Для тебя - Татьяна Тианина

— А твоя мать?.. — спросил я, почти готовый услышать, что она погибла в той же аварии.

— Она ушла от отца. У него тяжелый характер, а она молодая была, веселая. Он её отпустил, но меня не отдал.

— Скучаешь? — осторожно спросил я.

— Да не очень. Я ее почти не помню. Я тогда совсем маленький был, — пояснил Эдик. — Я знаю, ты сейчас подумал, что он из мести отобрал у нее ребенка, как в дешевом сериале из жизни злобных олигархов. А все просто. Он знал, что любит меня больше, чем она. Так что можешь не делать такое жалостливое лицо, у меня была замечательная жизнь, пока не случилась эта гребаная авария. И вообще, поехали обратно, дурацкая была идея.

С этим утверждением я был в корне не согласен, хотя бы потому, что мне совсем не хотелось возвращаться в дом и до обеда зевать над старыми конспектами.

— Ты прав, скучно таскаться туда-сюда по дорожкам, как будто мы два столетних деда из дома престарелых. Давай-ка встряхнемся немного, в снежки, например, поиграем, а хочешь — снежную бабу слепим.

— Ты что, сдурел? Мне, по-твоему, сколько лет? Снежки, выдумал тоже!

— А что, сыновья олигархов в такое не играют? Не царское это дело?

Я развернул коляску и направил ее на газон, засыпанный снегом.

— Давай, вооружайся. Тебе полезно понаклоняться, а то пузо отрастишь, сидя за компом с утра до ночи.

И тут же получил метко пущенным снежком в лоб.

— Надо же, ты, оказывается, и это умеешь! — восхитился я. — А я думал, что за тобой Федор ходил с серебряным подносом, а на нем — свежевылепленные снежки ручной работы.

 — Ага, позолоченные и с монограммой, — хихикнул Эдик. — Что за бред ты несешь, а?

От второго снежка я увернулся, а третий коварно влетел между шеей и воротом, и пока я вытряхивал снег из-под куртки, получил еще пару прямых попаданий.

Когда я заметил, что Эдик устал каждый раз тянуться за новой горстью снега, то просто вывалил его из коляски в ближайший сугроб.

— Окапывайся. Это твоя огневая точка. Через пять минут начинаю атаку.

Хитрющий Эдик нагреб вокруг что-то вроде снежного вала и удивительно метко стрелял из-за него, ловко уклоняясь от моих ответных выстрелов.

— Мазила!

— На, получи, это тебе не мышкой щелкать, задрот компьютерный.

— Ах так!..

Неосторожно разинув рот для очередного ехидного ответа, я получил снежный ком прямо в физиономию и, признав поражение, замертво свалился в сугроб под издевательский хохот Эдика. Кажется, это был первый раз, когда я слышал, как он смеется.

Глава 4

Бабу мы тоже слепили, совсем небольшую, росточком с пятилетнего ребенка. Собственно, у нас получился снежный мужик, потому что Эдик ловко придал ему сходство с Федором, вылепив массивный нос и украсив его снизу пышными усами из наломанных веточек. Я разыскал в кармане обрывок какого-то шнурка и завязал нашему голему галстук.

— Как живой! — восхитился Эдик и проговорил басом: — Вам что, заняться нечем? Работайте!

— Давай завтра слепим ему подружку, может быть, он подобреет, — предложил я.

— Нет, Федор у нас однолюб, на снежную бабу не поведется. Он уже много лет безответно влюблен в моего отца. Держит его фотографию на тумбочке около своей кровати.

Я онемел от изумления, но заметил, что Эдик, глядя на меня, с трудом сдерживает смех. Я тоже рассмеялся. Представить себе Федора влюбленным, да еще в грозного Евгения Петровича, было довольно забавно — вот уж кто совершенно не походил на человека, способного испытывать сильные чувства. Зато я очень легко мог вообразить, какую длинную и занудную нотацию он мне прочтет, если мы с Эдиком опоздаем к обеду, поэтому, несмотря на его протесты, решительно повернул к дому.

В холле мы, не сговариваясь, притихли — наши голоса звучали слишком громко в гулкой тишине дома. То ли дело парк, где мы могли вволю орать и смеяться. Увидев вышедшего навстречу Федора, мы переглянулись и дружно хихикнули, вспомнив снежную скульптуру нашего производства. Федор окинул нас внимательным взглядом.

Я посмотрел на Эдика — он был весь в снегу, взъерошенный, с красными щеками, растрепанный и взмокший. Думаю, я выглядел не лучше.

— С вами все в порядке, Эдуард Евгеньевич? — спросил Федор.

Эдик собрался было ответить, но я его опередил. В конце концов, за своего пациента отвечаю я и отчитываюсь только перед боссом.

— Разумеется, с ним все в порядке, и это не…

— Федор, попроси приготовить нам чай и отнести наверх. Мы ужасно замерзли, — перебил меня Эдик.

— Ты с ним поосторожнее, фильтруй базар, — негромко сказал Эдик, настороженно глядя в спину уходящего на кухню Федора. — Он — папины глаза и уши. А вообще в этом доме все за всеми шпионят.

— Зачем?

— Отец приучил. Он у нас любит быть в курсе всего. Думает, что знать — значит контролировать. Только это нихуя не работает. Моя прежняя репетиторша стучала ему, как дятел. И где она теперь? У меня свои методы.

— Думаешь, я тоже доношу на тебя?

— Нет. Если бы отец знал, как ты со мной обращаешься, тебе бы здорово влетело. Да ты и сам-то понимаешь, наверное.

Я решил не комментировать это высказывание — мне не хотелось ни отрицать его слова, ни соглашаться, но похоже, Эдик и не ждал ответа.

— Я знаю, что тебе стоит принять горячую ванну и переодеться, — сказал я, — а то еще простынешь, тогда нам обоим точно влетит.

***

Я напустил в ванну горячей воды и добавил пенки — это был один из наших проверенных приемов, тайный способ щадить самолюбие Эдика. Он вообще не слишком охотно принимал мою помощь в таких делах, так что по молчаливому уговору между нами я позволял ему по возможности справляться самому, а когда требовалось моё участие, деликатно отводил глаза. Постепенно мы наладили определенную последовательность действий, когда я переодевал его, помогал забраться в ванну, укладывал спать.

Поначалу я думал, он стесняется каких-нибудь следов, оставшихся после аварии, но через некоторое время убедился, что на коже нет ни шрамов, ни ожогов. Без одежды он выглядел как обычный парень его возраста, который больше времени проводит за компьютером, чем в спортзале. Не знаю, из-за чего он так смущался — возможно, вспоминал о больнице, где ему то и дело приходилось раздеваться перед чужими людьми. Или это было одним из проявлений его стремления к независимости. Оно, кстати, проявлялось