Переезд (СИ) - Волков Тим
— Та-ак! — радостно потер руки Бурдаков. — Значит, все же раскрыли дело⁈
Гробовский поежился:
— Да не совсем. Вчера вечером Азамат найдет мертвым в номере гостиницы «Оксфорд»… Ну, которая «Социалистическая» сейчас. И неподалеку тем же вечером видели белую спортивную машину с местными номерами. Машину ищем, но… Я так думаю — все следы вдут в Москву! Там, там главнее фигуранты. Я говорил уже — найдете Печатника, выйдете и на них.
На Первое мая всю Красную площадь затянули кумачовыми лозунгами.
— Да здравствует героический пролетариат! Слава рабочим всего мира! Пролетарии всех стран — соединяйтесь!
Ораторы повторяли с трибуны лозунги, собравшиеся на митинг трудящиеся одобрительно рукоплескали и бурно кричали «Ура».
С докладом «О текущем моменте» выступил председатель Совнаркома Ленин, следом зачитал речь товарищ Петровский, сменивший Рыкова на посту наркома внутренних дел. После Петровского слово взял товарищ Шляпников, нарком труда, член партии большевиков с 1903-го года. Выходец из рабочей среды, Шляпников долго жил за границей, в совершенстве овладел немецким и французским языками, и по каждому вопросу имел свое мнение, которое так уже умел доказывать и отстаивать, что, вообще-то, дано не многим. Невысокого роста, круглолицый, с короткой стрижкой и простоватыми усами, Александр Гаврилович так и не научился толком носить костюм… Однако, полностью поддержал идеи НЭПа, втихаря высказываемые Иваном Павловичем Петровым, заместителем наркома здравоохранения. Время сейчас было такое, когда еще можно было что-то высказывать, и это все всерьез обсуждалось без всяких обвинений во фракционности. Идею НЭПа, кстати, поддержал и Владимир Ильич, и многие в Совнаркоме. За три года до «настоящей реальности». Впрочем, что было считать «настоящей»?
Меняя реальность, Иван Палыч (Артем) первым делом хотел покончить с разрухой и Гражданской войной, путем объявления самой широкой амнистии, признания мелкой и средней частной собственности и — даже может быть — частичной реституции. За такие идеи доктора (тем более — зама наркома!) в середине двадцатых уже вышвырнули бы из большевистской партии (куда пришлось все же вступить), а в тридцатые, несомненно, расстреляли бы. И вот это все Иван Палыч собирался предотвратить… вполне себе понимая, что кругом кишмя кишат террористы, идейные противники и шпионы. Именно поэтому доктор, наряду с проталкиванием НЭПа, выступал за расширение полномочий ВЧК, в чем нашел самую горячую поддержку со стороны Феликса Эдмундовича. Они даже подружились, и иногда вместе игрывали в бильярд.
Кстати, именно ВЧК сейчас и занималось той самой «зареченской аферой», следы организаторов которой терялись где-то в Москве. Правда, насколько знал Иван Палыч, пресловутого Печатника до сих пор не нашли — по месту прежнего жительства на Большой Никитской его, увы, не оказалось, да и всю огромную квартиру поделили на коммуналки, честно оставив бывшему хозяину кабинет и спальню. Мало ли, появится?
— Соседи предупреждены, — рассказывал Феликс Эдмундович вечером в бильярдной. К слову — вполне себе частной, располагавшейся недалеко от здания ВЧК, на Лубянке.
— Если что — сообщат. Там, в квартире, кстати — телефон!
— Телефон — это хорошо, — Иван Палыч с треском загнал шар в лузу и оглянулся на шефа ВЧК. — А как, кстати, машина? Нашли уже?
— Ищут, — покивал Дзержинский, потеребив острую — клинышком — бородку. — Есть у меня один шустрый парнишка… Я тебя с ним познакомлю. Возглавляет у меня отдел по борьбе с хищениями и саботажем… А-а-а! Промазал? Ага-а-а!
Феликс Эдмундович не обманул, все ж таки познакомил, тем более, что доктора нужно было допросить в рамках все продолжавшегося дела. Начальник отдела ВЧК — «шустрый парнишка» — оказался и впрямь, еще не старым, но уже и не «пареньком», а вполне себе заматерелым молодым человеком лет тридцати. Узкое, тщательно выбритое, лицо, безукоризненный пробор, белая, с галстуком, сорочка под чекистской курткой. Звали его Валдисом, а фамилия была — Иванов. Из семьи старомосковских обрусевших латышей и, как понял доктор по некоторым фразам («возбудить дело», «произвести дознание», «прекратить производством») — из бывших сыскных, возможно даже — из охранки! Впрочем, о своем прошлом чекист не распространялся, ив свой кабинет вызвал доктора вполне корректно — по телефону.
Что ж, Иван Палычу было как раз по пути. Оставив «Минерву» у подъезда, доктор показав часовому пропуск, поднялся на второй этаж и заглянул в дверь. Пока еще можно было вот так, запросто.
— Товарищ Иванов?
— А, Иван Павлович? Очень приятно, — чекист, потянув руку, представился. — Иванов, Валдис Константинович. Прошу!
Протокол допроса Валдис Константинович составил во всех подробностях, тщательно зафиксировав все, что произошло в Зареченске и в Зарном и кое-что уточняя:
— Значит, вы полагаете, товарищ Озолс взял-таки взятку? Ага, ага… мы запросим местных товарищей… Ну, с Печатником понятно — работаем. Как с вашим белым «Уинтоном»… Ищем! Проверяем всех частных владельцев и гаражи. Не в каждый гараж, нас, знаете ли, еще и пустят! Несмотря, а то что мы — ЧэКа! Есть ведь еще и гаражи дипмиссий — а это проблема, которую с налета не решить. Но, мы найдем, вы не думайте…
— Да я и не…
— Что же касается доносов на вас и вашу супругу… — чекист неожиданно улыбнулся, глядя, как у доктора глаза полезли на лоб. — Да, да! Товарищ Петерс передал мне все дела. В том числе — и ваше. И вот что я вам посоветую, Иван Павлович…
Чекист посоветовал доктору самое простое — повнимательнее присмотреться к собственным соседям по квартире.
— Понимаете вам это сделать удобнее, нежели нам — посторонним в квартире людям, — щурясь, пояснил Иванов. — Да, я думаю, это именно соседи. Или сами писали донос, или кому-то помогали. Слишком уж много интимного! Сами — это ясно… разберемся. А вот если кому-то… Тут бы хорошо нам это узнать! Присмотритесь Иван Павлович, присмотритесь! Для начала проверим чисто примитивно. Кто из ваших соседей вдруг резко, ни с того, ни с сего, разбогател? Ну, стал откровенно лучше жить?
— Полагаете — подкуп?
— Очень может быть. Так же может быть и шантаж. Проверим.
Честно сказать, доктор и сам давно уже склонялся к тому, что доносы на него самого и его супругу, скорее всего — инспирированы какой-то внешней силой. Ведь если бы соседи писали из зависти, желая занять комнату, как был бы один донос… ил пусть несколько — но по одному и тому же поводу. Однако, доносчики приплели и лабораторию, о которой соседи по квартире уж никак не могли знать. А еще ведь были заметки и на послушанные — явно в наркомате — разговоры. Вот их-то соседи тоже никак не могли бы подслушать! Что ж, Иванов, наверное, прав… Посмотрим.
Соседей «разбирали по косточкам» вместе с супругой, в воскресенье, объявленное в Совнаркоме выходным днем. Заварив морковный чай, уселись у себя комнате…
Из всех соседей самым подозрительным посчитали Андрей Христофоровича Березкина, судя по повадкам, того еще «жучка». Рестораны, бега, костюм с иголочки, шляпа…
— Так он всегда при деньгах! — покусав губы, резонно возразила Анна Львовна. — А тебе же сказали — разбогатеть кто-то должен резко! Нет, Березкин, конечно, жук. Но… нет вряд ли он, вряд ли… У него, скорей, другие дела — финансовые.
Остальные не разбогатели никак. Или просто этого не показывали, ловко скрывали? Железнодорожники Сундуковы с двумя детьми, молодожены Мельниковы, старичок Владимир Серафимович, и еще старорежимная тетушка София Витольдовна… Как были голь-шмоль — так и оставались. София Витольдовна как-то даже, взгрустнув, пожаловалась, что не так давно отнесла в ломбард последние серебряные ложечки… Так что ничего подозрительного…
— Постой! — вдруг встрепенулась Аннушка. — Как это ничего подозрительного? Между прочим, я сама слышала, как третьего дня та же София Витольдовна просила Сундукова принести с работы кусочек медного провода. И в ее шкафчике, на кухне, стоит банка лимонной кислоты. Я у нее даже как-то спрашивала, брала…