Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл

По мере того как туризм превращался в самостоятельную отрасль, путешествие все больше соотносилось не столько с конкретными местами, сколько с инфраструктурой – транзитными пунктами, предназначенными исключительно для помощи путникам. Странноприимные дома для паломников, постоялые дворы, паромы, карантинные станции и меняльные лавки – вот средневековый эквивалент современных аэропортов и отелей, внушающих человеку ощущение пребывания как бы между географическими точками – не в определенном месте, а нигде (или же где угодно). Многие города средневековой Европы придумали, как можно обеспечить гостям заботливый прием (по крайней мере некоторым; отношение зависело от их религиозной принадлежности и положения в обществе). На старых торговых путях материка появилась сеть организаций для приема путешественников, в первую очередь в виде постоялых дворов, харчевен и многофункциональных комплексов наподобие ганзейских конторе (Kontore) и конюшенных дворов (Stahlhöfe), гостевых домов «фондачи» (fondachi) Италии и Средиземноморья, ярмарок (рынков в определенных точках торговых маршрутов) в Центральной и Восточной Европе. После эпидемии чумы (1347–1350) в монастырях повсеместно стали отводить под гостиницы для паломников отдельные здания, чтобы держать заболевших путешественников на расстоянии.

Круглый год в Европе функционировали широко известные пути, и многими из них можно воспользоваться и теперь, чтобы пересечь континент. Сеть троп, раскинувшаяся по миру, способствовала преображению отдельных людей, городов, целых культур. К ним относится, например, Камино-де-Сантьяго, или Путь святого Иакова (особенно Дорога французских королей – ее отрезок от Сен-Жан-Пье-де-Пор), для богомольцев, направлявшихся в Сантьяго-де-Компостела, к усыпальнице святого Иакова. Путь вел через Пиренеи, Бургос и Леон в Сантьяго, а оттуда к мысу Финистерре[8] – к краю земли. Эта паломническая дорога смыкалась с Виа Реджиа, или Царской дорогой, проложенной по территории Священной Римской империи торговой и военной дорогой, что соединяла север Испании с севером Европы, Гродно, Киевом и Москвой. Путь Виа Империи вел от балтийского побережья в Рим (через Лейпциг и Нюрнберг). Среди пунктов этого маршрута был и перевал Бреннер (Бреннеро) в Альпах – один из главных проходов из Инсбрука в Больцано (Боцен), из Северной Европы в итальянские земли и Венецию. Далее эта дорога пересекала Виа Франчижена, или Дорогу франков, – популярный у паломников маршрут из Кентербери в Рим, проходивший через Реймс, Лозанну и Павию.

Кроме сухопутных маршрутов, существовали водные: из города в город можно было попасть по крупным рекам. Путешественники выбирали между поездкой по суше (на лошади, осле, на повозке, пешком) или по воде – на гребной лодке либо несколько более крупной барже. Передвигаться по Рейну, Дунаю и По нередко получалось быстрее, чем по суше. И на суше, и на воде путешественники несли дополнительные расходы – на заставах, мостах, дорожных станциях (где можно было сменить лошадей или дать им отдохнуть) и паромных переправах, – зато им предоставлялись надежные и качественные услуги.

По пути из Нюрнберга в Нидерланды в 1520 году прославленный художник Альбрехт Дюрер тщательно отмечал в дневнике свои путевые расходы: на сопровождающих, на погрузку багажа, геллеры носильщикам и возчикам, пфенниги таможенникам, разные суммы за вино и пищу (цыплята, раки, яйца, груши), гульдены в уплату выездного сбора, стюверы посыльным, за чернила, за ночлег, три вейспфеннига за баню, а еще мелочь мужчинам и мальчикам, которые показывали дорогу и достопримечательности – алтари и прочее. Причем Дюреру еще повезло – он получил от бамбергского епископа письмо с освобождением от пошлины, позволившее ему проделать большую часть пути без необходимости платить обычно взимавшиеся деньги. Любопытно, что Дюрер мало что рассказывает о пейзажах, достоинствах и недостатках постоялых дворов и трактиров, которые посещал, о городских видах. В центре внимания обычно внимательного к деталям гравера – деньги, утекающие из кошелька так же свободно, как Рейн течет по равнине.

Поездка на лошади из Ахена в Бонн (чуть менее 100 км) занимала около 30 часов (с привалами для отдыха и остановкой на ночлег). Пешком выходило примерно вдвое дольше. Только лишь на этом отрезке пути платить путешественнику приходилось шесть раз: 1) герцогу Брабантскому – за проезд через деревню Вайден, 2) за свою лошадь в Биркесдорфе (на переправе через реку Рёр), 3) кёльнскому архиепископу – за право проезда через деревню Блацхайм, 4) за проезд по мосту в Медрате, 5) за переправу через Рейн в Кельне, 6) за вооруженное сопровождение в Бонне. Пограничные города и промежуточные станции жили за счет проезжающих, однако в их обязанности входило и обслуживание последних. Пошлины и сборы взимал в некоторых случаях местный князь или земельный арендатор, а нередко архиепископ: проезд небедных путешественников по его епархии наполнял сундуки в местном соборе.

Ахен стоял на западной стороне Виа Реджиа, соединявшей фламандские порты Брюгге и Антверпен с крупными городами Северной и Центральной Германии, от Франкфурта до Кракова. Славящийся горячими источниками Ахен служил зимней резиденцией Карлу Великому (?/748–814), королю франков и лангобардов, правителю Римской империи. Он похоронен здесь, в величественном соборе, построенном им в 790-х годах. Поэтому Ахен был церемониальным, историческим городом на пересечении важнейших торговых путей Северной Европы, а также курортом (благодаря целебным водам), центром торговли (благодаря местоположению) и религии (благодаря собору, реликвиям и чудотворному образу Девы Марии). Паломничество в Ахен было одним из самых популярных маршрутов у европейцев в позднем Средневековье.

В 1384 году Доротея (1347–1394) и Адальбрехт (или Альбрехт) из прусского Данцига (совр. Гданьск) отправились в Ахен. Их брак не был счастливым. Доротея, из деревни Монтау (Монтовы-Вельки) близ Данцига, родила девять детей, и все роды оказались одни мучительнее других. Выжил всего один или два ребенка, но, по-видимому, Доротея оплакивала свою невинность больше, чем потерю детей.

Адальбрехт, оружейник из Данцига, много пил и много тратил. Ему очень нравилось держать жену под контролем. Он присматривал за детьми, а она служила Господу. Грубый и вспыльчивый Адальбрехт, на двадцать лет старше своей супруги, поколачивал ее. Несносный характер объяснялся несбалансированностью гуморов, да и подагра лишней обходительности не добавляла.

Доротея в свои тридцать с небольшим проводила очень много времени в церкви (стараясь, однако ж, не пренебрегать и домашними обязанностями). У нее случались религиозные видéния, она испытывала экстазы и со слезами на глазах вела разговоры с Иисусом и Девой Марией. Доротея стала поститься, увечить себя и ограничивать во сне. К тридцати восьми годам Доротеи все ее дети, кроме одного ребенка, умерли. Из-за своих мистических экстазов она перестала делить с Адальбрехтом постель.

Адальбрехт долго считал религиозность жены чертой неприличной, нелепой и крайне непривлекательной. В церкви она вскрикивала от избытка радостных чувств. Кое-кто из горожан поговаривал, будто Доротея рискует впасть в ересь. Шептались, что ее следует сжечь на костре. Адальбрехт пытался запирать ее дома, сковывая по рукам и ногам.

Однажды Доротея настолько увлеклась флиртом с Господом, что забыла подать мужу обед. Адальбрехт заковал ее в кандалы и, квалифицировав ее набожность как проявление неуважения к супругу, ударил Доротею табуретом по голове. Он поколотил ее так сильно, что в какой-то момент ему показалось, будто он убил ее. Глядя на обмякшее, изувеченное тело жены, Адальбрехт пришел в ужас, у него обнаружилось нечто вроде совести. Доротея выжила, и Адальбрехт согласился совершить паломничество, чтобы искупить свое ужасное поведение. Несчастная семья продала дом, мебель и поехала в Ахен. Дорога на запад (более тысячи километров) заняла более девяти недель. Они отправились через Магдебург, Лейпциг, Эрфурт и Кельн на повозке, иногда шли пешком.

Перемещаясь по Северной Европе с присмиревшим задирой-мужем, Доротея делала замечательную вещь: при помощи паломничества возвращала закоренелого грешника на путь истинный. В Средневековье покаяние и исцеление души числились среди главных мотивов путешествий. Должным образом обставленное паломничество ничуть не напоминало увеселительную прогулку, то был род самобичевания, цель которого – подвергнуться духовному преображению.

Адальбрехт мог считать путешествие в Ахен неудачной затеей, чем-то вроде наказания – как Каин за свою жестокость был обречен скитаться. Или же он мог воспринимать паломничество как второе крещение, перерождение: взрослый человек вдруг смиряется перед Богом. Как бы то ни было, это определенно являло собой радикальную перемену в его жизни, прежде наполненной ремесленным трудом, развлечениями и деспотическими