Измена. Ты не защитил меня - Энди Дорн

Я переворачиваюсь на другой бок, зарываюсь лицом в подушку. Нет, не буду об этом. Он мертв для меня. Как и наш ребенок.

Слезы снова подступают к глазам, но я их прогоняю. Достаточно. Я уже выплакала все слезы за эти недели.

«Забудь его, — внушаю себе. — Забудь и живи дальше».

Но как жить дальше, когда даже простой поход в магазин становится подвигом?

Наконец я проваливаюсь в беспокойный сон, полный обрывочных кошмаров. Мне снится темный переулок, мужчина в куртке, кровь на асфальте. И Максим, который стоит в стороне и смеется вместе с какой-то женщиной.

Утром я просыпаюсь разбитая, с тяжелой головой. За окном светит солнце, щебечут птицы, но мне от этого не легче.

Иду на кухню. Мама уже встала, готовит завтрак. Папа читает газету, изредка хмыкая на какие-то новости.

— Доброе утро, доченька, — мама целует меня в макушку. — Как спала?

— Плохо, — признаюсь я, садясь за стол.

Папа поднимает глаза от газеты, изучающе смотрит на меня. Я вижу в его взгляде беспокойство, но он ничего не говорит. Мама, наверное, попросила его меня не расспрашивать.

Завтракаем в относительной тишине. Мама подает мне овсянку с медом, наливает молоко. Я ем без аппетита, через силу.

— Ксюш, — говорит мама, когда папа уходит на работу. — Я вчера думала над нашим разговором. И знаешь, что решила?

Я поднимаю на нее глаза.

— Сегодня же найду тебе хорошего психолога. Не буду ждать.

— Мам…

— Никаких «мам», — она говорит твердо. — Ты вчера даже в магазин сходить не смогла. А что дальше? Будешь всю жизнь сидеть дома?

В ее словах есть логика, и я это понимаю. Но мысль о том, что придется с кем-то разговаривать, рассказывать все с самого начала, вызывает панику.

С другой стороны, если я не найду помощь сейчас, то действительно могу не выкарабкаться. Эта боль, которая пожирает меня изнутри, растет каждый день.

— Хорошо, — шепчу я. — Записывай.

Мама быстро листает телефонную книжку, находит нужный номер. Я слышу, как она разговаривает с регистратурой, называет мое имя, договаривается о времени. Сегодня, два часа дня.

Значит, сегодня я поеду в районный центр. К незнакомому человеку. Рассказывать о самом больном, о том, что разделило мою жизнь на до и после.

Долго стою перед шкафом, не зная, что надеть. Будто это важно. Будто одежда может что-то изменить в том аду, который творится у меня внутри.

Достаю старые джинсы, те самые, в которых ходила в институт. Они теперь висят на мне как мешок. Достаю серый свитер, который подарил Максим на день рождения. Хочу убрать его обратно, но останавливаюсь. Нет, хватит от него прятаться. Это просто свитер.

Натягиваю теплую куртку, на улице еще прохладно, весна только началась. Подхожу к зеркалу в прихожей и замираю.

На меня смотрит чужое лицо.

Осунувшееся, с острыми скулами и впалыми щеками. Глаза огромные, но потухшие, будто в них больше не горит огонь жизни. Губы бледные, почти серые. Волосы тусклые, безжизненные.

Это не я. Это не та девочка, которая еще недавно смотрела в зеркало и видела счастливую, влюбленную, беременную женщину. Которая гладила округлившийся животик и шептала: «Скоро мы встретимся, малыш».

Где она? Где та Ксения, которая мечтала стать психологом и помогать людям? Которая верила, что добро всегда побеждает зло? Которая влюбилась в успешного, красивого мужчину и поверила в сказку о большой любви?

Исчезла. Растворилась в том переулке, истекла кровью на холодном асфальте.

— Я готова, — говорю я маме, которая ждет меня на кухне.

— Может поехать с тобой? — с сомнением спрашивает она.

— Нет, не нужно, я справлюсь.

Она обнимает меня крепко, по-матерински.

— Все будет хорошо, доченька. Этот доктор поможет тебе.

Выхожу из дома. Весенний воздух прохладный, свежий, но мне от него не легче. Автобусная остановка находится в двух кварталах от дома, идти минут десять по прямой.

Иду медленно, стараюсь дышать ровно. Навстречу попадаются соседи, кто-то кивает, кто-то здоровается. Я отвечаю автоматически, не задерживаясь.

Вот уже видна остановка. Старый металлический навес, скамейка, на которой сидит пожилая женщина с сумкой. Обычная картина.

Я уже почти дошла, когда за спиной раздается голос:

— Ксюша!

Оборачиваюсь и замираю.

Ко мне идет высокий парень в кожаной куртке. Темные волосы, знакомые черты лица. Денис Волков. Мой одноклассник.

— Ксюш? — он подходит ближе, и я вижу удивление в его глазах. — Это действительно ты?

Пытаюсь улыбнуться, но получается натянуто, неестественно.

— Привет, Денис.

— Надо же! — он останавливается передо мной, внимательно разглядывает. — А я думал, ты в столице живешь теперь. Слышал, даже замуж вышла.

Его взгляд скользит по моей фигуре, задерживается на лице. Я понимаю, что выгляжу ужасно. Вижу, как удивление в его глазах сменяется чем-то еще. Беспокойством? Жалостью?

— Я… приехала к родителям, — говорю я неуверенно. — В отпуск.

— Понятно, — кивает он, но я чувствую, что он не верит моим словам.

Денис выглядит прекрасно. Повзрослел, возмужал за эти годы. У него и в школе семья была не из бедных — отец работал директором местного предприятия, мать в администрации. А теперь он явно преуспевает. Дорогая кожаная куртка, хорошие джинсы, дорогие часы на запястье. У обочины припаркована недешевая иномарка — не новая, но явно стоящая приличных денег.

Мы стоим друг напротив друга, и мне становится неловко. Он успешный, уверенный в себе, а я… я развалина человеческая.

— Как дела-то? — спрашивает Денис. — Работаешь где-то?

— Учусь еще. Психфак, — отвечаю я коротко, надеясь, что он не будет расспрашивать дальше.

— Психолог? — он улыбается. — Помню, ты еще в школе хотела людям помогать. Значит, мечта сбылась.

Мечта… Если бы он знал, что от той мечты остались только обломки.

Вдалеке показывается автобус. Еще немного, и я смогу сбежать от этого разговора, от расспросов, от того, как он смотрит на меня.

— Слушай, — говорит Денис внезапно. — А давай вечером встретимся? Поужинаем где-нибудь, поговорим. Так давно не виделись.

— Я не знаю, — я пытаюсь придумать отговорку. — У меня дела…

— Какие дела? — он улыбается той самой улыбкой, которая в школе сводила с ума половину девочек в нашем классе. Белозубая, обаятельная, немного наглая. — Ксюш, старому другу нельзя отказывать. Тем более мы столько лет не