Песня жаворонка - Уилла Кэсер

Фриц курил трубку на кухонном крыльце, смотрел на свою Паулину и догадывался, о чем она думает. Ему тоже было жаль лишиться друга. Но Фриц уже много лет прожил на свете и научился смиренно принимать потери.

— Мать, — сказал Питер Кронборг жене как-то утром, недели через две после отъезда Вунша, — не хочешь ли ты сегодня прокатиться со мной в Медную Яму?

Миссис Кронборг ответила, что прокатиться не прочь. Она облачилась в серое кашемировое платье с золотыми часами и золотой цепочкой, как приличествует жене священника, и, пока муж одевался, уложила в черную клеенчатую сумку все одежки, которые могли понадобиться ей и Тору для ночевки.

Медной Ямой назывался поселок в пятнадцати милях к северо-западу от Мунстоуна, где мистер Кронборг произносил проповедь каждую пятницу вечером. Там был большой родник, ручей и несколько оросительных каналов. В тех местах жили разочарованные своим делом фермеры, которые экспериментировали в области неполивного земледелия (с катастрофическими результатами). Мистер Кронборг, как правило, ехал туда накануне, ночевал у кого-нибудь из прихожан и возвращался на следующий день. Жена часто сопровождала его, если погода была хорошая. Сегодня они пообедали в полдень и отправились в путь, оставив дом на Тилли. Материнские чувства миссис Кронборг всегда сосредотачивались на младенце, то есть на том из детей, кто в данный момент был младенцем. Если она заберет его, остальные дети сами о себе позаботятся. Конечно, Тор, строго говоря, вышел из младенческого возраста. В вопросах питания он был уже полностью независим от матери, хотя эта независимость далась с боем. Тор был консерватором во всех отношениях, и, когда его отлучали от груди, вместе с ним мучилась вся семья. Но, как младший ребенок, он до сих пор оставался младенцем в глазах миссис Кронборг, хоть ему и исполнилось почти четыре года. Сейчас он смело сидел у нее на коленях, держался за концы вожжей и покрикивал: «Но-о-о, но-о-о, лошадка!» Отец любовно поглядывал на него и жизнерадостно мычал себе под нос гимны — именно эта его привычка порой так раздражала Тею.

Миссис Кронборг наслаждалась солнечным светом, сияющим небом и всеми едва заметными деталями ослепительно сверкающего монотонного пейзажа. Она, как никто, умела воспринимать своеобычное очарование мест и людей. Она с головой уходила в заботы, но вдали от семьи бывала безмятежна. Для матери семи детей у нее был удивительно непредвзятый взгляд на вещи. Более того, будучи фаталисткой, она не пыталась контролировать то, что ей не подчинялось, а потому у нее оставалось много времени, чтобы насладиться путями человека и природы.

Они уже проехали значительную часть дороги и достигли того места, где начинались первые тощие пастбища и меж кустов полыни робко пробивалась трава. Священник перестал напевать и обратился к жене:

— Мать, я тут подумал кое о чем.

— Я догадалась. Что такое?

Она пересадила Тора на левое колено, чтобы он меньше мешал разговору.

— Это по поводу Теи. На днях ко мне в церковный кабинет пришел мистер Фоллансби и сказал, что они с женой хотят отдать своих девочек учиться музыке у Теи. Тогда я прозондировал мисс Майерс. — Мисс Майерс играла на органе в церкви мистера Кронборга. — И она сказала, что в городе ходят разговоры, не возьмет ли Тея учеников Вунша. Мисс Майерс сказала, что если Тея перестанет ходить в школу, то, по всей вероятности, сможет заполучить всех его учеников. В городе считают, что Тея научилась у Вунша всему, чему он вообще мог научить.

Миссис Кронборг задумалась:

— Ты думаешь, стоит забирать ее из школы так рано?

— Она, конечно, молода, но на следующий год ей так или иначе школу заканчивать. Она опережает своих ровесников. К тому же у нынешнего директора она все равно многому не научится, ведь так?

— Боюсь, что так, — признала миссис Кронборг. — Она часто жалуется и говорит, что ему приходится подсматривать ответы на задачи в конце учебника. Она терпеть не может рисовать все эти графики, да я и сама думаю, что это напрасная трата времени.

Мистер Кронборг устроился поудобнее на сиденье и перевел кобылу на шаг:

— Видишь ли, мне пришло в голову, что можно поднять почасовую ставку Теи, чтобы она не зря проводила время. Семьдесят пять центов за часовой урок, пятьдесят за получасовой. Если она возьмет, скажем, две трети учеников Вунша, то будет зарабатывать свыше десяти долларов в неделю. Это лучше, чем платят учительнице в деревенской школе, и работы больше в каникулы, чем зимой. Стабильный заработок круглый год — значительное преимущество. К тому же она будет жить дома, а значит, расходов никаких.

— Если ты поднимешь ее расценки, в городе начнутся разговоры, — с сомнением сказала миссис Кронборг.

— Поначалу да. Но Тея на голову выше остальных музыкантов города, так что поропщут и успокоятся. Многие горожане в последнее время разбогатели и купили новые инструменты. Только за прошлый год в Мунстоун из Денвера привезли десять новых пианино. И владельцы не дадут им простаивать, ведь в них вложены средства. Я думаю, если мы немножко оборудуем Тею, она сможет брать столько учеников, сколько в ее силах.

— В каком смысле «оборудуем»? — Миссис Кронборг как-то не хотелось соглашаться на этот план, хотя причин она еще не придумала.

— Ну, я уже давно решил, что нам не помешает еще одна комната. Мы не можем все время уступать Тее гостиную. Если мы пристроим еще один флигель и поставим там пианино, она сможет давать уроки хоть целый день и нас не беспокоить. Можно сделать там стенной шкаф для белья, поставить диван-кровать и комод, и пускай Анна там спит. Она уже заневестилась, и ей нужна своя комната.

— Мне сдается, что эту комнату следует сначала предложить Тее, — сказала миссис Кронборг.

— Но, дорогая, она не хочет. Слышать об этом не желает. Я прозондировал почву в воскресенье по дороге домой из церкви — спросил Тею, если мы сделаем новую пристройку, не захочет ли она там спать. Она вскинулась, как дикая кошка, и сказала, что построила свою собственную комнату своими руками и никто не имеет права у нее эту комнату отбирать.

— Отец, она не хотела тебе дерзить. Она просто решительная в этом плане, как мой папаша. — В голосе миссис Кронборг слышалось тепло. — У меня никогда не было с ней забот. Я помню повадки своего отца и поступаю с ней соответственно. Тея хорошая девочка.

Мистер