Дорогой мужества - Д. Хренков

В те дни Москва получила последнюю весточку с Эзеля — радиограмму, данную открытым текстом. В ней была всего лишь одна фраза: «Радиовахту закрываю, иду в бой, в последний бой». На запрос: «Что делается на острове?» — радист успел передать только два слова: «Прощайте, прощайте…»　

Душою последних боев на Эзеле были командиры-коммунисты. Храбрейшим из храбрых называли товарищи комбрига Гаврилова. Петр Михайлович и его солдаты не были моряками, но они по праву разделяют бессмертную славу защитников Балтики.　

…Горстка матросов прижата к дюнам. Трехдневный бой измотал людей до крайности. Окопавшись в прибрежном ивняке, балтийцы отстреливаются редко — берегут патроны для последней схватки. И вдруг справа, из-за дюн, раздается громкое «ура!». Через мгновение в тылу фашистов показывается цепь атакующих красноармейцев. Впереди Гаврилов.　

— Ребята, не отставай от комбрига! — несется по цепи.　

Помощь подоспела вовремя.　

Где появлялся в те страшные дни человек с седыми висками и орденом Красного Знамени на гимнастерке, там исчезала растерянность, лица утомленных бойцов озаряла улыбка. Из уст в уста передавались слова, сказанные Гавриловым матросам, прижатым к самому морю: «Хлопцы, неудобно, что море нам пятки лижет. А ну, пошли — потесним фрицев!»　

И хлопцы пошли. В строй встали даже тяжелораненые. Моряки отбросили врага, прорвались к своим.　

^{Петр Михайлович Гаврилов}

В конце сентября 1941 года жена Гаврилова и его дочурка Юля чудом получили последнее письмо от Петра Михайловича. Подвергаясь ежеминутно смертельной опасности, Гаврилов писал семье: «Я жив и здоров, живу хорошо…»　

Сохранилось еще одно письмо комбрига, письмо о… кукле. За несколько дней до начала войны жена и дочь Петра Михайловича уехали в Ленинград. Зная привязанность дочери к кукле — последнему его подарку, Гаврилов в разгар оборонных работ писал Юле: «Куклу твою я каждую ночь качаю, так как она плачет и вспоминает тебя. Я ее успокаиваю и говорю, что Юля на днях приедет, тогда она успокаивается и спит. Мне с ней прямо мучение, каждый раз ухожу, как следует не поспавши. Юлечка, я думаю, что вы с мамой скоро приедете…»　

Святая ложь… Опытный командир (Гаврилов был участником советско-финской войны), Петр Михайлович прекрасно понимал, что вряд ли состоится желанная встреча. Но чтобы встретились другие отцы со своими детьми, он сделал все, что мог.　

Последний раз отважного комбрига видели у пристани. Стоя в осенней воде, он хладнокровно руководил посадкой раненых на единственный катер, бывший тогда в распоряжении защитников Эзеля.　

"ТОВАРИЩ ТЕНДЕР"　

Кому довелось воевать на Ладоге, участвовать в десантах на левый берег Невы, тот помнит небольшие кораблики-скорлупки с несколько странным названием — тендера. Это был новый, совершенно незнакомый до Великой Отечественной войны, тип судов. Создали его золотые руки ленинградских корабельных дел мастеров. Мелкосидящие, умевшие хорошо маневрировать, тендера доставляли осажденному Ленинграду грузы, а в дни наступления были незаменимы в десантных операциях.　

На Балтике эти суда уважительно называли «товарищ тендер». Политуправление флота даже листовку выпустило под таким названием.　

Гитлеровцы при всяком удобном случае стремились расправиться с бесстрашными тружениками моря. Так было и в один из осенних дней 1941 года. В порт Осиновец шел небольшой караван. Его атаковала группа фашистских самолетов. В это же время поблизости находился тендер Малофеевского. На вооружении старшины и его подчиненных Гребешкова, Веселова и Слабожанина был один автомат и три винтовки. Казалось, вступить в бой с таким оружием против самолетов бессмысленно. Но экипаж тендера рассудил иначе. Драгоценный груз — хлеб для Ленинграда — находился в опасности, нужно было выручать караван. И тендер отважно начал бой. С его крохотной палубы к головному фашистскому самолету протянулась огненная трасса.　

Удивленные такой отвагой, воздушные пираты решили разделаться со смельчаками. Два «мессершмитта» с ревом устремились к тендеру. Малофеевский, искусно маневрируя, стал отвлекать врага от каравана. Удивление сменилось злостью, когда гитлеровцы вновь увидели на тендере вспышки винтовочных выстрелов. Фашисты засыпали тендер снарядами и пулями. Был ранен Слабожанин. Пуля пронзила грудь Гребешкова. Но моряки продолжали вести огонь. Дважды раненный, Малофеевскнй вел тендер вперед.　

Летчики сделали еще несколько заходов и… израсходовали весь боезапас. Караван был спасен. У истекающего кровью героя старшины хватило еще сил заделать пробоины и перевязать раненых товарищей…　

Громкая, заслуженная слава окружала тендеристов. Хорошо сказал о них однажды летчик истребитель, барражировавший и зоне высадки десанта с тендеров:　

— Я видел в бою мужество моих товарищей. Сами понимаете, профессия истребителя требует и крепких нервов, и умения не зажмуриваясь смотреть в глаза смерти. Но наивысшее напряжение у нас длится секунды, самое большое минуты. А у экипажей тендеров оно исчисляется часами. Я часто летал над ними, видел, как бьют по ним, а они хоть бы что, знай себе идут вперед, в самое пекло.　

Отважные, бесстрашные люди воевали на тендерах. Во время одной операции тендер комсомольца Александра Коровина совершил к берегу, занятому неприятелем, 73 рейса. Три дня и три ночи без перерыва доставлял он к месту высадки десанта бойцов, снаряды, пулеметы и минометы. И все это делал под огнем. «Бронированным» прозвали своего старшину после этого боя тендеристы.　

В дневнике тендериста Федора Светлова, погибшего смертью храбрых на Чудском озере в дни боев за Ленинград, была сделана такая запись: