Так говорила женщина - Каффка Маргит

Жизнь ответила на этот вопрос двояко: Маргит Каффка успела написать «пару вещей» и получить признание читателей и коллег как большой писатель и поэт, но на остальное времени, увы, почти не осталось. К рассказанному самой писательницей можно добавить, что в возрасте шести лет будущая самая известная женщина-литератор своего поколения потеряла отца, а с ним — и спокойную, размеренную жизнь. Дедушка и бабушка забрали Маргит с сестрой Ибойей в город Мишкольц, после окончания закрытой монастырской школы мать с отчимом собирались отдать девочку подмастерьем в швейную мастерскую, но из-за проблем со зрением записали-таки ее в женское реальное училище, после которого она поучилась в Надькаройе и в Сатмаре и год преподавала в Мишкольце, но «провинциальная скука» и «деспотичные нравы» (по словам самой Маргит) побудили переехать в Будапешт, где в 1902 году девушка получила диплом учительницы; тогда же в местной газете Надькаройя впервые было напечатано стихотворение Каффки — под псевдонимом, вскоре она начала печататься — уже под своим именем — в журнале «Венгерский гений», в 1903 году вышел ее первый стихотворный сборник. В 1904 году Маргит вышла замуж за инженера-лесоустроителя Бруно Фрейлиха, а в 1906 году родила сына Лаци. В том же году увидел свет и первый сборник прозы Каффки — Мыслители. Год спустя семья переехала в Будапешт: муж получил пост в министерстве сельского хозяйства, а Маргит — место учительницы в Уйпеште. Параллельно с работой в школе Каффка активно участвовала в литературной жизни, где практически сразу нашла признание, а когда с января 1908 года начал выходить журнал Нюгат, ставший впоследствии главным литературным журналом Венгрии первой половины XX века, Каффку пригласили в редакцию, так что она «официально» стала неотъемлемой частью одного из ярчайших литературных движений в истории венгерской культуры. В 1910 году Маргит развелась с мужем и стала жить жизнью, так хорошо известной современным женщинам (работать на нескольких работах, вести хозяйство и растить сына одна), но радикально новой для своего времени. В 1912 году вышел самый известный роман писательницы — Цвета и годы, поразительный текст, написанный от лица пятидесятилетней женщины, безжалостный и точный рассказ о невозможности реализоваться, о вынужденном бессилии и бездействии, о беспомощности женщины в мире мужчин, которые и сами не в состоянии найти себя в стремительно и бурно меняющемся обществе. Поиск возможных путей для современной женщины Каффка продолжает в романе Годы Марии (1913), а в последнем своем романе Муравейник (1917), основанном на собственном опыте взросления и становления, пытается понять, как косная и ограничивающая традиционная среда не дает женщине стать тем, кем она хочет и может. В 1914 году Маргит познакомилась со своим вторым мужем, Эрвином Бауэром (братом писателя, поэта, основоположника венгерской школы кино Белы Балажа, известного в СССР прежде всего как теоретик кино и автор либретто к опере Бартока), чья судьба — уже после трагической смерти Маргит и ее сына в декабре 1918 года от испанки — странным образом оказалась связана с Советской Россией, куда биолог, выпускник Гёттингенского университета и пламенный коммунист эмигрировал в 1925 году со второй женой, Стефанией Бауэр, после скитаний по Европе из-за участия в венгерской революции 1919 года и где успел поработать в московском Тимирязевском институте, а затем в Институте экспериментальной медицины в Ленинграде, написать книгу Теоретическая биология, а затем, в 1937 году, исчезнуть (в январе 1938 года супруги Бауэры были расстреляны в Левашове по Списку немецких шпионов, а их разлученные и помещенные в детдома сыновья нашли друг друга уже на исходе XX века). Это пусть и несколько многословно-торопливое отступление кажется мне важным: судьбы Маргит Каффки и ее окружения начинают закручиваться водоворотом трагических событий в конце XIX века, и воронка словно засасывает всех этих талантливейших и тонко чувствующих, мыслящих людей в разверзающуюся пропасть века двадцатого. Если не от испанки, то от войны, наркотиков, безумия, безысходности, репрессий уйдут из жизни все крупнейшие современники, друзья и литературные коллеги-соперники венгерской писательницы и поэтессы, а те, кто останется, будут, в большинстве, продолжать работать за пределами «нового мира».

По-русски самый известный роман Каффки — Цвета и годы — вышел в 1979 году в переводе Олега Россиянова, но, увы, как и многие достойнейшие тексты венгерской культуры начала XX века (часто в очень приличных переводах), растворился в море «литературы стран народной демократии» вместе с классическими для венгерского читателя текстами Дюлы Круди, Деже Костолани, Михая Бабича и многих других авторов журнала Нюгат.

                                                                    Оксана Якименко

Их было двое: студенты с пылким воображением, умные, высокомерные и сильные. Молодые, одинокие, уверенные в себе и красивые юноша и девушка — и вот однажды они встретились.

Девушка совсем недавно переехала в Пешт. В жизни она знала только книги. В детстве ей так часто твердили: «Ты уродина!» — что потом, когда стали обращаться по-другому, она уже не верила. С самого начала она сталкивалась лишь с печальными вещами и боялась всего, что весело и приятно. А это всегда играет с человеком злую шутку. Девушка знала: только книги неизменны, верны и надежны. И чуть-чуть спесивы — это она тоже в них любила.

Молодой человек учился в городе уже несколько лет — и не только по книгам. Он легко справлялся со всем в жизни — иногда с такой неудержимой быстротой и такими извилистыми путями, что это казалось почти нездоровым. Бедняга вился чистым чертом и порой не успевал спокойно подумать: он помнил только глубокое удивление, которое охватывало его каждый раз, когда ом ценой нешуточной борьбы вдруг добивался чего хотел, — за карточным столом, в фехтовальном зале, в гостях у женщины или в многослойных чертежах.

— Вам нужно познакомиться, — сказала милая, кроткая молодая женщина, которая приходилась юноше сестрой Так они и встретились однажды солнечным весенним утром.

Юноша только пришел с соревнований по гребле — а девушка еще была на службе. Она хотела помолиться в никому не известной церквушке в Буде — по ее суеверным представлениям, так было действеннее. Она пошла туда, чтобы поблагодарить небеса за особую милость: за то, что смогла приехать сюда из провинции и выучить много разных вещей, и за то, что не стала такой же несчастной, как другие женщины в семье, которые сначала очень кого-то любили, а затем выходили замуж — или выходили замуж до того, как успевали полюбить.

— Сегодня сюда кое-кто придет, — сказала, обнимая юношу, мама Иза, кроткая маленькая женщина двадцати лет. — Так и представляю, как вы будете философствовать.

Салон мамы Изы был свежим, юным и полным цветов.

В широком распахнутом окне весенний ветер играл занавесками с узором из роз, а внизу, на улице, солнечный свет, смеясь и торжествуя, бликом отражался от проносящихся мимо экипажей на мягких рессорах. Мама Иза, вся растрепанная, лежала на ковре и развлекала розовенького младенца.

Там и произошло знакомство.

Девушка подозрительно и недружелюбно, почти смущенно, протянула юноше руку, а тот смерил ее пристальным взглядом с головы до ног — и улыбнулся.

Они стали видеть друг друга очень часто — каким-то случайным образом чуть ли не каждый день.

— Интересная девушка — странная, — сообщил юноша, Петер, младшей сестре. — Умна, как взрослая женщина, а наивна, как ребенок. Странная.