Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич

После событий в Патагонии Кирилл решил взять интеллектуальную паузу, заняться более спокойной деятельностью и поступил на спасательную станцию номер семнадцать, сектор Азия, стал старшим смотрителем.

– Что?! – громко спросила Мария. – Они ставили «Книгу непогоды»?

– Они? Да… Кирилл ворвался на сцену и сбросил Ромеро в оркестровую яму. И в Патагонию после этого полетел… И там получилось еще хуже, они в Патагонии… проявили не лучшие качества. Они заблудились…

А вот в Патагонии было страшно.

– Как можно заблудиться в коридоре? – спросила Мария. – Это возможно?

– На самом деле заблудиться довольно легко…

Это действительно легко. Если на стенах отсутствуют указательные знаки и направление не выделено цветом, достаточно остановиться, посмотреть направо, посмотреть налево, сделать поворот кругом, все, вы уже не знаете, в какую сторону идти.

– Мы могли развернуться и не заметить этого, – сказал я. – И теперь мы можем возвращаться к актуатору…

– Если бы мы развернулись, то давно вышли бы к скамейке и вешалке, – резонно заметила Мария. – Но мы не вышли, я не вижу ни того, ни другого. Почему тогда…

– Кто-то идет, – перебил я.

Штайнер. Шагал необычно, словно пробирался через лес по звериной тропе, осторожно, ожидая нападения.

Штайнер, увидел нас и замер, остановился в нескольких метрах, вглядывался то в меня, то в Марию, не решаясь приблизиться. И мы.

– Прекрасный день, – будто спросил Штайнер.

– Прекрасный день, – ответила Мария.

Но неуверенно.

– У вас все в порядке? – издалека спросил Штайнер.

– Да, все прекрасно.

Штайнер сделал шаг навстречу, мне показалось, что Мария хотела отступить, но удержалась.

– Осматриваем Институт, – пояснил я.

– Осматриваем, – подтвердила Мария. – Давно собирались…

– Я так и думал… Вы… хорошо себя чувствуете? – вкрадчиво спросил Штайнер.

– Да что случилось-то?! – занервничала Мария.

Аспирантка Ильина оставила философский факультет и увлеклась сельским хозяйством, садоводством.

Кирилл, старший смотритель станции, говорил, что ни разу в жизни не пугался по-настоящему, говорил, что на Земле не осталось настоящего страха. Мы на семнадцатой станции считали, что Кирилл преувеличивает. Сейчас я думал, что Кирилл был прав.

– Шуйский… насторожился. Судя по датчикам, вы с Яном ходите по коридору взад-вперед. Три часа, – ответил Штайнер.

Книги непогоды

Мне снились прозрачные сны.

Я почти не вижу снов, лишь изредка, как правило, ранней весной, когда засыпаю после обеда в своей комнате, освещенной солнцем, сегодня мне снился город: высветленные солнцем стены, плоские и белые крыши, двухуровневые римские акведуки, синие ручьи и рельсы, в городе обязательно присутствовали рельсы, я любил по ним ходить и любил светящийся воздух моих снов, живой, приближающий все предметы.

Снаружи гость; как и прочие, не дожидаясь моего разрешения, Уистлер вошел.

– Так видел сову? – спросил Уистлер.

– Я…

– А Маши, между прочим, в своем номере нет. Я решил провести экскурсию по Институту, сводить вас к актуатору, но Маша…

– Ей нездоровится, – сказал я. – Она не космический человек, такие есть. Ты же сам видел, не до конца восстановилась.

– Да, знаю. А еще полярный день… Незаходящее солнце – крайне мучительная штука.

Я никогда не видел настоящие рельсы, только во сне.

– Это, конечно, странно… Но вокруг много чего странного, часто мы даже не осознаем этого… Ты замечал, что Мария весьма похожа на Штайнера?

– На Штайнера?

– Да. Губы, глаза, уши, руки, у них удивительно одинаковые руки. Моя прабабушка умела предсказывать судьбу по форме рук, как ты думаешь, это возможно?

– Не знаю… Есть много необъяснимых вещей, ты сам…

Я рассказал про старшего смотрителя семнадцатой станции Кирилла и его фантастические похождения с группой хищного профессора В., Уистлер рассмеялся.

– Ты давал подписку? – уточнил он. – «Информация, доступ к которой вы получили как в процессе работы Большого Жюри, так и во время пребывания в системе Реи и на объектах Института Пространства, является конфиденциальной и разглашению не подлежит».

– Давал…

– Программа «Мельница», – пояснил Уистлер. – Запущена пятьдесят лет назад под эгидой Мирового Совета. Эмуляция научной, культурной и общественной деятельности с целью поддержания стабильности и социального здоровья. В Совете не дураки, Ян, все предусмотрено на тысячу лет вперед, каждый ход… Студенты занимаются нелепыми исследованиями в области антропологии, социологии, психологии… других наук, создается образ научной деятельности и осмысленности бытия. Ян, ну сам посуди, какая в наши дни социология?

Скамейка и поручень.

– Твой друг-спасатель чем занимался – искал потомков Кранаха или изучал старинное пожарное оборудование? Неважно чем, это камуфляж. Маскировка тупика. Малое молчание. Если белка не бежит в колесе, значит, она сдохла. Или что-то подозревает. Зачем нам сомневающаяся белка?

Старинное пожарное оборудование причудливо и живописно, медь, кожа, креозот. Шишка и нож.

– Зачем? – не понимал я.

Это я не про беличьи сомнения, про то, для чего ей постоянно бежать.

– Нет, я, как землянин, могу допустить, что это необходимо, – рассуждал Уистлер. – В наши смирные дни движение само по себе есть благо. Но в целом та скептическая аспирантка… Ильина… была недалека от истины. Синхронисты проводили эксперименты не только с физическими объектами, некоторые интересовались и социальной динамикой. Если помнишь, Сойер не сомневался, что сам феномен синхроничности неотделим от человека, не существует вне его, а следовательно, имеет и определенную социальную компоненту…

Уистлер опять пребывал в отличном настроении, хотя, если честно, выглядел он несколько устало. И при этом взбудораженно. От него пахло кофе и бумагой, впрочем, бумагой, может, от стен.

– Разумеется, полноценных экспериментов в этой области Совет не одобряет… и не одобрял, но работы, насколько я знаю, велись. Ведь если синхроничность проявляет себя на уровне индивида, она должна наблюдаться и в прочих сферах жизни – в культуре, в социальных отношениях, да пусть хоть в быту, феномен должен отражаться, должен быть… всеобщим. Обязан дышать в ньютоновском универсуме.

Заметки о зеркалах.

– Но вместо того чтобы в них вглядеться, мы с ослиным упорством бьем одно за другим…

Уистлер уставился в потолок, ничего в потолке не было, но он смотрел.

– Если вынести за скобки внушительный каталог исторических курьезов и взяться за данные позитивной науки, то практически сразу обнаружатся необъяснимые с точки зрения любой вероятности события. Совпадения. Если попытаться свести эти события хотя бы в приблизительную систему, то проступит картина столь грандиозная, что не у всех синхронистов хватит смелости назвать все своими именами… Признаюсь, у меня тоже не всегда хватает…

Уистлер повернул голову и теперь смотрел в другую сторону – в правый от входа условный угол.

– Я, кстати, прочитал… твои предложения, – сказал я. – Про тупик и все остальное. Ты на самом деле считаешь, что ситуация близка к критической?

– Все гораздо хуже, – легкомысленно ответил Уистлер. – Я нарочно описал тупик сугубо технологический, поскольку Штайнер… и такие, как Штайнер, способны оперировать исключительно конкретным – зетаваттами, генераторами, постоянными и динамическими полями, массой. Они не способны сделать шаг в сторону и увидеть, что мы вплотную приблизились к стене. Которую нам не пробить имеющимися инструментами… Ты не видел Барсика? Этот кот опять запропастился… Тут, случаем, нет мышей?

– Я не замечал. Но Мария говорит, что крысы расселились по всей ойкумене.

– Неудивительно. Мы вышли в дальний космос и теперь стремительно превращаем его в чулан, обычное дело. Кроты, плесень, старые тряпки… «Тощий дрозд» прокладывает путь…