Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич

Шуйский остановился.

– Кажется, пришли, – сказал он, вглядываясь в звезды под ногами. – Я сам еще не освоился, что поразительно… Ага, вот так…

Потолок вокруг потек вниз, отделяя нас от холла, золото потолка расплавилось и коснулось пола, едва коснувшись, стало втягиваться обратно, а холла вокруг больше не было, мы стояли в коридоре. В самом обычном, ничем не отличавшемся от коридоров «Тощего дрозда». Я был разочарован, поскольку ожидал чего-нибудь оригинального, но, по-видимому, оригинальность на жилых уровнях не приветствовалась.

– Девять ноль семнадцать, ваш номер, – указал Шуйский. – Впрочем, можете занимать любой, здесь никого пока нет. Вас проводить или…

– Спасибо, я справлюсь.

– Отдыхайте! Обязательно отдохните!

Шуйский еще раз пожал мне руку и быстро удалился.

В номере оказались косые полы. И окна…

Я ощутил усталость. В спине, в ногах, в голове. Усталость навалилась внезапно, видимо, гравитация. За дни перехода отвык от естественной тяжести, вот результат.

Я добрался до дивана, лег. Зачем нужны косые полы? Когда косые полы, хочется бежать, кровь…

В номер вошла Мария. Я лежал на диване, а Мария разглядывала мой номер. Быстро. Она словно ждала… наверное, ее номер рядом…

– Проснулся…

Из-под правой линзы очков в стороны – на висок, на щеку, на лоб – растекся фиолетовый синяк.

– Сразу скажу – со мной все в порядке, – недовольно буркнула Мария. – И я не намерена обсуждать свое здоровье. Ясно?

– Да… А как Уистлер?

– Его не видела. А ты… ты проспал четырнадцать часов.

– Четырнадцать?

Я огляделся. Не заметил четырнадцать часов…

– Добро пожаловать на Реген.

Мария опустилась в кресло у внешней стены.

От Марии пахло прелыми тряпками. Или сырой целлюлозой. Или грибами. Опятами. Библиотекой. И пылью, пыли было особенно много, я отвык от этого запаха. На Земле не осталось пыли, ей негде скапливаться, и она не успевает скапливаться.

А тут есть.

Ну да, синхронные физики не переносят роботов. Киберсистемы чужды синхроничности, кажется, в присутствии роботов феномен проявляет себя гораздо реже, именно поэтому в Институте Пространства робота не встретишь. Тут пыль. Прах, грибы и книгочерви.

Проспал четырнадцать часов. Я не помнил, когда вообще столько спал, может, и никогда.

– Чем занималась? – спросил я.

– Поспала… немного поспала. Потом заглянула в библиотеку.

– И как там?

– Плачевно. Грандиозно. Прекрасно. Пыльно.

Мария похлопала себя по плечам.

– Библиотека гораздо больше, чем я думала, – сказала Мария то ли озадаченно, то ли восхищенно. – Весьма затейливая архитектура, не исключено, что кто-то из учеников Шваба.

– Тут полы вроде косые, – указал я. – Покатые…

Я сел.

– Может, это и сам Шваб, – размышляла Мария. – Он любил делать такие полы… Но в библиотеке, кстати, ровные. Но неудивительно – на косых полках книги деформируются, библиотека любит порядок, а Шваб… Шваб был весьма эксцентричным человеком, даже по меркам нашего времени. Он организовал «Лигу вариативной неизбежности», ее участники каждый год на неделю выбирались в Арктику, жили под открытым небом и ждали, кого из них убьет метеоритом.

– И как?

– Однажды это почти случилось – метеорит упал рядом с помощником Шваба. Но не убил…

В номер без стука и прочего предупреждения вошел лысый человек. В сером костюме, в галстуке с тяжелой золотой булавкой. С книгой в руке. Человек увидел нас, удивился и замер, оглянулся на вход, словно перепутал номера.

– Здравствуйте, – приветствовала Мария.

Еще один в костюме. Я почувствовал себя неуютно, а что, если Большому Жюри надлежит быть в костюмах? Все в костюмах, один я в комбинезоне… Вряд ли здесь можно найти костюм, синхронные физики чужды подобных условностей. Ладно, посмотрим…

– Здравствуйте, молодые люди, – ответил человек с сожалением.

Тогда и я сказал:

– Здравствуйте.

Лысый. Скорее всего, Кассини. Злокозненный скептик.

– Кассини, – представился человек. – Рольф Кассини. А вы, наверное, Мария и Ян?

– Да… – Мария поправила очки. – Я Мария, а это Ян.

– Прекрасно… – раздраженно проскрипел Кассини. – Вы здесь, а я искал вас уровнем ниже, чудесно… Шуйский – никудшный организатор, не представляю, как они собираются работать дальше… У них явная нехватка квалифицированного персонала. Что, между прочим, удивительно – молодые ученые сюда рвутся, я это знаю наверняка, я это сам видел… Но никого нет.

– Скоро прилетят, – сказал я. – Через пару недель.

Кассини оказался не таким, как я его представлял. Невысокий, толстый, с выпуклой веной на лбу. Лицо круглое и недовольное. Я представлял, что у Кассини бородка. И трость с серебряным набалдашником. Кассини бы пошло быть членом «Лиги неизбежности», но ни бородки, ни трости.

– Не верьте Шуйскому, – посоветовал Кассини. – Он лжец, волк в овечьей шкуре, занимает чужое место. Повелитель носков с Иокасты… с Селесты… поразительно, до чего докатились синхронисты! Или еще откуда-то, забыл… Он встречает всех в холле и изводит несусветными бреднями, да… Друзья мои, я хотел у вас спросить – вы не знаете, где Рег… где Уистлер? Он ведь, надеюсь, прилетел?

– Уистлер? Да… Во всяком случае, после шестого вектора он был на борту.

Мария указала на стену. На стене появились… это чем-то напоминало жалюзи, свет пробивался сквозь еле заметные щели, иногда в них начинал ходить бронзовый отблеск от корпуса «Тощего дрозда».

– Ну конечно, нашего бесценного фокусника отправили на «Дрозде»… – Кассини указал капризным мизинцем на внешнюю стену. – Его Величество на «Дрозде», а меня на «Мыши Ахиллеса»! Разве нельзя было забросить меня на Луну?! Я бы дождался нормального корабля, но нет – они отправили меня на возмутительной «Мыши»! На восьмиместной!

Мария усмехнулась, Кассини покраснел и потрогал лысину. «Мышь Ахиллеса», а что, по мне, так хорошее название, будит фантазию.

– Согласен – это смешно, весьма смешно, Уистлер наверняка смеется, ха-ха-ха…

Кассини продолжал нервно трогать круглую лысину, потирал ее пальцем, словно обнаружил на гладкой блестящей коже невидимый, но досадный изъян.

– Давайте спустимся в бар, – предложила Мария. – Там будет удобнее разговаривать.

– В бар? – переспросил Кассини.

– Рядом с библиотекой есть бар.

– Ах да… Что ж, давайте в бар. В этом есть некая… преемственность, вы правы, там удобнее…

Пока мы добирались до бара, Кассини продолжал ругать Мировой Совет и «Мышь Ахиллеса». По его словам, Совет давно состоит из слепцов и интриганов, а «Мышь Ахиллеса» не звездолет, а старое корыто, ржавая лохань, скрипучая, громыхающая, готовая вот-вот развалиться, и, что самое удручающее, тратящая на коррекцию вектора по четыре дня! И все эти четыре дня пассажиры должны ютиться по тесным каютам, потому что кают-компания под потолок заставлена м‐блоками. Кассини ругался, Мария не слушала его, а я слушал, Кассини рассказывал смешно, с настоящей обидой, отчего становилось еще смешнее, я очень явно представлял эту несчастную «Мышь Ахиллеса», она и действительно была похожа на мышь.

Кассини ругался и быстро размахивал книгой, на обложке краснела стрелка, а название я не успевал прочитать.

– Вы представляете, там и пахло мышами! Вы знаете, как пахнут мыши?!

Мы вошли в бар, насколько я понял, он располагался рядом со столовой. И в столовой, и в баре посетители отсутствовали, мы устроились рядом с выключенным репликатором, я сел в кресло рядом с Марией, Кассини – напротив.

– Прошу меня извинить, – Кассини старался успокоиться. – Я понимаю, вы едва прибыли, а тут я… Я не хотел вас беспокоить, я намеревался поговорить с Уистлером… но не смог его найти. А сам я перенес не самое лучшее путешествие…

Кассини бросил книгу на столик.

– «Тупик и надругательство»… – Мария прочитала название. – Забавно…

Кассини протер руки салфеткой.

– В этом нет ничего забавного, – мрачно перебил Кассини. – Синхронная физика – проклятие человечества. Одно из, но, безусловно, самое разрушительное.