Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич
Штайнер налил воды, в этот раз сифон вел себя прилично.
– Но это правда, – растерянно произнес Шуйский. – Это все было. Я не выдумал, я собственными глазами… Разве можно…
Кассини. Воспаленные глаза, наверное, много читал.
– Мой дорогой друг, – снисходительно заметил Кассини. – Правда – это характеристика, увы, сугубо количественная. За пятьсот лет массовой литературы были воздвигнуты Джомолунгмы текстов на разные, зачастую весьма фантасмагорические темы. В подвалах библиотек хранятся миллионы историй, тех, что удостоились бумаги. А сколько их безвестно сгинуло в электронных хранилищах? Сколько не сгинуло, попросту не было рассказано? Сколько было рассказано скверно?.. Мы описали все, что есть, и все, что могло быть. Так что ничего удивительного, что жизнь периодически догоняет, а то и перегоняет вопли этих несчастных… Кстати, некоторые исследователи полагают, что в рассказе «Ксенобиотик» описано появление фермента LC.
– Нет, – растерянно возразил Шуйский. – Элджер ничего не говорил про фермент…
– Ну разумеется – никто не говорит! Но все так или иначе подразумевают. Слюни дьявола, амрита, мед лирики, тинктура доктора Джекила, мерцающий яд Гриффина, вещество Д, фермент LC – нет числа его явлениям и именам.
– Но при чем здесь все-таки фермент LC? – спросил Шуйский. – Там были паразиты, они жили в медвежьей крови…
А мне история Шуйского понравилась. Нескладная. Элджер рассказывает про геронтологические исследования и требуемую для этого медвежью кровь, просит создать автоматическую систему ее забора, исчезает, невероятная и не очень складная история… Нескладная и от этого, на мой взгляд, правдоподобная. В настоящем, книжном пространстве присутствовало бы больше логики, вымысел обязан быть логичным и непротиворечивым, реальность – нет.
– Паразиты как раз вполне себе при чем, – заметил Кассини. – Например, существует довольно популярное мнение, что «жидкая свеча» синтезирована из белка, содержащегося в пасти миног. В природе это вещество препятствует свертываемости крови у жертв паразита, однако при попадании в человеческий организм…
Кассини выразительно посмотрел на Шуйского.
– Стандартно человеческий организм реагировал сыпью, повышением температуры, удушьем… Но примерно у одного из пятидесяти вещество вызывало крайне необычную реакцию, человек впадал в болезненное состояние…
Кассини тоже заинтересовался сухарями, достал один из миски и стал ломать.
– Минога не паразит, – негромко заметил Штайнер. – Хищник… своеобразный…
– А почему «жидкая свеча»? – спросил я.
Солнце подсветило облака, я примерно представлял.
– Люди выгорали, – ответил Штайнер. – Как свечи. Буквально за несколько дней. Иногда за несколько часов. Смертность свыше девяноста семи процентов. Эмоциональный и интеллектуальный всплеск – очень редко, реактивное истощение психики, зачастую необратимое, на физиологическом уровне, вплоть до обширной элиминации синапсов, – практически всегда! Да, практически всегда использование «жидкой свечи» сопровождалось невероятными физическими муками…
«Станешь дураком». Элиминация. Психоз. Медвежий остров.
– К сожалению, это так, – заметил Кассини. – Боль, распад, гибель. Однако, сам механизм действия «жидкой свечи» совершенно иной… И паразиты крови здесь ни при чем, паразиты… это как раз из области оправданий, сродни френологии… Сержант нес инферно, потому что у него неправильные шишки на голове, зло неприсущее, зло есть инвазия, безобразный мозговой слизняк… Большинство полагает, что фермент LC неким образом стимулирует стандартную мозговую активность… повышает работоспособность, или концентрацию, или усиливает комбинаторные способности, это не так. Мозг не кобыла, его не пришпоришь, мы, как ученые, должны это понимать. «Жидкая свеча» – это…
Я подумал, не съесть ли мне сухарь, но опять вспомнил тошнотворный рассказ Шуйского и предпочел от перекуса отказаться.
– Это как смотреть из-за собственного плеча и одновременно перерезать себе горло, – пояснил Кассини. – И чуть сверху. И да, степень поражения, как правило, напрямую зависит от интеллектуального потенциала. Чем тоньше и сложнее система, тем сокрушительней удар.
Мармелад был вишневым, с тонким, чуть горьковатым послевкусием косточек.
– Что касается названия… – Кассини превратил сухарь в крошку и теперь старательно отделял от нее изюм. – Название возникло отнюдь не из-за эффекта выгорания, это тоже известный миф. Все гораздо проще.
Восемь изюмин, выстроил в треугольник.
– В предельной концентрации фермент LC светится в темноте. Не зря его называют «светлячковым соком». А вот насчет того, что результат не гарантирован, маэстро Штайнер совершенно прав, шанс выиграть в этом забеге ничтожен. Но, к сожалению, от желающих причаститься отбоя не было. Молодые подвижники науки…
Кассини замолчал.
– Не всегда прислушиваются к голосу разума, – закончил Штайнер.
– Именно поэтому Совет запретил все опыты с ферментом LC, – добавил Кассини. – Желающих положить живот на алтарь науки оказалось слишком много, мест на всех не хватает.
– А «жидкую свечу» применяли только в научных целях? – спросил я.
Кассини не ответил.
Молчали, словно придумывая, о чем говорить дальше, продолжать про литературу или поднять что-то новенькое.
Штайнер продолжил:
– И все-таки, Рольф, думаю, нельзя отрицать, что литература в лучших своих проявлениях… как бы это сказать, опосредованно предсказывает… или, если позволите, предвосхищает будущее.
– Могу поспорить, что некоторые предпочитают термин «моделирует», – ехидно поправил Кассини. – И не опосредованно, а напрямую. Александр Флеминг, будучи в молодости довольно одаренным хирургом, несомненно, читал про доктора Моро, думаю, маэстро Шуйский хотел проиллюстрировать своей готической повестью примерно это. Старый добрый принцип перекрестного опыления еще никто не отменял, чего уж там.
– При чем здесь Флеминг, при чем здесь готическое опыление?..
– Флеминг здесь вполне себе при чем. – Кассини улыбнулся и подмигнул Шуйскому. – Прочитайте «Простуду доктора Ф.», она написана за двадцать лет до открытия пенициллина! Напечатана в «Шаривари»! Сюжет: доктор философских, магнетических и химических наук профессор Ф. случайно чихнул в реторту с питательным раствором, забыл про это и уехал на богемские воды. А когда вернулся, обнаружил, что его дом захвачен весьма деятельными гомункулусами, зародившимися из профессорской мокроты. И как вы теперь можете ручаться, что Флеминг высморкался в чашку Петри случайно? Не прочитал ли он об этом предварительно в бульварной газетенке, весьма, к слову, популярной в Англии? Не стал ли пошленький рассказ катализатором открытия, изменившего ход истории?
Будущее проросло из соплей Александра.
– Рассказ «Ксенобиотик» построен по тому же принципу. Но вместо юмористической истории открытия пенициллина мы имеем историю рождения фермента LC.
– По-вашему, фермент LC – это все-таки глисты? – неприязненно спросил Шуйский. – Паразиты крови? И я не вижу здесь никакой истории.
Честно говоря, я сам стал запутываться. В бессмертии, медведях и глистах.
Мне показалось, что Кассини не удержится, Шуйского передразнит. Но Кассини сказал с сочувствием:
– Ваша частная вера, пусть и подтвержденная неким личным, как вам представляется, опытом, не доказывает абсолютно ничего. Неужели вы всерьез утверждаете, что Совет мог одобрить подобные опыты?
Шуйский молчал.
– Совет не может контролировать все, – заметил Штайнер. – Да и нет у него такой цели…
– Не рассказывайте про цели Совета, – тут же огрызнулся Кассини. – Не испытывайте эти плотины на прочность.
Мы умрем, а где-то по горам и долинам Планеты Х будет бродить вечный медведь Чарли. А по тундрам Регена – вечный Барсик. И пропоет над Иртышом бессмертный дрозд.