Дорогой мужества - Д. Хренков
— Есть, — ответил Зеленков. — На боевое задание пойдет первая рота. Это — юнги и курсанты-боцманы.
— Юнги? — спросил генерал. — А справятся ли они?
— Справятся, товарищ генерал, — ответил Пономарев. — Командует ими опытный командир лейтенант Павловский.
— А политрук роты Лапин — участник финской войны, разведчик, много раз ходил в тыл к белофиннам, — добавил полковник Ярыгин.
— Ну что ж, — после минутного раздумья решил генерал. — В добрый час!
…Наступила последняя ночь перед боем. Первую роту разместили на отдых в помещении школы. Не спится. Молодые моряки беспокойно ворочаются с боку на бок, прислушиваясь к монотонному шуму дождя.
У классной доски низко склонились над столом два друга: комсорг роты Николай Ивашкевич и поэт школы — боцман Алексей Белоголовцев. При свете чадящей коптилки они выпускают боевой листок «Полундра». Ночную тишину нарушает вдруг звонкий голос юнги Козлова:
— Не хочу спать и не буду. Комсорг, — обращается он к Николаю, — разреши, пожалуйста, Лёне Перелечу сыграть что-нибудь!
— «Раскинулось море…», «Железняка»! — раздаются голоса.
— Тихо, хлопцы! — строго говорит Ивашкевич. — Приказано отдыхать, значит нужно отдыхать. Через четыре часа подъем. Ясно?
Долговязый Перепеч, уже потянувшийся к баяну, неохотно ложится на топчан.
— Ребята, а ребята, — громко шепчет неугомонный Шура Блохин. — А здорово сегодня Кондратьев воевал с телегой.
Юнги громко смеются, вспомнив, как днем во время воздушного налета Борис Кондратьев вместо того, чтобы укрыться в щель, залез под телегу и зацепился хлястиком шинели за гвоздь в ее днище. Старшина Тарасов приказывает: «Прыгай в щель», а Борис не может отцепиться. Он вперед, и телега за ним, он назад, и телега туда же. Наконец, вырвав вместе с хлястиком добрый кусок сукна, Борис освободился от телеги и юркнул в щель.
— Ладно, хватит вам, — просит друзей Кондратьев. — Под телегу больше не полезу, это уж точно. Досталось мне от старшины за порванную шинель. Это похуже бомбежки.
В другом конце класса вполголоса разговаривают двое.
— Слушай, Гошка, — тихо шепчет, обращаясь к Дубову, Николай Милосердов. — К нам в роту прислали двух девушек, медички. Хорошенькие. Одну зовут Дора, фамилия Беликова. Она из Ленинграда, а со второй поговорить не удалось, вызвали их к лейтенанту.
— Успел познакомиться? Ну и ловок же ты. Колька. Давай спать, донжуан, утром нам не до девушек будет.
В углу у печки тихо говорят между собой Николай Зайцев и Василий Кодин.
— Коля, давай обменяемся адресами. Хорошо?
— Зачем?
— А вдруг… Если что случится, напишешь матери…
— Добро, Вася. И ты напиши, если что…
Забрезжил рассвет. Наступил день 23 сентября 1941 года. Моросил мелкий и частый дождик. Над полуразрушенным поселком, над широкой гладью Невы повис густой, серый туман. Пахло дымом и гарью. Фашисты, боясь ночных атак, каждую ночь сбрасывали осветительные бомбы и стреляли по домам поселка зажигательными снарядами.
Прозвучал сигнал подъема. Юнги окружили комиссара Зеленкова. В полинявшей от солнца гимнастерке, крепкий, загорелый, стоял он перед ними с зажатой в руке фуражкой. Внимательно осмотрел молодых балтийцев, притихших и серьезных, взволнованно заговорил:
— Друзья мои, сегодня у нас боевой экзамен. Сдавать его пойдем вместе. Это будет бой за наш родной и любимый Ленинград. Дадим же клятву отстоять его!
— Клянемся!
— Не дрогнем!
ДРАЛИСЬ ПО-ФЛОТСКИ
Под прикрытием тумана рота спустилась в глубокий овраг, по дну которого текла маленькая речушка Дубровка. Ноги по щиколотку вязли в сыпучем песке: на плечах лежал тяжелый груз — лодки, доставленные из парков Ленинграда. Над Невой рвалась шрапнель, где-то поблизости неумолчно ухали шестиствольные минометы, бешено строчили пулеметы.
Вот и берег. Осколки снарядов, шипя, бороздили мокрый песок. На реке вздымались огромные белоснежные фонтаны. Юнги спокойно, как на учениях, спустили баркасы и лодки в воду. Хотя и замирали сердца, и щемящий холодок пробегал по спинам, без суеты, быстро отошли от берега.
Минута, другая, и вот уже лодки, шурша о песчаное дно, уткнулись носом в пологий грунт у высокого и крутого берега. Высадились без потерь.
— Молодцы, хлопцы. Неву форсировали хорошо, — говорил Зеленков, обходя бойцов. — Верю, что смело пойдете в бой.
— Не подкачаем! Дадим фрицам по мозгам! — ответил за всех Алексей Белоголовцев. Высокий, широкоплечий волжанин стоял опоясанный пулеметными лентами, с гранатами за поясом.
— Силен, боцман! — с восхищением сказал Виктор Шишкин. — Ему не пулемет носить, а пушку. Донесет!
До атаки оставались считанные минуты. И вот наконец прозвучал голос комиссара:
— За Родину! За Ленинград!
— Ура-а-а!.. — взметнулось над берегом.
Юнги ринулись вперед. Перемахнули капустное поле. Вот и шоссейная дорога. И тут фашисты обрушили на смельчаков шквал огня.
Залегли балтийцы, начали отстреливаться. Особенно сильным был огонь из подбитого немецкого танка.
— Выбить гадов! — приказал Павловский.
Юнги Бар, Милосердов и Поляков по-пластунски подползли к танку и забросали пулеметчиков гранатами. Появились первые раненые — Костя Перцев, Василий Кодин. Широко разбросав руки, как бы обнимая землю, лег навечно Борис Воробьев. К тяжело раненному в живот Володе Кучаренко подползли Борис Долгополов и Николай Бабенко. Володя, прижимая руками живот, тихо стонал. Увидев товарищей, он глазами показал на черневший справа полуобгоревший сарай.
«Стреляют оттуда», — решил Долгополов и вынул из-за пояса гранату.
— Погоди-ка, — остановил друга Бабенко.
Он отполз в сторону, снял каску и приподнял ее на винтовке. Раздался выстрел. Пуля пробила каску.
— Стреляют бронебойными, — вполголоса сказал Николай.
Заметив фашистского снайпера, Бабенко долго лежал. затаясь. Наконец гитлеровец на какой-то миг показался в окошке у самой крыши. Этого и дожидался балтиец. Раздался выстрел, и, взмахнув руками, немец упал на землю.
Смело действовали юнги. Захватив противотанковое орудие. Петр Шевцов, Александр Костыренко и Алексей Белоконь повернули его в сторону врага и открыли беглый огонь по перешедшим в контратаку немцам. В это время рядом с Павловским разорвалась мина. Командир упал. Петр Шевцов метнулся к нему:
— Товарищ лейтенант!
Павловский открыл глаза, чуть слышно прошептал:
— Передайте жене…
И замолчал.
Что-то оборвалось в груди Петра. Жгучая злоба охватила юношу. Он поднялся во весь рост и бросился навстречу фашистам. Над полем боя раздался его громкий призыв:
— За командира! Бей фашистскую сволочь!
Это была тяжелая, кровопролитная схватка. Ловкость и смелость победили силу и опыт. Фашисты были выбиты из окопов у узкоколейки и шоссейной дороги. Моряки вплотную