Руины (ЛП) - Уэст Джиллиан Элиза

— Это древнее слово, уходящее корнями в один из самых первых языков этого мира.

После его слов повисла тишина. Взгляд Сидеро стал отстранённым, брови снова нахмурились.

Я подалась вперёд, настойчиво повторив вопрос:

— Да, но что оно значит?

Он прикусил внутреннюю сторону щеки, глубоко вздохнул и, наконец, сдался, устремив на меня прямой и пристальный взгляд.

— Оно означает «королева».

* * *

Я не знала, сколько времени простояла перед книжным шкафом, уставившись на тонкий дневник, который спрятала между двумя большими кожаными томами. Достаточно долго, чтобы свет за окном потемнел, а огонь в камине разгорелся вовсю.

Правда.

Что такое правда? Потому что бог, которого меня учили бояться и ненавидеть, не был тем, кого я видела в городе душ. Тот бог говорил мягко и смотрел на своё королевство, на его серые стены и мёртвые травы, с таким неудовольствием. Его глаза были наполнены благодарностью за Лану и заботой о душе, о которой он говорил кратко.

— Оралия? — голос Сидеро вывел меня из раздумий.

Звук того, как поднос ударился о деревянную поверхность, подсказал, что он принес ужин. Но я не отвела взгляд от книжного шкафа.

— Что бы ты сделал на моём месте? — прошептала я, проводя пальцами по корешку кожаного дневника, прежде чем вытащить его с полки.

Лёгкие шаги отозвались эхом по комнате, и вскоре Сидеро встал рядом, заглядывая через плечо.

— Я бы прочитал, миледи. Освободите себя из тюрьмы лжи, в которую вас заключили.

Не отвечая, я открыла дневник на последней странице с записями, хотя после неё оставалось множество пустых страниц. Аккуратный, наклонный почерк на странице заставил меня поёжиться, словно призрак автора был в комнате.

Мой отец.

Хотя я и смеялся, когда она впервые дала мне этот дневник, Перегрин сказала, что это поможет мне «сосредоточить ум в настоящем моменте». А я всегда выполняю её приказы, ведь она моя королева. Должен признать, что писать от руки действительно помогает мне (да, ты снова оказалась права, как всегда), и поэтому я продолжаю.

Однако я беспокоюсь, что то, что я пишу здесь, однажды станет нашей погибелью — моей и Перегрин. Но это риск, на который я должен пойти, чтобы избавиться от страхов, преследующих меня.

«Пиши», — приказывает моя королева, моя любовь, и потому я продолжаю.

Я должен быть сильным и смелым, как она. Должен сосредоточить свой разум и свою магию, если мы хотим выбраться отсюда живыми — чтобы однажды мы могли видеть, как наша маленькая девочка растёт без страха перед разрушением, руинами или возмездием, которое приносит правда.

Завтра мы бежим.

ГЛАВА 22

Ренвик

Спустя несколько часов после ухода из Ратиры, я сидел в библиотеке, прижимая бокал ко лбу и устремив взгляд в пылающее пламя камина. Пульс уже успокоился, но мысли продолжали кружиться вокруг жизни в Инфернисе. Запах оливкового дерева, казалось, всё ещё витал вокруг. Образы лиц душ, озарённых радостью, разрывали остатки моего сердца на части благодарностью.

Эта благодарность эхом отзывалась во мне вместе с воспоминанием о тепле, которое пронизывало мои вены. Желание прикоснуться к ней, ощутить её тепло на своей ладони, почувствовать биение её сердца на своей коже после веков холода, охватывало меня с удушающей силой.

Библиотеку окутывала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня. Внутри меня бурлила тьма, словно обретая собственную жизнь. Это была сила, более тёмная, чем моя магия. Горе цеплялось за мои кости, протягивая когти к чему-то, чего я не мог постичь.

Дверь скользнула в сторону, и я услышал мягкие шаги, приглушённые толстым ковром. Шаги приближались, и я задержал дыхание, ожидая осуждения, которое наверняка выскажет Сидеро. Но, когда никакого осуждения не последовало, я вздохнул.

— Что такое?

— Это правда… что они любили друг друга?

Я вздрогнул, обернувшись в кресле, чтобы увидеть Оралию всего в нескольких шагах от себя, с плотно прижатым к груди кожаным дневником Зефа. Её волосы, ранее собранные в пучок, теперь ниспадали волнами вокруг лица, как будто она не раз проводила по ним руками. Под глазами тянулись глубокие фиолетовые тени, уголки глаз были напряжены, пока она смотрела на меня с явным опасением.

Она покачалась на пятках, её щёки вспыхнули от смущения.

— Я… забудь. Прости, что побеспокоила.

Звёзды, какой же я идиот. Вскочив на ноги, я схватил её за запястье прежде, чем она успела сделать шаг. Она тихо выдохнула, а на щеках появился румянец. Тепло. Вот оно, тепло под моей ладонью, которое ползло вверх по руке и оседало в сердце.

Я сглотнул.

— Ты просто застала меня врасплох… Я не ожидал тебя.

Медленно она повернулась ко мне. Её запястье выскользнуло из моей хватки, оставляя за собой лёгкое дрожание силы от нашего прикосновения. Она разжала пальцы, а затем снова прижала руку к дневнику на своей груди, изучая моё лицо.

— Ты сказал прийти, когда я узнаю правду.

Облегчение накрыло меня, даже несмотря на то, как её губы изгибались, произнося последние слова. Её глаза были красными, а кристальные слёзы блестели на ресницах. Я жестом предложил ей занять кресло напротив, и сел сам. Она аккуратно устроила юбки вокруг себя, почтительно положив дневник на колени, словно это был бесценный артефакт. Тёмные полумесяцы шрамов на её запястьях вспыхнули в голубом свете огня, пока она двигалась.

— Это от демони, который укусил меня, — тихо объяснила она, следуя за моим взглядом.

Мои губы сжались в жёсткую линию, пока я рассматривал шрамы, изуродовавшие её бледную кожу. Знак того, что её сила была не только силой Эферы. На её лице мелькнуло самоуничижение, и она попыталась как могла прикрыть эти отметины руками.

Я не знал, что сказать. Поэтому, вместо слов, я прочистил горло и сделал долгий глоток из бокала в руке.

— Да, они очень любили друг друга, — сказал я, прежде чем смог остановить себя, и слова потекли дальше. — Сильнее, чем любил кто-либо другой с тех пор, как существует время.

Уголок её губ дрогнул, словно на мгновение она пыталась улыбнуться. Это был первый раз, когда я видел даже тень улыбки на её лице. Звёзды, это был первый раз, когда мы находились в одной комнате больше минуты, не кидаясь друг на друга. Повернувшись ко мне корпусом, она положила ладони на кожаную обложку дневника у себя на коленях.

— Расскажи мне что-нибудь о них, — попросила она таким тихим голосом, что я почти почувствовал, как она боится моего отказа.

Я поставил бокал на маленький столик между нашими креслами, борясь с ледяной бронёй, которая заковала моё сердце.

— Что именно ты хочешь узнать?

На это её лицо озарилось широкой, ослепительной улыбкой. Хотя я видел солнце всего несколько дней назад, эта улыбка ощущалась, как будто я снова наблюдаю его восход в первый раз. Волнение, благоговение и ликование закружились внутри меня. Но, как только эти чувства поднялись, скорбь вонзила в них свои острые когти, утаскивая обратно в глубину.

Её улыбка тоже дрогнула. Она несколько раз моргнула, прежде чем глубоко вдохнуть и тихо ответить:

— Всё.

ГЛАВА 23

Оралия

Я была удивлена, насколько тепло Подземный Король говорил о моих матери и отце. То, как смягчались его черты, когда он произносил их имена, как он щурил уголки глаз от воспоминаний. Редкий, тихий смех, который он иногда издавал при упоминании какого-нибудь эпизода, удивлял больше всего.