Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

— Ага… Вот, говорит штаб, а вот мы. А тут не пойми чего. Может дорога, а может овраг… Вас ист дас? Бррр-фрррр… Я?

Эрик закивал головой. Потом ткнул пальцем в веточку и изобразил, что как будто едет за рулем —? Бррр-фрррр… Я! Я!

— Километер? Айн, цвай драй вифиль? — Прокашев показывал ему пальцы.

Эсесовец подумал и показал — от шишки, изображавшей партизан до щепки, изображавшей дорогу — три километра. От дороги до штаба — половина километра — Эрик загнул один палец.

— Понятно… Тащим его с собой. Проводником. Там кончим его. Паша справишься?

— А то!

— Товарищ унтер-офицер Богатырев! — Прокашев встал с колен. — А за что его кончать-то?

— Ты это… ответил ему дед, почесав уже отросшую бороду. — Пролетарскую мягкотелость тут не проявляй. Эта сука твою землю топчет и ты на войне.

— Женевская конвенция есть, все-таки, — заупорствовал Алеша Прокашев. — Он же пленный!

— И чего? Это враг и все тут. Ладно, посмотрим. Как на месте будет. Хороший ты человек, Конхис!

Леонидыч только покачал головой. А Вини сказал странную фразу:

— Знал бы ты, Хомячок, знал бы ты…

Паша Колупаев только пожал плечами.

А в это же самое время Рита с Маринкой уединились, шепча о чем-то своем, секретном, женском…

…Девчонки отошли чуть в сторону, захватив кусочек душистого мыла, найденного Юрой в ранце одного из немцев. Поплескаться в воронке с талой водой. Девочки…

— Парни, блин, им бы лишь в войнушку поиграть! — сказала Ритка. — Генерала решили в плен взять…

— Мальчишки! — отозвалась Маринка. — Даже дед и тот — мальчишка.

— Угу… А после этих игр нам с тобой их выхаживать, между прочим! Фу, какая вода холодная!

— Ага… Только вот знаешь…

— Что, Марин?

— Мне они такими больше нравятся. Не то, что наши…

— В смысле, наши? Юра с Ежом, что ли?

— Нет… Наши, которые там. В прошлой жизни. У них же только деньги да прибыль… Понимаешь, Рит?

— А говорят, что только у нас деньги на уме!

— С больной головы… Друг друга обманывают, нам врут и все ради чего? Чтобы вместо финского сервелата брауншвейгскую колбасу есть? Смешно…

— Можно подумать мы с тобой предпочитаем свеклой вместо какого-нибудь… пользоваться…

— Да это понятно, Рит. Только вот тут как-то по-настоящему… А там, дома…

— Дома… — Ритка вдруг заплакала.

— Ритуль, ты чего?

— Домой хочу… И ногу расцарапала… От коленки до ступни… Вон посмотри…

— Ой, а чего… Валерке покажи! А когда ты так?

— Да по мосту этому ползли. А чего Валерку отвлекать? Вон — посмотри, чего делается, а я тут с царапиной…

Ритка зарыдала во весь голос, Маринка же присела рядом и обняла ее:

— Да хорошо все будет, Риточка, хорошо…

— Домой хочу…

Десантник Паша зашел за спину к эсэсовцу, достал нож, подобранный им еще во время побега, потом — двигаясь мягко, чуть слышно, как кошка, — подошел к датчанину сзади. Похлопал его по плечу — тот обернулся, улыбнувшись… И полоснул ножом поперек горла. Фонтан крови ударил такой струей, что обрызгал рядом стоящего Ежа. Тот матюгнулся шепотом:

— Паш, ты бы предупреждал, хотя бы, а?

— Чего предупреждать-то… — буркнул Паша в ответ. — Командир приказ дал… А потом лизнул свою руку:

— Такая же… Как у немцев.

— Что такая же? — не понял Вини.

— Кровь такая же. Соленая. И у наших такая же…

— Можно п-подумать ты дегустируешь в-виды! — хохотнул Юра. — Доктор Лектор, б-блин…

Паша посмотрел в глаза Юре:

— …Взводному нашему когда голову снесло осколком, я рядом был. Мозгами и кровью прямо в лицо плеснуло. Теплые. Главное, мозги пресные, а кровь соленая. Потом я в атаке немца в упор пристрелил. Прямо в затылок, он в другана шыком… И тоже — мозги пресные, кровь соленая. Кости его мне щеки поцарапали. А потом, в лагере уже политрука нашего — Мишку Зильберштейна — расстреляли. Немец. Сразу. В упор. Из «Вальтера». Он рядом стоял… Мозги пресные, кровь соленая…

Он уставился в одну точку и замер, побелев глазами…

— Паш, а Паш! — осторожно коснулся его плеча Еж.

— М? — дернулся тот.

— Пора!

…Пришлось сделать крюк. Сначала отвели девчонок и Валеру в тыл. Велели сидеть тихо — как мыши. Передовая рядом — немцы должны шариться туда-сюда — санитары всякие, подносчики боеприпасов, связные и прочая тыловая шваль.

Когда вышли к штабу датской бригады — Паша и прирезал пленного. А куда его девать?

Весь штаб представлял собой всего лишь землянку на краю небольшой полянки. У входа стоял часовой. Выскочил посыльный, потом другой — и исчезли в лесу.

— Василич! Командуй! — шепнул майор. — Ты в этих делах способнее.

— Юра, Вини! И ты политрук, — шепнул Кирьян Васильевич. — Слева обойдите. Танкист, Хомяк, Еж, — тьфу, блин зверинец! — справа обойдете. Мы с Леонидычем и ты, Паша — напрямки пойдем. Ждите. Десантура, нож метнешь в часового?

Тот равнодушно кивнул.

— Как только Колупаев часового положит — идем к землянке. Только без выстрелов. Тихонечко идем… Ясно?

Вини показал большой палец, а Еж просто кивнул. И расползлись в разные стороны.

Двадцать минут лежали молча. Дед чуть заметно кивнул Леонидычу, а тот хлопнул по плечу Пашу. Десантник моргнул в ответ, неожиданно встал во весь рост и… И вышел из кустов, подняв руки. А потом свистнул.

Часовой резко повернулся и обомлел от вида вышедшего из леса русского десантника. Тот жевал еловую веточку, подняв руки вверх. Без оружия, между прочим. Немец резко сдернул с плеча карабин. Через секунду он сполз с ножом, торчащим в глазнице. А Паша так и остался стоять с поднятыми руками. Только чуть обернулся с ухмылочкой и показал пальцами — вперед!

Партизаны медленно приподнялись и пошли к землянке.

И вот невезуха!

Только они вышли из леса — по тропинке вышел немец. Или датчанин? Да хрен разберешь!

Автоматная очередь пропорола фашисту грудь. Таругин не успел отжать спусковой крючок, как из землянки, на звук выстрелов, выскочил еще один фриц.

И получил в лобешник пулю от Юры:

— Не сбит п-рицел, на этот раз, — криво ухмыльнулся он. — О, еще один!

Этого сняли все сразу, аж серо-красные ошметки брызнули во все стороны.

— Интересно, — буркнул Паша. — А где у них тут боевое охранение?