Собрание произведений в 2 томах. Том I (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

Ознакомительная версия. Доступно 18 из 89 стр. смерти, и он просит мать о консультации у психиатра. Был поставлен диагноз — депрессия. Врач рекомендовал внимательно наблюдать за переменами в состоянии пациента. Облегчение в самочувствии Аронзона притупило бдительность родных. Пик возобновившейся депрессии пришелся на поездку в Ташкент: осенью 1970 года Рита пишет из Ташкента Ларисе Хайкиной о тяжелом душевном состоянии мужа: «Лёник молчит, а если говорит, то такое, что лучше бы он молчал. Вчера целый день ходила по жаре и плакала. Всё больше укрепляюсь в мысли, что его надо лечить. Глаза совершенно пустые, мутные, бесцветные, всё время бегают. И лицо бледное» (9 октября 1970 года); «Лёня с Аликом 〈Альтшулером〉 ушли в горы вчера, в воскресенье 11 октября, в среду должны вернуться. 〈…〉 Лёник в последний день немного отошел, а может, взял себя в руки, как я ему велела. Любезно и настойчиво звал в горы, обещая ишака. Но я, имея в виду много статей, и его и себя, не согласилась. Хотя боюсь, что в горах с ними что-нибудь случится» (12 октября).

В ночь с 12 на 13 октября Альтшулер выходит из пастушьей хижины в горах на звук выстрела и находит у стога раненного в бок друга. Рядом с ним лежит охотничье ружье. На следующий день поэт скончался в госпитале Газалкента. В свидетельстве о смерти, выданном 16 октября 1970 года Дзержинским ЗАГСом Ленинграда, в графе «Причина смерти» значится: «Проникающее огнестрельное ранение. Самоубийство». На версии суицида остановились по решению родных, чтобы снять нелепые подозрения милиции с Александра Альтшулера. В факте самоубийства была убеждена Рита Пуришинская, в дальнейшем эту версию многие приняли на веру. Однако патологоанатом ленинградского Окружного военного госпиталя, в морге которого тело находилось до похорон, выразил сомнение в подобной формулировке причины смерти: выстрел в бок для самоубийства не типичен, скорее, он мог быть вызван неосторожным обращением с ружьем[31]. При любой интерпретации, не отменяющей несчастья, это событие стало фактом литературы — итогом поэтического обживания «засмертных» пространств.

Похоронен поэт в Ленинграде на кладбище им. Жертв 9 января. Надгробие выполнено Константином Симуном — автором знаменитого памятника «Разорванное кольцо» на Ладожском озере. В 1975 году под этим же надгробием был похоронен отец, а в 1989 году — мать поэта.

В день похорон в корзине для бумаг у стола Аронзона нашли смятые листы с черновиками стихотворения «Как хорошо в покинутых местах…»[32]. Строка 1961 года — «так явись, моя смерть, в октябре» — увы, оказалась пророческой.

После смерти поэта его культовый статус в кругу любителей и знатоков литературы андеграунда лишь окреп. В значительной степени этому способствовали усилия вдовы поэта Риты Моисеевны Пуришинской, а после ее смерти в 1983 году — ее второго мужа Феликса Израилевича Якубсона и его сына Максима. В 1970–1990-е годы регулярно проводились вечера памяти Аронзона, в которых принимали участие представители неподцензурной литературы и неофициальной культуры: читались стихи, делались доклады и сообщения. Стихотворения печатались как в самиздатских журналах и антологиях в СССР, так и за рубежом; несколько стихотворений проскользнуло даже в официальной печати. В 1996 году новелла об Аронзоне вошла в первый полнометражный фильм М. Якубсона «Имена», сделавший доступными визуальные материалы семейного архива. Квартира Аронзона на ул. Воинова (ныне — Шпалерная) и после смерти Риты открыта для всех, кому дорого имя Аронзона. Авторы этих строк еще в юности имели счастье быть вхожими в дом поэта — не в последнюю очередь благодаря этому спустя много лет оказался возможен выход настоящей книги. До начала 1990-х годов основным средством распространения произведений Аронзона оставались многочисленные машинописные списки, обилие которых послужило причиной того, что первая представительная публикация поэта, подготовленная в 1979 году Еленой Шварц в качестве приложения к журналу «Часы», основывалась не на первоисточниках, а на более поздних, не всегда аккуратных перепечатках и редакциях. То же можно сказать как о втором сборнике Аронзона, выпущенном Ирэной Орловой (Ясногородской) в 1985 году в иерусалимском издательстве «Малер» на основе издания 1979 года[33], так и о третьем, дополненном издании сборника Шварц, вышедшем в Петербурге в издательстве «Камера хранения» в 1994 году. Следует отметить, что при указанных недостатках эти книги выполнили важную роль: творчество Аронзона стало доступным более широкому кругу читателей и в России, и за рубежом. Не в последнюю очередь послужила этому и большая подборка поэта в антологии К. Кузьминского и Г. Ковалева «У Голубой Лагуны» с сопроводительной статьей Кузьминского.

Несмотря на относительную частоту публикаций в 1980-е годы в самиздате и в 1990-е — в официальной печати, задача текстологически выверенного и максимально полного издания сочинений Аронзона решена не была. Снабженный подробными примечаниями Вл. Эрля и обширной статьей А. Степанова сборник, вышедший в качестве литературного приложения к журналу «Часы» в 1985 году, в силу своего самиздатского происхождения, широкому читателю недоступен. Небольшая книга «Стихотворения», выпущенная Вл. Эрлем в 1990 году в Ленинграде (хотя и основывалась на подлинных авторских рукописях), не претендовала на статус научного издания, а при подготовке двуязычной книги «Смерть бабочки», изданной А. Ровнером и В. Андреевой в 1998 году, — наиболее представительном на сегодняшний день издании — текстологические задачи не ставились.

Настоящее собрание произведений — первое научно подготовленное издание наследия Аронзона. Нашей главной задачей было введение в научный и читательский оборот максимально полного основного собрания поэта в подлинных авторских редакциях. Составители также надеются, что представленный во вступительной статье биографический материал, исследование А. Степанова о поэтике Аронзона, нисколько не утерявшее своей актуальности, а также реальный комментарий в примечаниях помогут познакомиться читателям и специалистам со столь сложным, противоречивым, но в то же время поразительно ярким человеком и поэтом, каким был Леонид Аронзон.

Когда речь идет о крупном литературном явлении, до сих пор в должной мере, к сожалению, не знакомом широкому читателю, целесообразно сравнить его с явлением намного более известным. И тогда можно сказать, что в 1960-е годы Ленинград дал русской литературе двух наиболее значительных поэтов: Бродского и Аронзона[35].

Успех Бродского в начале 1960-х годов поразителен: вопреки почти полному отсутствию официальных публикаций его имя стало известно многим отнюдь не только в Ленинграде. Восторженная реакция слушателей во время публичных выступлений, множество списков его стихов — характерные черты отношения к Бродскому читателей того времени. Поэзии Аронзона была уготована почти противоположная участь. Хотя и его достаточно тепло принимала аудитория 1960-х, но до популярности Бродского Аронзону было далеко. Их творческая близость продолжалась недолго, сменившись принципиальным расхождением. И это не случайно: трудно представить себе поэтов, чьи эстетические позиции столь противоположны.

Если поэзии 1960-х годов была присуща социальная острота и — как у Бродского — рациональная ясность, то творчеству Аронзона, несмотря на предметную точность, свойственна определенного рода условность. Вне зависимости от объектов непосредственного изображения, в

Ознакомительная версия. Доступно 18 из 89 стр.