Первая война Гитлера - Томас Вебер

Правда в том, что Гитлер, который нигде в Mein Kampf не упомянул о том, что после первого сражения он был посыльным, а не фронтовым солдатом, не был неделями под "непрерывным артиллерийским обстрелом". К тому времени, когда он был ранен 5 октября (не 7 октября, как утверждал сам Гитлер), он провел в битве на Сомме только четыре дня. Гитлер также лгал о том, где он был ранен, утверждая, что он должен был вернуться в немецкие окопы, подразумевая, что он был ранен как солдат на линии фронта, а не в полковом штабе в деревне в 2 километрах от фронта.

Более того, из-за сильного дождя между 2 и 7 октября британские воздушные наблюдатели были спущены на землю, и тем самым британская артиллерия была сильно ограничена. Пока Гитлер был на Сомме, британские войска, оружия, танки и снабжение едва ли могли перемещаться из-за ужасающих погодных условий. Так что серьёзные операции британцев против полка Листа не начинались до 7 октября. Когда 7 октября, в тщетной попытке прорваться через ряды немцев, британская шрапнель, взрывающиеся газовые снаряды и огонь пехоты забрали жизни 104 человек из полка Листа и когда солдаты делали вид, что они ранены, просто чтобы их убрали с Соммы, Гитлер, Бахман и Шмидт были уже в безопасности в армейском госпитале в Гермиес далеко от линии фронта. Когда британские снаряды разрывали на куски людей, как Генриха Лангенбаха, еврейского солдата и оперного певца, или погребали их заживо, командир 1‑го батальона предупреждал, что боевой дух был настолько низок, что он не может гарантировать того, что его люди будут оказывать сопротивление какой-либо будущей атаке противника. Более того, когда у солдат 16‑го полка возникло впечатление, что их сменят только после того, как потери их части превысят 50 процентов, Гитлер уже был на санитарном поезде в Германию.

Несмотря на ужасные условия, которые должен был переносить 16‑й полк, его всё ещё не выводили из боя, поскольку германский план сражения требовал, чтобы каждая пехотная дивизия, развёрнутая на Сомме, любой ценой удерживала позицию в течение двух недель, прежде чем её можно было сменить. Кронпринц Руппрехт описывал трудное положение германских войск следующим образом: "Почти полное превосходство противника в воздухе до недавнего времени, превосходство их артиллерии в точности и в численности, и исключительное качество того оружия, что есть у них, позволяют им полностью сокрушать наши оборонительные позиции… Наши солдаты могут лишь лежать в снарядных воронках, без защиты или укрытий… Также они часто не могут есть на передовых позициях из-за запаха трупов, и спать они тоже не могут". Не только лишь шрапнель от взрывов гранат и мин делала таким смертельным артиллерийский огонь. Он был таким летальным из-за ударных волн от взрывов, которые разрушали наиболее легко сжимаемые ткани тела, расположенные в лёгких. Повреждение этих тканей, другими словами, "крошечных, нежных воздушных мешочков, в которых кровь поглощает кислород и выделяет двуокись углерода", было описано следующим образом: "Ударная волна взрыва сжимает и разрывает эти мешочки. Затем кровь просачивается в лёгкие и затопляет их владельца, порой быстро, в течение десяти или двадцати минут, порой в течение нескольких часов".

С каждым днём ситуация ухудшалась. 9 октября 1‑й батальон отмечал: "Боевой дух низкий. Нервы [солдат] истощены". Более того, психологическая депрессия была на подъёме. 10‑го октября в батальонном дневнике записано: "Войска становятся ненадёжными, если не придёт замена… Даже во время умеренного артиллерийского огня [люди] ведут себя так, будто они сошли с ума". Оценка следующего дня была такой: "Войска на первой линии все не представляются надёжными… Новые солдаты также психологически слишком слабые… В этом огне новые пополнения бесполезны". 12‑го октября солдаты полка покидали свои позиции толпами, явно ощущая себя предоставленными своей судьбе своими командирами. В одном случае пятнадцать человек из 4‑й роты совместно отошли в тыл. Пришлось отдать приказ военной полиции останавливать солдат, покидающих свои посты и возвращать дезертиров на фронт. Даже Эмиль Шпатни, который с весны был командиром 16‑го полка, сломался под напряжением битвы и возможно также под грузом ответственности, которую он ощущал за смерть столь многих своих солдат. Находя утешение в бутылке во время битвы на Сомме, Шпатни почти постоянно был настолько пьян, что часто был не в состоянии подписать приказы по полку, подготовленные для него его адъютантом. По инициативе офицеров 16‑го полка Шпатни был в конце концов освобождён от своей должности в следующую весну, поскольку он стал помехой.

Оскар Даумиллер также пережил крах боевого духа среди войск 6‑й запасной дивизии во время битвы на Сомме. Он отметил, что к 10 октября "состояние боевого духа солдат было тревожным". В тот день Даумиллер записал: "Я слышал, что из 300 человек [из одного батальона] около 100 человек дезертировали во время наступления". Во время сражения, как понял Даумиллер, солдаты более не реагировали на патриотические лозунги: "Во время сражения на Сомме обращение к патриотическим лозунгам не помогало воодушевить солдат. Помогало только слово Господне". Даумиллер заключает, что у солдат дивизии Гитлера были огромные трудности в нахождении какого-либо смысла в их участии в битве: "Когда канонада на передовой продолжалась часами с неубывающей интенсивностью, когда страдания вновь и вновь увеличивались в санитарных палатках, когда мы стояли по 8‑10 часов в открытых окопах, то тогда сомнения омрачали лица многих". Давно миновали дни, когда Даумиллер описывал войну как священную и без колебаний поддерживал национальную идею Германии:

Однако Даумиллер не поделился этими мыслями с выжившими на Сомме, по крайней мере, не сделал это немедленно. Вместо того, чтобы поделиться своими честными мыслями, возможно, из чувства ответственности или долга он сказал им во время службы в честь павших в сражении, что павшие "нашли героическую смерть в окопах сражения от пули винтовки или пулемёта, или от артиллерийского снаряда. Подходяще будет сказать о них: "Нет более прекрасной смерти в мире, чем умереть от руки врага и пасть среди зелёных лугов в открытом поле". Поле сражения стало