Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

Он не только знакомил меня с книгами, но представил и своим друзьям, которых считал настоящими христианами. Среди этих друзей была семья, принадлежавшая к христианской секте плимутских братьев.

Многие знакомства, состоявшиеся благодаря мистеру Коатсу, были приятными. Большинство новых знакомых поразили меня своей богобоязнью. Но как-то во время моего посещения этой семьи один из плимутских братьев выдвинул аргумент, к которому я не был готов.

– Вы не можете понять красоты нашей религии. Из того, что вы говорите, следует, что вы должны каждое мгновение размышлять над своими проступками, всегда стараться исправить и искупить их. Разве можно так обрести мир? Вы считаете, что все мы грешники. Теперь поймите совершенство нашей веры. Мы считаем, что попытки самоусовершенствования и искупления – тщетны. И все же мы получим искупление. Человеку непосильно бремя его грехов. Но мы можем переложить его на Иисуса. Только он безгрешный сын Бога. Он сказал, что те, кто верит в него, будут жить вечно. В этом безграничная милость Бога. И так как мы верим в искупление Иисуса, наши собственные грехи не связывают нас. Грешить мы должны. В этом мире невозможно не грешить. И потому Иисус страдал и искупил за нас грехи человечества. Только тот, кто приемлет его великое искупление, обретает вечный мир. Подумайте, что за беспокойную жизнь вы ведете и какая надежда на мир есть у нас.

Эта речь совершенно не убедила меня. Я смиренно ответил:

– Если это есть христианство, признанное всеми христианами, то я не в состоянии принять его. Я не ищу искупления за совершенные грехи. Я стараюсь освободиться от самих грехов или, скорее, от самой мысли о грехе. До тех пор, пока не достигну этой цели, я согласен не знать покоя.

На это плимутский брат возразил:

– Уверяю вас, ваши старания бесплодны. Подумайте еще раз над тем, что я сказал.

И брат доказал, что слово у него не расходится с делом. Он сознательно совершал проступки и демонстрировал мне, что его не волнует мысль о них.

Еще до встречи с плимутскими братьями я знал, что не все христиане верят в эту теорию искупления. Сам мистер Коатс ходил под страхом Божьим. Его душа была чиста, и он верил в возможность самоочищения. Обе дамы разделяли эту веру. Некоторые книги, попавшие мне в руки, были полны набожности. Поэтому, увидев, что мистер Коатс очень обеспокоен моим последним экспериментом, я смог успокоить его, сказав, что извращенная вера плимутских братьев не предубедила меня против христианства.

Мои трудности были в другом. Они касались Библии и ее принятого толкования.

Прежде чем писать дальше о знакомствах с христианами, я должен рассказать о других переживаниях этого же периода.

Шет Тайиб Ходжи Хан Мухаммад занимал в Претории такое же положение, как Дада Абдулла в Натале. Ни одно общественное начинание не обходилось без него. Я познакомился с ним в первую же неделю и сказал, что намерен сблизиться со всеми индийцами в Претории. Я выразил желание ознакомиться с их положением и просил его помочь мне, на что он охотно согласился.

Я начал с того, что созвал собрание, пригласив всех индийцев Претории, и нарисовал им картину их положения в Трансваале. Собрание состоялось в доме шета Хаджи Мухаммеда Хаджи Джоосаба, к которому у меня было рекомендательное письмо. На собрании присутствовали главным образом купцы-меманцы, но было и несколько индусов. Впрочем, индусов в Претории вообще было очень мало.

Речь, произнесенная мною на этом собрании, была, можно сказать, моим первым публичным выступлением. Я хорошо подготовился к докладу, посвятив его вопросу о добросовестности в коммерции. Я постоянно слышал от купцов, что правдивость невозможна в коммерческих делах. Я этого мнения не разделял и не разделяю до сих пор. И теперь у меня есть друзья среди коммерсантов, которые утверждают, что правдивость несовместима с коммерцией. Коммерция, говорят они, дело весьма практическое, а правдивость – это из области религии. Они доказывают, что практические дела – одно, а религия – совсем другое. Не может быть и речи о том, считают они, чтобы в коммерческих предприятиях быть до конца правдивым. В моей речи я решительно оспаривал это мнение, старался пробудить в купцах сознание долга, которое им вдвойне необходимо. Их обязанность быть добросовестными была тем важнее в чужой стране, что по поступкам немногих индийцев здесь судят о миллионах наших соотечественников.

Я обнаружил, что быт нашего народа антисанитарен по сравнению с образом жизни окружающих нас англичан, и привлек внимание собравшихся к этому факту. Я подчеркнул необходимость забыть всякие различия между индусами, мусульманами, парсами, христианами, гуджаратцами, мадрасцами, пенджабцами, синдхами, качхами, суратцами и т. д.

В заключение я предложил организовать ассоциацию, от имени которой можно было бы делать представления властям относительно притеснений, испытываемых индийскими поселенцами, и изъявил готовность отдать этому делу столько времени и сил, сколько смогу.

Я видел, что произвел значительное впечатление на собравшихся.

Вокруг моей речи возникла дискуссия. Некоторые из присутствовавших предложили снабдить меня фактами. Я чувствовал, что меня поддерживают.

Очень немногие из собравшихся умели говорить по-английски. Понимая, что знание английского языка очень пригодится в этой стране, я предложил, чтобы все, у кого есть время, изучали английский язык. Я сказал, что овладеть языком можно даже в преклонном возрасте, и сослался на соответствующие примеры. Кроме того, я обещал взять группу, если она будет создана, для обучения языку, а также помогать консультациями лицам, желающим заниматься языком.

Группа не была создана, но три молодых человека выразили готовность учиться при условии, что я буду приходить к ним. Двое из них были мусульмане – один парикмахер, другой клерк, а третий – индус, мелкий лавочник. Я согласился помочь им. Я не сомневался в своих преподавательских способностях. Бывало, что мои ученики уставали, но я не знал устали. Иногда случалось, что я приходил к ним только за тем, чтобы застать их занятыми своими делами. Но я не терял терпения. Никто из трех не стремился к глубокому знанию языка, но двое сделали очень большие успехи примерно за восемь месяцев. Они приобрели знания, позволившие им вести бухгалтерские книги и писать обычные деловые письма. Парикмахер ограничился познаниями в английском языке, достаточными,