Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич
– Это да, все по кругу, и снова по кругу… Чем-то напоминает «Гадание на рыбьих костях», но, на мой взгляд, сильнее…
Как лошадь в манеже. Мария не спешила в лифт.
– А чем все заканчивается? – поинтересовался я. – Майлз приходит к каким-то определенным выводам? Про дождь, двадцатое число и эвристические драги?
Про дождь, нумерологию, эвристические бури, возможно, я не прав, прочитать «Книгу непогоды» стоит. Мария достала платок и вытерла лоб, хотя жарко определенно не было.
– Ты как себя чувствуешь? – спросил я на всякий случай.
Мария сняла очки, протерла линзы клетчатым платком.
– Мне кажется, нас все-таки догоняет акклиматизация… Легкий озноб.
Дель Рей в одной из своих поздних работ задавался вопросом, как на историю и перспективы человечества влияет форма нашей Галактики. В шутку, разумеется, не углубляясь в высшую топологию. Дель Рей утверждал, что форма, безусловно, определенное влияние оказывает, мы видим явные признаки этого: сила, что закручивает в спираль раковины моллюсков, стягивает в вихри математические множества и тысячелетиями водит человечество по унизительной безвыходной спирали, эта сила присутствует в мире вполне зримо. Дель Рей благоразумно не пытался объяснить ее суть и механику, хотя другие, надо признать, отдали дань таким самоуверенным попыткам…
Мария поглядывала на меня, протирая дужку фиолетовых очков.
– Мы приблизительно можем представить, как реализуются причинно-следственные связи в Магеллановом облаке, в эллиптических и линзовидных галактиках, но вот что творится в tr-скоплениях или в галактиках неправильной формы?
Мария продолжала тщательно протирать очки.
– Вот представь: Уистлер, Штайнер и прочие физики завтра решают проблему синхронизации и берут под контроль поток Юнга. И мы получаем возможность мгновенного броска в любую точку обозримой Вселенной. И мгновенно переносимся… допустим, в созвездие Эридана. А там…
– Что же там?
Мария надела очки, снова сняла. Солнечная активность, Рея не заходит за горизонт.
– Не знаю, – ответила Мария. – Там все иначе, там другие небеса, другие реки, лед обжигает, вода суха, как песок, укус комара вызывает не зуд, а напротив, невероятно приятен…
Шутка. Я хотел, чтобы Мария оставила очки, перестала нервничать, мне не нравится, когда рядом слишком нервничают, я, к сожалению, не умею шутить и сглаживать обстановку.
– Уистлера, Штайнера, Дель Рея пьют ненасытные комары Эридана, и с каждым укусом волны невыносимого блаженства возносят их выше, выше, к облачным берегам Ахерона. Ты развеселил меня, Ян, ха-ха.
Мария надела очки.
– Дель Рей мертв, – напомнил я.
– Это не факт в логике Эридана. – Мария вошла в лифт. – Поедем, Ян. Нам пока еще вверх.
Я вошел за ней. Лифт полетел вверх. Описывать выбранный день каждого года – не такая уж нелепая идея.
– Порой мне кажется, что мы плотно увязли в логике… пусть Эридана… некоторые из нас. Кто смеет утверждать, что космос не оставил на нас свое клеймо… это не так смешно, как мне представлялось раньше… Ты слышишь их, Ян? Они… они давно утратили интерес к человеческим вещам, они заполняют пространство, видят во снах сову, сову, снова сову…
Стены кабины лифта напоминали осиное гнездо, я потрогал их, ощутив под пальцами неровную теплую поверхность, как у меня в комнате.
Дель Рей мертв.
В холле двадцать восьмого уровня находились двое. Уистлер рвал в мелкие клочки плотную синюю бумагу, Штайнер скептически за этим наблюдал, спрятав руки в карманы пиджака, оттопырив в стороны локти.
– …и утверждают, что синхронная физика антинаучна, ибо практически отрицает эволюцию, – говорил Штайнер. – Вместо пути терпеливого восхождения она предлагает попросту оказаться на вершине. Переход четвертого порядка, трансформацию качества вне прирастания количества. Шанс, что это реализуемо на нашем уровне техники… Один из миллиона. То есть мы должны признать, что это абсолютно безнадежное дело. Синхронная физика возникла на тысячу лет раньше своего срока. Может, на три тысячи. Или на пять. Отсюда основной вопрос – имеет ли смысл заниматься абсолютно безнадежным делом? Конкретно нам – тебе, мне, остальным. Даже в случае успеха мы с тобой не пожнем его плоды, Вселенная будет принадлежать тем, кто придет позже…
– Имеет смысл заниматься лишь безнадежными делами, – возразил Уистлер. – Человек, мой дорогой Курт, создан для проблем, и я, если уж быть откровенным, не вижу этому достойных альтернатив…
С некоторым опозданием они заметили нас, улыбнулись, Уистлер приветственно помахал рукой. Листы Уистлер вырывал из толстой книги в матерчатой обложке, с заметным красным корешком.
Мы подошли.
Уистлер продолжал рвать бумагу, книгу для удобства поместил под мышку.
– Вы весьма кстати, – объявил Штайнер. – Мария, обуздайте немедленно этого вандала, он уничтожает явно ценные библиотечные материалы…
Мария выхватила у Уистлера книгу.
Без названия на обложке, тяжелая, плотная, толстый кожаный корешок, надежная книга, Мария открыла наугад, спугнула притаившуюся между страницами пыль.
– «…И после того, пользуясь моей тяжелой болезнью и давней сухорукостью, похитил козу, топор с красной ручкой и полтора фунта сахара…» – прочитала Мария.
– Зачем ему коза и сахар? – спросил я.
– Кому? – спросила Мария, листая книгу.
– Сухорукому похитителю.
Уистлер усмехнулся, я едва не чихнул.
– Да какая разница! – воскликнул Штайнер. – При чем здесь былой похититель?! При чем здесь топор?! Он нашел книгу в библиотеке, а теперь ее уничтожает! Меня он отказывается слушать…
– Разумеется, – вставил Уистлер. – Вы мне не начальник и не можете приказать напрямую.
– Книга изъята из библиотеки, принадлежащей Институту Пространства, – заметил Штайнер. – Это моя ответственность.
– На ней нет библиотечного идентификатора, – заметила Мария. – Значит, это книга в общественном достоянии, к Институту она отношения не имеет.
Уистлер продолжал настойчиво рвать бумагу.
– Это копия, – предположил я. – Ничего страшного, пусть рвет.
– Увы, – сказал Штайнер. – Это однозначно оригинал.
– С чего вы взяли? – спросила Мария.
– Здесь неоткуда взяться копии – все репликаторы на территории Института две недели как не работают, – ответил Штайнер. – Сбой конвертеров слоя, техники пытаются наладить…
– Сбой конвертеров слоя? – с тревогой спросила Мария. – Это возможно?
– Увы, на Регене возможно. Конвертеры требуют прецизионной точности, а у нас здесь поля, у нас динамика, актуатор, магнитные бури, «Тощий дрозд»… они настраивают навигационные машины, поэтому да, такое случается, к сожалению. Но мы все устраним, обещаю, инженеры работают…
Я вспомнил репликатор в столовой. Попросить у Уистлера зажигалку и сделать себе такую же. Уистлер выхватил книгу у Марии.
Резко, пожалуй.
Я вопросительно взглянул на Марию, но она едва заметно помотала головой.
– Ты только обещаешь, – сказал Уистлер. – И ничего не делаешь…
Я хотел спросить, зачем уничтожать непонятные записи о похищении козы, но подумал, что правду Уистлер все равно не ответит.
– Это копия, – глупо повторил я.
– Он не стал бы уничтожать копию, какой в этом смысл? – печально произнес Штайнер. – Это, безусловно, оригинал… Ты не ответил – имеет ли смысл заниматься безнадежным делом?
Мария оглядывала холл двадцать восьмого уровня. Холл отличался размерами и светом – если на нашем уровне светились сами стены, то здесь свет тек из потолочных разрезов, отчего казалось, что холл заполнен мраморными водопадами, белыми и притом прозрачными, я с трудом удержался, чтобы не шагнуть к ближайшему световому потоку, не войти в него.
– Настоящий альпинист выбирает исключительно неприступные вершины, – заявил Уистлер. – Ян, ты когда-нибудь спасал альпинистов? На Путоране ведь горы… во всяком случае, скалы. Многочисленные возвышенности.
– Альпинистов почти не осталось, – ответил я. – А те, что остались, не интересуются Путораной, зачем Путорана, у них теперь Фарсида. Так что я альпинистов не спасал, но несколько раз спасал спелеологов. Сейчас это популярное увлечение.