Песня жаворонка - Уилла Кэсер

— Беги-ка ты домой, Тэ. Нечего тебе на это смотреть.

Рэя страшно возмущало, что человек, дающий Тее уроки музыки, может вести себя подобным образом.

Тею рассердил и его тон собственника, и его высокомерная добродетель.

— Не пойду. Я хочу знать, насколько плохо учителю. Я не младенец! — возмущенно воскликнула она и топнула ногой о песок.

Доктор Арчи, стоявший на коленях у одеяла, встал и подошел к Тее, на ходу отряхивая брюки. Он заговорщически улыбнулся и кивнул:

— С ним будет все в порядке, когда мы доставим его домой. Но он, бедняга, не хотел бы показываться тебе в таком виде! Понятно? А теперь кыш!

Тея побежала по оврагу, оглянувшись лишь единожды, когда Вунша, все так же накрытого одеялом, поднимали на брезентовых носилках.

Вунша вытащили по склону наверх и донесли по дороге до дома Колеров. Миссис Колер пошла вперед и устроила постель в гостиной, потому что на узкой лестнице с носилками не развернуться. Вунш был как мертвый. Он лежал в забытьи весь день. Рэй Кеннеди сидел с ним до двух часов пополудни, после чего должен был идти в рейс. Он впервые побывал в доме Колеров и страшно впечатлился картиной с Наполеоном, что еще больше укрепило дружбу между ним и Теей.

Доктор Арчи пришел в шесть и застал у постели больного миссис Колер и Испанца Джонни. Вунш метался в лихорадке, бормотал и стонал.

— Миссис Колер, с ним кто-нибудь должен сидеть всю ночь, — сказал доктор. — У меня пациентка рожает, и я не могу остаться, но кто-то должен с ним побыть. На случай, если он впадет в буйство.

Миссис Колер уверяла, что всегда справляется с Вуншем, но доктор покачал головой, а Испанец Джонни ухмыльнулся. Джонни обещал остаться. Доктор засмеялся:

— Испанец, его и десять таких, как ты, не удержат, если ему вздумается бузить; это даже для ирландца была бы непростая задача. Пожалуй, убаюкаю его.

И доктор вытащил шприц.

Испанец Джонни, однако, все равно остался, а Колеры пошли спать. Часа в два ночи Вунш поднялся с позорного ложа. Джонни, задремавший на диване, проснулся и обнаружил, что немец стоит посреди комнаты в нижней сорочке и кальсонах, с голыми руками; плотное тело казалось вдвое шире натуральной величины. Лицо было дикое, зубы оскалены, глаза безумные. Он восстал на бой, чтобы отомстить за себя, смыть свой позор, уничтожить врага. Джонни хватило одного взгляда. Вунш изо всех сил замахнулся стулом, и Джонни с ловкостью пикадора проскочил под грозным орудием и вылетел в раскрытое окно. Он помчался через овраг за помощью, бросив Колеров на произвол судьбы.

Фриц услышал со второго этажа, как стул ударился о печку и разлетелся на куски. Потом распахнулась и захлопнулась дверь, и кто-то с треском полез сквозь кусты в саду. Фриц и Паулина сели в кровати и начали совещаться. Фриц выскользнул из-под одеяла, подкрался к окну и осторожно выглянул, потом бросился к двери и задвинул засов.

— Mein Gott[57], Паулина, — ахнул он, — у него топор, он нас убьет!

— Комод! — закричала миссис Колер. — Задвинь дверь комодом. Ach, если б только у тебя было ружье на кроликов!

— Оно в сарае, — печально ответил Фриц. Да оно бы и не помогло — его сейчас ничем не напугать. А ты, Паулина, оставайся в постели.

Комод давно лишился колесиков, но Фриц умудрился подтащить его к двери.

— Он в саду. Ничего не делает. Он опять сомлеет, может быть.

Фриц вернулся в постель, и жена уговорила его лечь и накрыла лоскутным одеялом. В саду опять затрещало, а потом зазвенели осколки стекла.

— Ach, das Mistbeet![58] — ахнула Паулина, поняв, что это погибла ее теплица. — Он, бедняжка, порежется. Ах, Фриц! Что там такое?

Оба сели в постели.

— Wieder![59] Ach, что он делает?

Раздался равномерный стук. Паулина содрала с себя ночной чепец:

— Die Baume[60], die Baume! Фриц, он рубит наши деревья!

Муж не успел ее удержать, она соскочила с кровати и бросилась к окну:

— Der Taubenschlag![61] Gerechter Himmel[62], он рубит голубятню!

Не успела миссис Колер и дух перевести, как Фриц подбежал к ней и тоже выглянул в окно. В слабом свете звезд они увидели внизу плотного мужчину, босого, полуодетого; он рубил белый столб, на котором держалась голубятня. Голуби испуганно кричали и летали у него над головой, задевая крыльями лицо, а он яростно отмахивался топором. Вскоре раздался грохот: Вунш и в самом деле повалил голубятню.

— О, только бы он не перешел к деревьям! — молилась Паулина. — Голубятню можно выстроить заново, но не die Baume.

Они смотрели, затаив дыхание. Вунш в саду под окном стоял в позе лесоруба, созерцая упавшую голубятню. Вдруг он швырнул топор за спину и выбежал в переднюю калитку, в сторону города.

— Бедняжка, он убьется! — зарыдала миссис Колер, вернулась под перину и спрятала лицо в подушку.

Фриц продолжал нести вахту у окна.

— Нет-нет, Паулина, — откликнулся он почти сразу. — Я вижу, навстречу идут с фонарями. Должно быть, Джонни привел помощь. Да, четыре фонаря, идут по оврагу. Вот остановились: верно, уже увидели его. Теперь они зашли за склон и я их не вижу, но, похоже, они его забрали. Они приведут его обратно. Надо одеться и идти вниз. — Он схватил штаны и принялся их натягивать, не отходя от окна. — Да, вот они идут, человек шесть. Паулина, они связали его веревкой!

— Ach, бедняжка! Его ведут, как корову, — стонала миссис Колер. — Ах, хорошо хоть, что у него жены нет!

Она уже раскаивалась, что пилила Фрица, когда тому случалось выпить и прийти в глупо-благодушное или, наоборот, мрачно-обидчивое настроение. Миссис Колер поняла, что не ценила своего счастья.

* * *

Вунш пролежал в постели десять дней и все это время служил пищей для городских сплетен и даже для проповедей. Баптистский проповедник не упустил случая пнуть грешника с амвона, и миссис Конюшня Джонсон одобрительно кивала со своей скамьи. Матери учениц отправили Вуншу уведомления, что их дочери больше не будут у него учиться. Старая дева, у которой он арендовал пианино, прислала за опозоренным инструментом городского извозчика, а после даже утверждала, что Вунш расстроил пианино и испортил лакированное покрытие. Колеры оставались неизменно добры к другу. Миссис Колер, не скупясь, варила ему супы и бульоны, а Фриц починил голубятню и водрузил на новый столб, чтобы она не служила печальным напоминанием.

Как только Вунш слегка окреп и кое-как начал ходить по дому в шлепанцах