Песня жаворонка - Уилла Кэсер

С того дня она чувствовала, что между ней и Вуншем есть тайна. Словно они вдвоем подняли крышку, выдвинули ящик и посмотрели на что-то. Спрятали и больше никогда не говорили об увиденном, но оба помнили о нем.

Как-то июльской ночью, в полнолуние, доктор Арчи возвращался из депо, беспокойный и недовольный собой, не зная, куда себя приткнуть. Он нес в руке соломенную шляпу и все время откидывал со лба волосы бесцельным, не утоляющим жестом. После тополиной рощи дядюшки Билли Бимера тротуар выходил из тени на белый лунный свет. Здесь он на высоких подпорках, превращаясь в подобие моста, пересекал песчаный овраг.

Приблизившись к этому сооружению, доктор увидел белую фигурку и узнал Тею Кронборг. Он ускорил шаг, и она двинулась навстречу.

— Девочка, что ты тут делаешь так поздно? — спросил он, беря ее за руку.

— О, не знаю. Зачем люди так рано ложатся спать? Прямо хочется побежать вдоль домов и закричать на них. Правда ведь, тут изумительно красиво?

Молодой врач грустно хохотнул и сжал ладонь Теи.

— Ну посудите сами. — Тея нетерпеливо фыркнула. — Вообще никого, кроме нас и кроликов! Я уже штук пять спугнула. Посмотрите, вон один, маленький. — Она склонилась и показала пальцем.

В овраге под ними действительно оказался маленький кролик с беленьким хвостиком; он сжался на песке и сидел без движения. Казалось, он лакал лунный свет, как сливки. По другую сторону тротуара, в канаве, росли долговязые, чахлые подсолнухи. Их косматые листья побелели от пыли. Луна стояла над рощей тополей. Ветра не было, и вокруг парила полная тишина, только хрип паровоза слышался со стороны железной дороги.

— Ну что ж, раз такое дело, можно и на кроликов посмотреть. — Доктор Арчи уселся на тротуар и свесил ноги над оврагом. Вытащил из кармана платок тонкого гладкого полотна, от которого пахло немецким одеколоном. — Ты-то как поживаешь? Прилежно работаешь? Наверное, ты уже научилась у Вунша всему, чему он способен научить.

Тея мотнула головой:

— О нет, доктор Арчи. Его трудно раскусить, но в свое время он был настоящим музыкантом. Мама говорит, он успел забыть больше, чем учителя музыки в Денвере вообще когда-либо знали.

— Боюсь, он здесь долго не пробудет, — заметил доктор Арчи. — В последнее время он начал чудить. Скоро снимется с места. Знаешь, подобные люди всегда так поступают. Мне будет очень жаль, из-за тебя.

Он замолчал и вытер чистым платком лицо.

— Какого рожна мы вообще здесь делаем, а, Тея? — внезапно спросил он.

— Вы имеете в виду — на Земле? — тихо спросила Тея.

— Ну в целом да. Но во вторую очередь — что мы делаем в Мунстоуне? Ведь не то чтобы мы здесь родились. Ты — да, но я — нет, и Вунш — нет. Ну я-то, надо думать, оказался здесь, потому что женился сразу, как отучился на врача, и мне нужно было быстро заполучить практику. Кто торопится, в конце концов всегда остается ни с чем. Здесь я ничему не учусь, а что касается людей… Вот в моем родном городе в Мичигане были люди, которые хорошо относились ко мне, потому что знали моего отца, даже деда. Это что-то значило. А здесь всё как песок: сегодня его несет ветром на юг, завтра — на север. Мы все как азартные игроки, но трусливые, играем по маленькой. Единственный настоящий факт в здешних местах — железная дорога. Она должна быть; мир следует пересекать из конца в конец и обратно. Но все остальные оказались тут только потому, что здесь кончается ветка и паровоз остановился набрать воды. Однажды я встану утром и обнаружу, что успел поседеть, но ничего полезного за это время не сделал.

Тея пододвинулась к нему поближе и взяла его под руку:

— Нет-нет, я не позволю вам поседеть. Вы должны оставаться молодым для меня. Я ведь тоже сейчас становлюсь молодой.

Арчи засмеялся:

— Становишься?

— Ну да. Ведь дети — они не молодые. Вот посмотрите на Тора: он просто маленький старичок. А вот у Гаса есть милая, и он молод!

— В этом что-то есть! — Доктор Арчи погладил ее по голове, а потом осторожно ощупал череп кончиками пальцев. — Знаешь, Тея, когда ты была маленькая, меня всегда интересовала форма твоей головы. Мне казалось, у тебя там помещается много больше, чем у других детей. Но я давно ее не осматривал. Теперь она, кажется, обычной формы, но почему-то чрезвычайно крепкая. Чем ты вообще собираешься заниматься в жизни?

— Не знаю.

— А если честно? — Он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза.

Тея засмеялась и отстранилась.

— У тебя ведь есть какой-то план в запасе, верно? Делай все что хочешь, только не выходи замуж и не оседай здесь, пока не дашь себе шанс. Обещаешь?

— Так себе план. Смотрите, еще кролик!

— Кролики очень милы, но я не хочу, чтобы ты связывала себе руки. Помни об этом.

Тея кивнула:

— Значит, надо умасливать Вунша. Я не знаю, что буду делать, если он уедет.

— Тея, у тебя здесь и кроме него есть друзья, и они были с тобой раньше, чем он.

— Я знаю, — серьезно проговорила Тея, запрокинула голову, чтобы посмотреть на луну, и подперла подбородок рукой. — Но Вунш единственный может научить меня тому, что я хочу знать. Мне нужно научиться что-нибудь делать хорошо, а это у меня получается лучше всего.

— Ты хочешь стать учительницей музыки?

— Может быть, но если так, то очень хорошей учительницей. Я бы хотела когда-нибудь поехать в Германию учиться. Вунш говорит, что это самое лучшее место — единственное, где учат по-настоящему. — Тея запнулась, а потом робко продолжала: — У меня еще есть книжка, и там тоже так написано. Она называется «Мои музыкальные мемуары». Когда я ее прочитала, мне захотелось поехать в Германию, еще когда Вунш мне ничего не говорил. Но, конечно, это тайна. Я только вам одному рассказала.

Доктор Арчи снисходительно улыбнулся:

— Германия очень далеко. Так вот, значит, что ты вбила в свою крепкую черепушку?

Он положил руку ей на волосы, но на этот раз Тея стряхнула ее.

— Нет, не то чтобы я об этом сильно думала. Но вы говорите, что надо отсюда уезжать, а ведь ехать надо куда-то!

— Это так. — Доктор Арчи вздохнул. — Везет тому, кому есть куда ехать. Вот бедному Вуншу — некуда. Зачем такие люди сюда приезжают? Он