Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

В покои вбежала перепуганная служанка.

— Госпожа, беда! Говорят, скифы пришли… видимо-невидимо…

— Ну и что? — удивилась девушка. — Скифы и раньше приходили в наш город.

— То были хлебные караваны, а это — орда, — тряслась служанка, словно в лихорадке. — А кочевники ордой ходят только нападать. В городе такое говорят, такое говорят…

Наспех натянув на себя алые шелковые шаровары, а на плечи, поверх белой безрукавки, набросив скифскую куртку, Ольвия выбежала на улицу. Зажав в зубах пучок бронзовых шпилек, она на ходу скручивала волосы на затылке в узел, закалывая их.

Утро было прохладным, свежим и чистым. Словно ничего и не случилось, в Нижнем городе голосисто пели петухи да в гавани перекликались торговцы рыбой, но шум, поднявшийся в Верхнем, уже начинал доноситься и до гавани.

Улицы в Верхнем городе были полны мужчин, которые, сбившись в кучки и возбужденно жестикулируя, что-то кричали друг другу. Никто ничего не мог понять, но чьи-то слова, что скифов «видимо-невидимо», сеяли великое смятение. Когда девушка, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, выбежала на окраину, солнце уже поднялось над степью, и далеко за городом в его лучах вспыхивали наконечники скифских копий. Сперва ей показалось, что кочевников и впрямь «видимо-невидимо», как и шептала молва, но, приглядевшись, она немного успокоилась. Степняков было не так уж и много — как выяснилось позже, всего тысяча всадников, — но и тысячи достаточно, чтобы стремительно напасть на беззащитный город. Хоть некоторые всадники и носились туда-сюда, большинство спешилось на равнине, и кое-где уже начали дымиться костры.

— И чего кочевников принесло с утра пораньше? — возбужденно гомонили между собой ольвиополиты. — В гости мы их не звали, а зерна они нам не привезли, как бывало прежде.

— Может, они куда-то держат путь и остановились напротив города передохнуть? — высказывал кто-то предположение. — Пусть себе пасут коней, разве нам травы жалко?

— Кочевнику нельзя доверять ни на миг, — уверяли третьи. — Не успеешь оглянуться, как оберут тебя до нитки. Такие уж они… И года не пройдет, чтоб кого-нибудь не потрепали в степях.

— Но ведь Ольвию до сих пор не тронул ни один скиф. Более того, у нас с Иданфирсом мир.

— Что тот Иданфирс поделает, если вождей у него много и каждый может запросто собрать орду.

Однако вскоре горожане успокоились. Скифы стали лагерем и никаких враждебных действий не выказывали. Если бы собирались нападать на город, разве ж так бы себя вели?.. Но нет-нет, да и билась мысль: зачем они пришли? От вооруженного кочевника добра не жди. Кочевник — не скиф-земледелец, что мирно себе пшеницу растит, кочевник волком по степям рыщет… Потому и покоя не было. Да и какой может быть покой, когда напротив города на резвых конях стоит тысяча вооруженных кочевников. А каждый из них в бою десятерых стоит, вот и сдержи такую силу.

На теменосе — священном месте — уже собрались архонты, тревожно совещались: как быть? С миром или с войной пришли кочевники? И почему стали лагерем? Ждут подкрепления?

И все сходились на том, что воинственные степняки ждут подкрепления, чтобы ордой навалиться на город.

Родон, хмурясь, шагал из стороны в сторону: каллипидские лазутчики доложили ему еще вчера, что с востока идет Тапур — молодой, богатый и сильный вождь кочевников. С ним его сотня и тысяча всадников. Тапура Родон немного знает, тот уже бывал в городе, но тогда без тысячи, с караваном приходил… А что принесет этот приход? Скифы доселе не трогали греков, ведь они и сами заинтересованы в мире и торговле. Особенно частыми гостями греков были скифы-земледельцы, привозили хлеб, золотой скифский хлеб, в котором так нуждалась Ольвия и — в еще большей степени — метрополия, Греция. Как только земледельцы скашивали и обмолачивали пшеницу, их поселения объезжали вожди со слугами и повозками — собирали зерно. Снарядив караван, отправляли его в Ольвию. Неспешно скрипели повозки на высоких деревянных колесах, запряженные низкорослыми комолыми быками. Для Ольвии появление зернового каравана было сродни празднику. Скифы меняли зерно на вина, посуду, масло, золотые украшения, одежду и прочее.

Кочевые же племена скифов пригоняли в город скот, везли шерсть, меха, мед, иногда приводили вереницы рабов, захваченных во время своих многочисленных набегов на соседние племена. Чаще всего кочевники приводили пленных гетов и трибаллов из фракийских земель. Рабов перевозили в Грецию вместе с хлебом. В Афинах, говорят, из скифских рабов набирали городскую стражу. Но на сей раз явился не мирный торговый караван, а тысяча всадников.

Архонты склонялись к мысли, что нужно немедленно созывать народное собрание. Родон был против.

— Собрав народ, что мы ему скажем? — спрашивает он архонтов, и те умолкают. — Граждане нас спросят: зачем прибыли скифы? Что мы ответим народу? Что сами ничего не знаем?

— Кочевники для прогулок не собираются, — гнули свое архонты. — Пока мы будем гадать, они ворвутся в беззащитный город. Резня будет ужасная.

— Полемарх со стратегами готовит оборону, — отвечал глава коллегии архонтов, хмурый Родон. — А граждан соберем тогда, когда узнаем истинную цель степняков. В конце концов, они просто стали лагерем напротив города и нам пока не угрожают. Будем и мы выдержанны, чтобы сгоряча не натворить беды.

После обеда в город прибыли скифские послы.

Трое. Один из них остался у коней на окраине, а двое, спешившись, подошли к отряду городской заставы, который на всякий случай был выставлен по приказу Родона. Оба посла были коренастыми, крепкими, чернобородыми, с длинными, как у всех скифов, волосами.

Первый (видимо, старший) — в бронзовом шлеме и кожаном панцире, на котором ровными рядами были нашиты железные пластинки. Подпоясан широким ремнем из бычьей кожи, на нем висел акинак, а слева — горит со стрелами и луком. В руках он держал нагайку с двумя хвостами и похлопывал ею себя по голенищам мягких сафьянцев.

Второй был одет в желтую куртку, рукава и грудь которой были расшиты орнаментом из цветов. На голове — обычный походный скифский башлык. На поясе тоже акинак.

Первым к Родону подошел скиф в бронзовом шлеме.

— Сотник конницы Анахарис, — сказал он на чистом греческом, и это не удивило архонта: многие скифы, особенно знать, свободно владели языком колонистов.

— Чего хочет скиф, говорящий по-гречески? — спросил Родон.

Сотник Анахарис положил руки на пояс.

— Великий вождь царских скифов, сын вождя Ора, внук вождя Лика, правнук вождя Спира, родич самого царя Спаргапифа, непобедимый Тапур велел передать греческому архонту свое приветствие. Дружеское, — уточнил посол. — Тапур просил еще передать, чтобы вы, греки, не полошились напрасно. Он прибудет к вам в гости, и прибудет с миром. А зачем прибудет — сам скажет.

Такая странная учтивость кочевника еще больше насторожила греков. Раньше они не предупреждали о своем приходе и не были такими любезными, хоть к ране прикладывай. Но Родон велел не выказывать тревоги, а послов угостил вином. Они выпили из больших серебряных кубков, учтиво поблагодарили и отправились к своим.

Всю ночь город не покидала тревога, магистраты на всякий случай выставили в засадах вооруженные дозоры.

А на другой день утром на холме появился белый шатер, и горожане поняли, что к ним в гости приехал сам Тапур — сын вождя Ора, внук вождя Лика, правнук вождя Спира, родич самого царя Спаргапифа. Горожане как будто немного успокоились, и некоторые — самые любопытные — бегали за город поглазеть на скифский лагерь. Бегала — вот дура! — и она. Бегала Ольвия, не подозревая, зачем пришел тот знатный скиф.

Ее почему-то манило смотреть на скифов, на пышный, богатый шатер из белого войлока. Наблюдая издали за шатром, она пыталась представить, каков он, этот Тапур?

На острых, сияющих наконечниках копий реют бунчуки Тапурова рода. У входа в шатер замерли здоровяки в кожаных панцирях и шлемах, с секирами в руках — отборные воины из личного отряда вождя. Есть на что посмотреть! Ну и скифы, хоть и дикари, а вишь, как вождя своего обставляют… Интересно, какой он, их молодой вождь?