250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

«Великий князь в нынешнюю войну был не только Верховным главнокомандующим всеми русскими армиями: его считали фактическим повелителем России, перед которым совершенно стушевывалась личность его племянника, царствующего императора. В качестве победителя, он после войны, быть может, захватил бы в свои руки верховную власть, которой он фактически уже обладал. Ныне, когда судьба отвернулась от него, он пал жертвой не столько собственных ошибок, сколько вечного расстройства и беспорядка во всей государственной организации России» (Dziennik Berlinski).

Matin называет решение царя началом «священной войны», в течение которой произойдут чудеса. Такие же надежды питает и Temps.

«Принятие царем Верховного командования означает, что немцы должны оставить навсегда надежду на тот мир, который они собирались заключить, до зимы, с Россией. Немцы теперь знают, что этот торжественно обещанный кайзером мир они могут получить, только уничтожив всю Европу, потопив английский флот, прорвав линию французского фронта и взяв Лондон, Москву, Рим и Париж, что кажется несоразмерным с талантами маршала Гинденбурга и адмирала Тирпица. Отступление русской армии нисколько не повлияло на уверенность союзников в окончательной победе» (Figaro).

Corriere della Sera говорит, что это – не отчаянный жест или последняя карта России. «Царь чувствует себя обязанным прекратить войну лишь после победы. Обновление русской армии не может произойти сразу; могут наступить и критические минуты, но улучшение положения заметно уже теперь».

Times уверяет, что царь отправляется в армию с целью устранить внутренних и внешних врагов и освободить народ от немецкого засилья.

«Неизвестно в точности, чем вызвана эта перемена в командовании. Можно только думать, что в настоящий момент, когда не только от русской армии, но и от русского народа требуются огромные жертвы, место царя во главе своих войск. Великий князь Николай Николаевич был искусным стратегом; ему удалось соединить северную и центральную армию. Вся Англия верила в него».

Та же газета описывает любовь солдат к великому князю Николаю Николаевичу, которую он приобрел как в мирное время, так и на войне. Она говорит, что Николай Николаевич был железным человеком и отличался необычайным умением присутствовать именно в тех местах, где это требовалось. «Войне была посвящена вся жизнь великого князя. Никто не сделал для русской армии более, чем Николай Николаевич».

«С прозорливостью, делающей честь высокому политическому разуму государя и его трезвому взгляду на положение вещей, он счел, что наступил час уничтожить средостение между царем и народом, созданное бюрократической камарильей. Царь понял, что для спасения России необходимо единение его с народом. Русский народ будет благодарен своему повелителю за то, что он разделил с ним опасность и принял на себя тяжелую ответственность защищать священную территорию родины. Русский народ так же, как и мы, увидит в этой благородной решимости лишнее подтверждение несокрушимой веры в окончательную победу. Принятие государем Верховного командования доказывает, что стратегическое положение не только не безнадежно, но и находится накануне перемены к лучшему. Действительно, положение русской армии улучшается с каждым днем, благодаря увеличению количества боевых припасов и постоянному притоку подкреплений» (Gaulois).

«На днях пришла приятная новость, что сам царь стал во главе своих войск с намерением сохранить за собой командование до тех пор, пока поражение не превратится в победу. Моральное и военное значения решения, принятого императором, различны; легче оценить первое, чем второе. Присутствие царя в рядах сражающихся армий и сосредоточение Верховного командования в его руках преисполнит Россию доверием, воодушевлением и решимостью, причину которых вряд ли в состоянии постичь англичане. Нельзя больше сомневаться в единении и решимости, повсюду царящих в России.

«Новый начальник Генерального штаба, генерал Алексеев, в течение настоящей воины уже доказал, что достоин репутации, приобретенной им в Турецкой (?!) и Японской кампаниях. Сейчас, впрочем, еще неуместно сравнивать его способности со способностями великого князя» (Daily News).

«Принятие царем Верховного командования еще более придаст решимости его храбрым солдатам отстаивать родину. До сих пор русские крестьяне считают особу царя священной, а потому сознание, что он разделяет их судьбу и, до некоторой степени, лишения, вызовет сильное впечатление» (Daily Telegraph).

«Государь принял на себя тяжелую ответственность Верховного командования армиями не в качестве военачальника или любителя-специалиста. Для исторического романа достаточно присутствия на поле сражения одного такого государя. Между Николаем II и Вильгельмом II нет ничего общего. Последний постоянно прибегает к театральным эффектам и нуждается в одобрении галерки; о первом, избегающем всех феерических эффектов, у многих современников сложилось, вероятно, совершенно ошибочное мнение. Но Николай II может быть уверен, что приговор нелицеприятной истории будет в его пользу. Желание германцев исполнилось: великий князь не руководит более армиями, выставленными против них. Известно, что немцы несколько раз покушались на жизнь великого князя; эти покушения лучше всего характеризуют тевтонскую „культуру“» (Morning Post).

«Царская власть обладает какими-то мистическими и отеческими свойствами, неотразимо действующими на душу русского народа. Решение царя вновь свидетельствует о тесных узах, существующих между народом и царем-батюшкой. Принимая на себя Верховное командование, царь ясно доказал, что не может быть сомнения в решимости России довести войну до конца» (Daily Chronide).

«Уход великого князя наводит на печальные размышления. Берлин, вероятно, будет ликовать, а весь мир сочтет это доказательством абсолютной неудачи бывшего Верховного главнокомандующего. Но такая точка зрения глубоко ошибочна: великий князь не потерпел неудачи; наступление и отступление русских не было стратегической ошибкой. Причина русских неудач кроется в недостатке боевых припасов» (там же).

«Перемена Верховного командования указывает на серьезность положения. Великий князь Николай Николаевич оказал союзникам огромные услуги. Он внушал доверие всем, с кем встречался. Его искренность, простота и отвага снискали ему симпатии и преданность русских армий и восхищение русского народа. Его уважение к Англии и Франции сравнимо лишь с ненавистью, которую он питал к германским влияниям, причинившим России столь много зла. Цивилизация должна быть ему признательна за то, что он в течение долгих месяцев сдерживал немецкие полчища, особенно за вторжение в Восточную Пруссию, которое в самом начале войны оказало заметное влияние на ход военных действий на Западном фронте. Если впоследствии ему пришлось отступить, это объясняется двумя факторами, в которых он неповинен: недостатком боевых припасов и мало развитой железнодорожной системой» (Daily Mail).

«Для всех русских война сделалась национальной, и поэтому неудивительно, что царь, по примеру героя Альберта Бельгийского, стал во главе своих армий. Двух Верховных главнокомандующих не может быть. С