Отречение - Алиса Клима
– Это идеализм, – не унималась Алина Аркадьевна. – Мир так жесток, Ксюша.
Ясюнинская отпила несколько глотков и закатила глаза от удовольствия.
– Да, это так! – сказала она, словно произнося слова из роли. – Но ты не подстелешь везде, где она может упасть. На все твои тридцать три рецепта найдется тридцать четвертый недуг! Посмотри на нее как на независимого человека, как на личность, отдельную судьбу, а не часть себя.
Алина Аркадьевна махнула рукой и выпила наливки.
– Наливка и правда хороша, – улыбнулась наконец она. – Как мне на нее смотреть как на личность? Я же помню ее крошечным комочком на моих руках! Помню ее первые шаги…
Ясюнинская села на край стола.
– С тех пор, как она сделала первые шаги, она уже была смертельно влюблена в того военного, побывала женой, пошла на работу, где ее ценили и уважали. И, главное, – Ясюнинская перешла на шепот, – проявила решительность и отвагу, пытаясь помочь Мите и Алеше. Когда я читала ее письма, я видела взрослеющую женщину, увлеченную важным делом. Я не видела между строк ни слова жалобы или меланхолии, разочарования или упаднических настроений. Напротив! В ее письмах я видела возрождение духа, надежду, устремление вперед. И теперь, когда ты паникуешь из-за ее влюбленности, я могу сказать лишь одно: браво, Вера! Неужели ты допускаешь, что Вера могла бы полюбить и связать свою жизнь с недостойным человеком?
Алина Аркадьевна была в смятении. Она чувствовала правоту подруги с ее способностью смотреть на ситуацию более отстраненно.
– Если ты ей не доверяешь, я могу понять твои опасения. – Ясюнинская закурила и выпустила струйки дыма. Те поплыли на фоне горящего торшера у дивана, образуя причудливые изгибы и формы. – Но если ты веришь в искренность Веры, в ее цельность, ты не должна сомневаться и в ее выборе. Ведь выбор Киры не вызывает у тебя предубеждений. Так почему же Вера?
Алина Аркадьевна пожала плечами.
– Но, Ксюшенька, при всей моей материнской любви и доверии к ним обеим я не могу не признать, что Вера склонна все же делать не очень правильный выбор, когда речь идет о мужчинах. – Алина Аркадьевна предусмотрительно подлила себе наливки, и хоть она еще была взволнована, в душу ее постепенно приходил покой. – Как она обошлась с Подушкиным… Это из-за нее он уехал в Ташкент. Сначала она флиртовала с ним, потом влюбилась в Григория и объявила Подушкина другом. А ее брак? Это же просто акт протеста! Обнадежила мужчину, свела его с ума, пошла с ним под венец и через три месяца сбежала. Не знаю, как еще отважилась тогда с ним поговорить, а Паша ее простил. Всем назло вышла замуж, чтобы забыть… Ах, – Алина Аркадьевна театрально склонила голову и подперла висок пальцем. – А ее одержимость Ларионовым! Знала бы ты, как мы все намучились, живя со всем этим столько лет. Бедняжка считала, что я не знаю, что все эти ее грубые слова в его адрес и напускное безразличие были ложью. Она вздрагивала при каждом звонке в дверь и все таяла на глазах…
Ясюнинская развела руками.
– А чем, собственно, был неправилен ее выбор? Она была неправа, что вышла замуж, но муж-то ее был вполне приличный и хороший человек, как я помню. Она просто не любила его.
Алина Аркадьевна машинально кивала, как игрушечный слоник.
– А ее любовь к Ларионову, – Ясюнинская наморщила лоб, – что ж тут было плохого? Ты сама говорила, что он тебе пришелся по душе.
– И что вышло? – в чувствах сказала Алина Аркадьевна. – Сбежал, исчез, забыл, вычеркнул ее из сердца. Это было так ужасно! – Алина Аркадьевна прослезилась.
– Он вычеркнул ее из жизни, но мог и не вычеркнуть из сердца, – сказала спокойно Ясюнинская. – Мы этого не знаем и не узнаем. Но его побег, как ты говоришь, можно тоже понять и объяснить. Это не говорит о его порочности. По всей видимости, они с Верой очень схожи характерами: нашла коса на камень, как говорится. Оба оказались слишком гордыми и мнительными. Да и юность, глупость, максимализм… Сколько им было лет!
– Да, – протянула Алина Аркадьевна. – Он был еще очень молод, одинок, привык к скитаниям и решительным действиям. Он из тех, кто рубит сплеча. А Вера – так та вообще была дитя. Я почувствовала тогда, Ксюша, что он в нее был искренне влюблен. И поэтому я не могла смириться с его уходом навсегда, как и Вера. Я точно знаю – именно это ее терзало. Она так хотела услышать от него хоть слово. Хоть одно объяснение или прощание. Но он просто исчез.
Ясюнинская погладила подругу по волосам.
– Мы не узнаем истинных причин такого его поведения. Но Вера ведь смогла преодолеть эту травму, дорогая. А это – главное.
– Да, – пожала плечами Алина Аркадьевна, – она смогла. Но сколько это стоило ей и всем времени и сил! Он был нам очень приятен. Только я замечала в нем какую-то грусть. Она всегда чувствовалась в нем, даже когда он улыбался. Я видела, как устремился он к Вере. Это был искренний порыв. Но потом я усомнилась. Мужчины так поверхностны и непостоянны. Это Вера думала о нем день и ночь. А он наверняка быстро остыл. – Алина Аркадьевна немного помолчала, чувствуя все еще странное сожаление о том случае. – Интересно, что стало с ним? Где он сейчас? – вдруг вымолвила она в задумчивости, не понимая, что могло вызвать в ней такую волну воспоминаний о Ларионове.
За дверью что-то упало. Женщины переглянулись.
– Степанида опять подслушивает, – покачала головой Алина Аркадьевна, подняла со стола карту с королем пик [35] и долго вертела ее.
Глава 15
Когда Ларионов и Туманов вошли на веранду, был уже сервирован длинный обеденный стол, вокруг которого выстроились стулья в светлых чехлах, идеально чистые и накрахмаленные. Там уже были и сам Сталин, и Берия, и Микоян, и Молотов, и Поскребышев, и еще двое незнакомцев. Только в тот момент, когда Ларионов увидел Сталина, он вдруг ощутил, как его словно пронзил разряд тока и сердце превратилось в поршни спортивного автомобиля.
Сталин неспешно обернулся на вошедших, и Ларионов