От Рабле до Уэльбека - Оксана Владимировна Тимашева

Диалектика развития и идеология Возрождения характеризуются ориентацией на материалистическое истолкование законов природы (принцип «природообразности»), антропоцентризм (человек рассматривается как венец природы); рационализм (человек познает мир и самого себя благодаря Разуму, что отличает его от всех остальных существ на земле и приближает к Богу, чьим подобием на земле он является). Постепенно разрушается средневековая концепция мира и человека, установившая непосредственную иерархическую связь между людьми, а также между человеком и всем сущим (концепция отношений «от камня до Бога»).

В период, называвшийся эпохой Возрождения, случались не только светлые моменты — о чем обычно в первую очередь вспоминают, но и очень мрачные, связанные с разгулом Инквизиции при расколе католической церкви, выделением протестантизма, как самостоятельного церковного течения. Впервые понятие «Возрождение» (Rinachimento) употребил Дж. Боккаччо, сказавший, что Джотто возродил античное искусство, а термином, определяющим целую эпоху, это понятие стало благодаря историку искусства Джорджо Вазари (1511–1574), использовавшему высказывание автора «Декамерона». В термине «Возрождение» закрепился самый грандиозный культурный миф, создатели которого стремились доказать, что корни европейской цивилизации уходят в античность, а не в «дикое варварство» Средневековья. Они действительно внимательно изучали и восхищались наследием античной культуры. Их стараниями утверждался тезис о непревзойденном совершенстве античных образцов. Они даже пытались сделать латынь снова общеевропейским языком. Однако наряду с учеными доктринами, концепциями и доказательствами бытует и другая точка зрения, устанавливающая связь Возрождения с народной культурой (внутри которой может также лежать идея непрерывности развития народной культуры) от античной к средневековой и далее к культуре Возрождения. Немецкий исследователь начала XX века Конрад Бурдах считает, что идея-образ «возрождения-обновления», зародившаяся первоначально в древнейшем мифологическом мышлении восточных и античных народов, продолжала жить и развиваться на протяжении всего средневековья. Сохранялась она и в церковном культе (в литургии, обряде крещения и др.).

Со времени религиозного подъема XII столетия (Иоахим из Фиоре, Франциск Ассизский, спиритуалы) эта образная идея проникает в широкие круги народа, окрашивается чисто человеческими эмоциями, пробуждает поэтическое и художественное воображение, становится выражением нарастающей жажды Возрождения и обновления в чисто земной, мирской сфере, то есть в сфере политической, социальной и в художественной жизни. Бурдах полагает, что такое историческое явление как Ренессанс не могло возникнуть лишь как результат чисто познавательных и интеллектуальных усилий отдельных лиц. Слово «Возрождение» означало не только «возрождение наук и искусств античности», за ним стояло огромное многозначно-смысловое образование, коренящееся в самых глубинах обрядово-зрелищного, образного и интеллектуально-идейного мышления человечества. «Переосмысляется все, даже христианство, способное влиять на огромные массы людей. Иоахим из Фиоре и Франциск Ассизский называют себя и своих сторонников “скоморохами господа” (ioculatores Domini). Своеобразное мировоззрение Франциска с его духовной веселостью (laetitia spiritualis), с благословением материально-телесного начала, со специфическими францисканскими снижениями и профанациями может быть даже названо “карнавальным католицизмом” ¹». Карнавал (народный праздник) был местом, где все люди получали права шутов и дураков: говорить правду. Сказанное на карнавале как бы ничего не значит, оно как бы не обидно. Таким образом, можно пародировать все, что угодно: церковь, суд, войны, привилегии. Карнавал— возвращение к Золотому веку, к жизни без принуждения, он озорной.

«Евангелие, как сумма христианских воззрений, видит судьбу человека в двух ракурсах. Жизнь человека освещается из двух точек: начала— грехопадения и конечной точки истории — Страшного суда. Между ними происходит третье событие— искупительная жертва Христа, наполняющая эстетическим смыслом метафизическую судьбу человека».² Христианство диктует смирение, подчинение человека догме, но человеку свойственно бороться против любых условий, нарушающих ее достоинство и интересы, поэтому языческая смеховая культура нередко овладевает его сознанием.

Античность, согласно Ф. Ницше, может быть понята из дуализма аполлоновского и дионисийского начал. Аполлон символизировал царства оформленных, завершенных в себе образов; дельфийский бог — это ясность, свет, мера, красота. Сфера Диониса— хаос, безмерность, бушующий поток становления, витальные силы стремящиеся разрушить, взорвать мир прекрасных форм, сотворенных Аполлоном.

Оба начала, аполлоновское и дионисийское, обнаруживают себя в двух типах мировоззрения: сновидения и опьянения, характеризующих сознание античного человека, которому, вопреки утверждениям некоторых ученых о его цельности, присуща не цельность, а разорванность, антиномичность.

Оставив в стороне аполлоновское начало и типы мировидения античности, вглядимся в сферу Диониса. Дионисийские искусства — танец и пение уничтожают дистанцию, так как создание художественного произведения есть общее действо (дионисийская мистерия), возможное только тогда, когда мы вовлечены в сам художественный процесс и принимаем в нем участие. Искусство втягивает нас в него, делает непосредственным участником, мы сами стали становлением художественного произведения. В дионисийском искусстве утверждает себя древнейшая природа мусических искусств, не знающих разделения на творцов и публику. В искусстве, таким образом, устанавливается особого рода субъектно-объектное отношение, при котором творческая сила искусства заключена не в художественной индивидуальности, а в бытии самого произведения искусства. Дионисийский феномен — это «игра созидания и разрушения» индивидуального мира (гераклитовский образ ребенка у Ницше: то строящий кучу, то разрушающий ее) обогащается до мирового символа. Мир создается игрой мировой воли, а деятельность художника, творческий процесс есть только отражение и слабое повторение космической жизни. Ребенок, художник и природа захвачены этой невинной игрой. Их игра свободна от каких-либо внешних целей, она объективируется как непосредственное бытие, как аналог становления, которое не нуждается ни в каком оправдании и тем самым является эстетически оправданным.

Естественное состояние человека, по мысли Ницше, подвергается порче со стороны христианства, которое сделало идеал из противоречия инстинктам самосохранения сильной жизни. Христианство — высшая из всех мыслимых порч. Под чарами Диониса человек вновь сливается с природой. Сама отчужденная, враждебная или порабощенная природа празднует примирение со своим блудным сыном-человеком. Цветами и венками усыпана колесница Диониса. В дионисийской культуре возникает страстное влечение к дионисийским порывам, ниспровержению всех пределов, разрушению всех форм. Беспредельный простор, крутящийся вихрь смен и перерождений, молниеносная быстрота движений повсюду— вот закон Жизни по Ницше. Христианство «проглотило и усвоило» учения и обряды всех «подземных» культов Римской империи. Языческий мир позволил антиязычеству, дохристианскому христианству расцвести на вершинах своей философии. Сократ и Платон — первые провозвестники этого явления. Любая культура всегда демонстрирует сложный спектр различных элементов. Многосоставная в этом отношении и культура Возрождения. Сколько ни продолжается эпоха Возрождения, оппозиция официальной и народной культуры существует постоянно. В музыкальном искусстве западноевропейских стран явные черты Возрождения выступают, хотя и с некоторой неравномерностью, в пределах