Я пошагал по лестнице, Мария осталась отдыхать на ранце, фонарь предпочел висеть над Марией.

Лестница ниже уровня V деформирована и поперек, и вдоль, мне это не особо мешало, я старался держаться ступеней со стороны стены. Проходимо. Не очень светло без фонаря, но терпимо – в облицовку стен были зашиты флуоресцирующие нити.

Лестницы, коридоры, лестницы, сломанные лестницы, пребывание в составе Большого Жюри представлялось мне иначе. Наверное, Уистлер ощущает нечто подобное, ему снятся полеты, а вокруг – лестницы и коридоры, смерть, мостовой камень. Надо что-нибудь почитать, внезапно захотелось, доберусь до библиотеки, найду «Книгу непогоды». Или «Гравитацию». «Гравитацию как мерзость», «Гравитацию как небо», буду читать, медленно продвигаясь по буквам и словам, до зимы, в детстве, перевернув страницу, я первым делом прокладывал путь по лабиринту, вверх, виляя меж слов, вверх, как спрайт тянется к небу, и лишь убедившись, что выход есть, приступал к чтению, вниз. Мы бредем и бредем по лабиринту, ищем выход, находим выход, и он оказывается коридором к следующему лабиринту, еще более запутанному и непроходимому, а потом опять коридор…

Библиотека, если верить указателям, располагалась на втором уровне. Мне почему-то думалось, что Марию на самом деле не очень интересует библиотека. Ее занимали мозаики… Дух поражения. Наверное.

На восьмом уровне лестница погружалась в воду, необыкновенно прозрачную, я видел несколько уходящих в глубину пролетов, как сквозь чистейшее стекло.

Я протянул руку, чтобы коснуться.

– Стой! – рявкнула Мария над ухом.

Я не коснулся.

Мария стояла за мной.

Библиотекарь должен иметь сильные пальцы и легкие шаги. Книги любят тишину, настоящий библиотекарь бесшумен и может ходить в темноте, не нарушая покой.

– Что? – спросил я.

– Там… вода? Ты видишь воду?

– Да… Прозрачная.

Я достал из кармана подобранный квадратик смальты, кинул в воду. Стекло беззвучно опустилось на три ступени и вспыхнуло синей искрой, словно внутри него проснулся светлячок.

– Видимо, тут были демпферные бассейны, – сказал я. – При имплозии произошел аварийный сброс, нижние уровни залило. Институт наполовину затоплен.

– Зачем нужны демпферные бассейны?

Мария оглядывалась. Мы стояли на лестнице, оглядываться бессмысленно, пролеты, можно смотреть вниз, можно вверх.

– Много причин, – ответил я. – Экстренный дамп, терморегуляция… Если жидкость мгновенно перешла в лед, это могло вызвать подобные разрушения…

Сверху спустился фонарь, стало светлее.

– Пойдем отсюда. Пора возвращаться.

– А книгохранилище? – спросил я. – Можно попробовать поискать другой путь. Не одна же тут лестница…

– Нет, – ответила Мария. – Хватит. Я устала. Я не думала… И я сегодня должна работать, так что возвращаемся.

Мария пошагала вверх, фонарь поспешил за ней, и я поспешил, сделал несколько шагов и обернулся.

Я увидел.

Внизу, на лестнице у самой воды стоял человек. Я увидел его на секунду, размытая фигура, охваченная бледным, прозрачным зеленым свечением.

Призрак.

Выгорание сот матрицы рефрактора.

Маскировочный костюм. Я подхватил кусок бетона, но метнуть не успел, человек растворился.