Измена. Ты не защитил меня - Энди Дорн

Везде следы нашей прежней жизни. На кухне стоят витамины для беременных, которые я так добросовестно принимала каждое утро. В шкафу висят вещи для беременных, которые мне теперь не нужны.

Весь дом пропитан памятью о той жизни, которой больше нет.

— Ксюш, — осторожно говорит Максим, входя в гостиную, где я стою у окна. — Может, нам стоит убрать детские вещи? Пока что. Чтобы тебе было легче.

Я поворачиваюсь к нему. На его лице написана такая осторожность, словно он боится, что неосторожным словом может меня сломать окончательно.

— Нет, — говорю я. — Не трогай ничего.

Он кивает, хотя я вижу в его глазах непонимание. Он думает, что эти вещи причиняют мне боль. И он прав. Но убрать их — значит окончательно признать, что Артема больше нет. А я еще не готова к этому.

— Хорошо, — соглашается он. — Как скажешь.

Повисает неловкая пауза. Мы стоим в одной комнате, но между нами пропасть. Я не знаю, как ее преодолеть. Не знаю, хочу ли преодолевать.

— Я схожу в магазин, — говорю я внезапно.

Максим вздрагивает от неожиданности. Это первые слова, которые я произношу по собственной инициативе за все эти дни.

— Я с тобой, — тут же откликается он.

— Нет. Я сама.

— Ксюш, ты еще слабая…

— Я сказала — сама.

В моем голосе звучит такая решимость, что он не решается спорить.

Мне нужно побыть одной. Подышать воздухом, который не пропитан нашими воспоминаниями. Попытаться почувствовать себя живой.

На улице март уже чувствуется во всем. Снег почти растаял, воздух стал мягче, день длиннее. Весна. Время обновления, новой жизни. Как же неуместно это звучит сейчас.

Я медленно иду по знакомым улицам, и каждый шаг дается с трудом. Весь мир кажется каким-то неправильным. Люди смеются, торопятся по своим делам, живут обычной жизнью, словно ничего не произошло. А у меня внутри все умерло.

В магазине я беру корзину и бесцельно брожу между рядами. Хлеб, молоко, овощи. Самые простые вещи, которые нужны для жизни. Но зачем они мне, если жить не хочется?

У кассы передо мной стоит молодая женщина с коляской. Малыш спит, уткнувшись носом в мягкую игрушку. Ему месяца три, не больше. Крошечные пухлые щечки, длинные ресницы, маленькие кулачки. Такой же, каким должен был быть мой Артем.

Я не могу отвести взгляд. Боль внутри становится невыносимой, но я продолжаю смотреть. Женщина поправляет одеяльце, нежно гладит малыша по головке, и на ее лице такое счастье, такая любовь…

Такой должна была быть я.

Слезы внезапно подступают к горлу. Я бросаю корзину и выбегаю из магазина, не обращая внимания на удивленные взгляды.

На улице дышу жадно, судорожно. Весенний воздух обжигает легкие, но это лучше, чем задохнуться от собственной боли.

Домой иду медленно, останавливаясь у каждой скамейки. Ноги слабые, голова кружится. Наверное, Максим был прав — рано мне еще одной по улицам ходить.

Когда добираюсь до дома, Максим встречает меня у двери с виноватым лицом.

— Прости, Ксюш, — говорит он. — Я волновался, хотел за тобой проследить, но потом решил, что ты на меня рассердишься…

Я киваю, проходя мимо него в прихожую. Мне все равно — следил он за мной или нет. Мне вообще все равно.

— Ты ничего не купила, — замечает он, глядя на мои пустые руки.

— Забыла, — говорю я и иду в спальню.

Но вместо того, чтобы лечь на кровать, как обычно, я останавливаюсь у шкафа. Внезапно мне хочется навести порядок. Не знаю почему, просто руки сами тянутся к вещам.

Может быть, это способ почувствовать себя нужной. Полезной. Живой.

Я открываю шкаф и начинаю перебирать одежду. Мои платья, блузки, джинсы. Рубашки Максима. Его костюмы, галстуки, футболки. Все смешалось за эти дни, пока я лежала пластом, а он жил один в этом доме.

Беру стопку его рубашек. Они помятые, несвежие. Некоторые явно ношеные. Отношу их в ванную, включаю стиральную машину. Кондиционер, стиральный порошок, привычные движения. Что-то простое, понятное, не требующее размышлений.

Максим появляется в дверях ванной.

— Ксюш, не нужно, — говорит он мягко. — Отдохни. Я сам справлюсь.

— Мне нужно что-то делать, — отвечаю я, не поворачиваясь к нему.

Он не настаивает. Понимает, что это мой способ справляться с болью.

Я сортирую рубашки по цветам, проверяю карманы перед стиркой. Привычка, которую мне привила мама еще в детстве — всегда проверяй карманы, а то потом в стиральной машине найдешь бумажки или монеты.

Первая рубашка — карманы пустые. Вторая — тоже. Третья…

Мои пальцы нащупывают в нагрудном кармане сложенную бумажку. Достаю ее, разворачиваю.

Чек из ресторана.

Сначала я не понимаю, что это значит. Просто читаю строчки, не вдумываясь в смысл.

Ресторан «Гранд Палас».

Дорогое место.

Дата чека… Я всматриваюсь в цифры, и сердце начинает биться быстрее.

19 февраля.

За день до того вечера. За день до того, как меня ограбили в переулке.

Позиции заказа:

"Устрицы — 2 порции.

Лобстер — 2 порции.

Вино «Дом Периньон» — 1 бутылка."

Очень похоже на романтический ужин. Но меня на нем не было.

Рука начинает дрожать. Бумажка шуршит в пальцах.

Максим был в ресторане 19 февраля. С кем-то. Ужинал устрицами и пил дорогое шампанское, пока я дома читала книжки о беременности и гладила свой округлившийся живот.

А на следующий день, когда я шла домой в темноте и звонила ему, умоляя ответить, он не поднимал трубку.

— Ксюш, что случилось? — голос Максима доносится словно издалека.

Я поворачиваюсь к нему. Он стоит в дверях, и на его лице тревога. Наверное, я выгляжу странно.

— Это что? — говорю я, протягивая ему чек.

Максим берет бумажку, и я вижу, как меняется его лицо. Сначала непонимание, потом узнавание, потом ужас.

— Ксюш, я могу объяснить…

— С кем ты был? — голос мой звучит на удивление спокойно.

— Это… это был деловой ужин. С клиентом.

— Устрицы и шампанское с клиентом?

Он молчит, и это молчание говорит больше любых слов.

— С кем, Максим?

— Ксюша, прошу тебя…

— С КЕМ⁈

Крик вырывается из моего горла сам собой. Вся боль, вся ярость, которые я держала в себе эти дни, вдруг находят выход.

Максим вздрагивает, отступает на шаг.

— С Викой, — говорит