Так далеко - Сильвия Дэй

Слезы обжигают глаза и стекают горячими струйками по лицу. Все болит, каждый миллиметр кожи, каждая клеточка моего тела. Всякий раз, когда думаю, что уже достаточно унижена, я обнаруживаю, что порочности Алекса Галлагера нет предела. Увидев его сегодня, я потеряла контроль над своим мочевым пузырем, но это не оттолкнуло его. Он лишь рассмеялся, как будто мое унижение было самой забавной вещью в мире.

Что бы я ни делала, кошмар, которому подвергаюсь, не остановить. Я побрила голову, так что теперь меня нельзя схватить за волосы и вырвать их с корнем. Я больше не пользуюсь косметикой, дезодорантами или духами. Я не брею ни одну часть своего тела. Я сама себе противна, но он всегда возбуждается.

Я делаю глубокий вдох до боли в легких, борясь с желанием разрыдаться и не заботясь, что меня могут услышать. Но я не могу позволить себе расклеиться. Соседке, присматривающей за Кейном, скоро нужно на работу, и надо вернуть ее машину. Я так ей благодарна. Я научилась застилать водительское сиденье полотенцами, чтобы не испачкать обивку, но этот урок дался мне нелегко. Она простила меня, когда я в первый раз вернулась домой с окровавленным сиденьем. Я вижу жалость в ее глазах, когда она смотрит на меня. Я не знаю, куда, по ее мнению, я отправляюсь, когда звонит Алекс, или что я делаю, и не хочу знать.

Я даже не хочу жить.

Но у меня есть Кейн. Он тоже жертва. Он всего лишь маленький ребенок, который нуждается в отце. И в матери, но я уже не та женщина. Он плакал, когда я сбрила свои длинные темные волосы. Он печально наблюдает за мной, когда я пытаюсь сидеть, не морщась от боли.

Я ненавижу, что мы живем в неблагополучном районе, где на земле валяются опасные предметы, такие как иглы от шприцов, использованные презервативы, разбитые бутылки и гильзы от патронов. На ночь я подставляю стул под входную дверь, а на поврежденные жалюзи вешаю полотенца, чтобы закрыть нас от посторонних глаз. Мы спим на матрасе на полу и благодарны за кабельное телевидение, которое является одним из немногих удобств в квартире.

Я беру себя в руки, вытерев лицо. Слабость – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Выключаю зажигание и крепко сжимаю ключи в кулаке, чтобы не уронить их. Затем распахиваю дверь, но вылезти из машины оказывается значительно сложнее. Ноги дрожат так сильно, что я боюсь упасть, а пульсирующая боль в области паха невыносима. В конечном итоге я переношу большую часть своего веса на руль, мои губы дрожат, когда чувствую липкую влагу между ног, которая явно не связана с менструацией.

У меня уже несколько месяцев не было месячных. Поначалу я ужасно испугалась, что противозачаточные таблетки не помогли и я забеременела от своего насильника, но потом поняла, что стресс и недостаточное питание были тому виной. Но Кейн был здоров. И это самое главное.

Держась за дверь, я осторожно протягиваю руку за окровавленным полотенцем, на котором сидела, и, прислонившись к машине, складываю его так, чтобы скрыть пятно. Затем обертываю вокруг талии, чтобы закрыть такое же пятно на своих спортивных штанах. Как только я выйду из-под навеса, Кейн увидит меня. Он постоянно смотрит в окно, когда меня нет.

Ему только исполнилось пять лет, но он очень умен. Он понимает, что, каждый раз уезжая и возвращаясь, я все меньше и меньше похожу на себя прежнюю. Я надеюсь, что он еще достаточно маленький и сможет забыть этот период нашей жизни, потому что скоро все закончится. Каждый химический патент, который я забираю от Алекса, – это страховка, которая принесет свои плоды, как только я найду подходящего человека, способного помочь мне их монетизировать.

Я была рядом и поддерживала отца Кейна, Пола, когда мы строили «Бахаран-фарма». Возможно, он и высосал из компании все соки, но то, что осталось, имеет ценность, и я заберу то, что мне причитается, а мой сын получит свое наследство. Я не позволю ему расти в бедности, без образования и под влиянием разлагающего окружения. Может, мне и нечего предложить, кроме своего тела, но я получу то, чего заслуживаем я и мой сын. Даже если это убьет меня, а такое вполне возможно.

Из последних сил я толкаю дверь и закрываю ее. Внутренне я вся дрожу и рассыпаюсь на части. Дышу ртом в тщетной попытке не чувствовать запаха пота Алекса на своей коже. Выйдя на вечерний свет, я запрокидываю голову и вижу милое личико Кейна, выглядывающего со второго этажа. Я выдавливаю из себя улыбку и машу ему рукой. Он весь светится от радости, словно солнце, а затем исчезает. Он откроет дверь и подождет меня на лестничной площадке. А я сделаю вид, что каждый шаг не мучителен и что я не цепляюсь за перила изо всех сил.

Я сделаю это ради него, смысла моей жизни. Ради единственного совершенно невинного создания в моей жизни, сотворенного мной с любовью и надеждой на будущее, которое теперь превратилось в пепел.

Я просыпаюсь, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, а тело покрыто горячим липким потом. Возникает сильное желание вскочить с кровати и бежать, но на мгновение я словно парализована. Желудок сжимается от страха и отвращения, и мне кажется, что меня вот-вот стошнит.

Хватая ртом воздух, переворачиваюсь на спину и вдыхаю аромат одеколона с потоком жизненно необходимого кислорода, этот знакомый запах неожиданно меня успокаивает. Я пытаюсь понять, где нахожусь и почему, мой разум затуманен от страшных воспоминаний, которые держу взаперти уже долгие годы.

Я цепляюсь за мысль, что в ванной кто-то есть. Из кошмара меня вырвало журчание воды, когда включили душ.

Скинув с себя одеяло, я сажусь и свешиваю ноги с кровати. Прохладный воздух холодит покрытое потом тело, когда замечаю брюки и рубашку, оставленные на кушетке в изножье кровати. Я стараюсь сбросить оцепенение злополучного сна, чтобы прояснить мысли.

Я дома. Я в безопасности. Стресс пробудил воспоминания об Алексе Галлагере, к которым я стараюсь не возвращаться, это было целую вечность назад.

Взглянув на прикроватные часы, понимаю, что сейчас раннее утро. С тех пор, как я въехала в свою квартиру, ни один мужчина не проводил здесь ночь. Я предпочитаю