Смерть на жемчужной ферме - Ад Бенноэр
– Добрый день! – угрюмо ответил Франтинг и сделал паузу.
– Чем могу служить? – спросил мистер Гонтль, как бы говоря: «Ничего, не бойтесь! Лавка эта ужасная, и я ужасный, но я вас не съем».
– Мне нужен револьвер! – отрезал Франтинг.
– А… револьвер! – протянул мистер Гонтль, словно говоря: «Ружье или винтовку, вот это да! Но peвольвер – оружие без индивидуальности, массового изготовления… Все же, я полагаю, мне следует снизойти до того, чтобы удовлетворить вас».
– Предполагаю, что вам кое-что известно насчет револьверов? – спросил мистер Гонтль, выкладывая на прилавок образцы этого оружия.
– Немного!..
– Знаете вы Веблей, III?
– Не могу этого сказать.
– Ах! Лучшее для всех обычных целей. – Взгляд мистера Гонтля предостерегающе говорил: «Будьте добры не возражать мне».
Франтинг рассматривал Веблей, III.
– Вы понимаете, – сказал мистер Гонтль, – самое существенное то, что пока барабан плотно не закрыт, из него нельзя выстрелить, поэтому он не может разрядиться и искалечить или убить самого убийцу. – М-p Гонтль величественно улыбнулся своей самой заплесневелой шутке.
– А как насчет самоубийства? – угрюмо спросил Франтинг.
– Ага!
– Покажите мне, как его заряжать! – сказал Франтинг.
Мистер Гонтль достал патроны и выполнил это разумное требование.
– На дуле небольшая царапина? – заметил Франтинг. Мистер Гонтль с болью в сердце нагнулся над револьвером. Он хотел было горячо опровергнуть замечание Франтинга, но, к своему сожалению, не мог спорить против факта.
– Вот вам другой револьвер, – сказал он, – раз уж вы так разборчивы.
– Пожалуйста, зарядите его!
Мистер Гонтль зарядил второй револьвер.
– Мне хотелось бы испробовать его.
– Конечно! – ответил мистер Гонтль и повел Франтинга через заднюю дверь лавки вниз, в подвал для испытания револьверов.
Ломэкс Гардер остался один в лавке. Он долго колебался, потом взял забракованный Франтингом револьвер, повертел его в руках, положил на прилавок и взял снова. Задняя дверь внезапно открылась и от неожиданности Гардер опустил револьвер в карман своего пальто. Необдуманный, совершенно непроизвольный поступок. Он не осмелился вынуть револьвер, плотно засевший в кармане.
– А патроны? – спросил мистер Гонтль.
– О, – ответил Франтинг, – я сделал всего один выстрел. Пока что мне более чем достаточно пяти зарядов. Сколько он весит?
– Дайте-ка мне взглянуть. Четырехвершковое дуло? Один фунт и четыре унции.
Франтинг уплатил за револьвер, получив с пятифунтовой бумажки тринадцать шиллингов сдачи, и с оружием в руках вышел из лавки, прежде чем Гардер решил, как ему поступить.
– А для вас, сэр? – обратился мистер Гонтль к поэту.
Гардер внезапно сообразил, что мистер Гонтль принял его за отдельного покупателя, случайно вошедшего в лавку на одно мгновенье позже первого: за все время покупки револьвера Гардер и Франтинг не обменялись ни одним словом, а Гардеру было хорошо известно, что в обычае наиболее избранных магазинов совершенно игнорировать второго покупателя, пока не окончено с первым.
– Я хочу посмотреть рапиры, – заикаясь проговорил Гардер единственные, пришедшие ему в голову, слова.
– Рапиры! – негодующе воскликнул мистер Гонтль, словно говоря: «Неужели же вы воображаете, что я, Гонтль, оружейный мастер, продаю такие негодные вещи, как рапиры!»
После короткой беседы Гардер извинился за беспокойство и ушел… как вор.
– Я зайду попозже и уплачу ему! – успокоил он свою непослушную совесть. – Или, нет, лучше пошлю ему анонимный перевод по почте.
Он пересек бульвар и увидел Франтинга. Уменьшенная расстоянием фигура левши одиноко маячила вдали на пустынном песчаном берегу и целила из револьвера. Гардеру показалось, что он уловил звук выстрела. Он продолжал наблюдать. Наконец Франтинг повернулся и пошел наискось по берегу.
– Он возвращается обратно в «Бельвю»! – подумал Гардер.
«Бельвю» было название того отеля, около которого он полчаса тому назад встретил выходящего Франтинга. Он медленно направился к белому зданию отеля, но Франтинг опередил его. Заглянув с улицы в зеркальное окно, Гардер увидал Франтинга, уже сидящего в вестибюле. Потом Франтинг поднялся и исчез в длинном, примыкающем к вестибюлю, коридоре. Гардер с несколько виноватым видом вошел в гостиницу. У дверей не было портье. А в вестибюле ни одной души. Гардер пошел вдоль коридора.
III
Пройдя коридор, Ломэкс Гардер очутился в биллиардной комнате, наполовину каменной, наполовину деревянной пристройке, во дворе, позади главного здания гостиницы. Крыша из железа и запыленного стекла поднималась под острым углом кверху. Высокие стены гостиницы с двух сторон затемняли свет. Наступили уже сумерки. В камине слабо горел огонь. Большой радиатор парового отопления под окном был холоден как сталь; хотя лето прошло, зима еще официально не началась, в маленькой, экономно поставленной гостинице и в комнате было холодно. Тем не менее, из уважения к английскому пристрастью к свежему воздуху, окно было раскрыто настежь.
Франтинг стоял спиной к крошечному огоньку камина, в пальто, с незажженной папиросой в зубах. При виде Гардера он вызывающе приподнял свой подбородок.
– Итак, вы продолжаете ходить за мною повсюду? – злобно сказал он.
– Да! – ответил Гардер с присущей ему странной мягкой застенчивостью.
– Я нарочно приехал сюда, чтобы поговорить с вами. Я сказал бы вам раньше все, что мне надо, но случилось так, что вы выходили из отеля как раз в тот момент, когда я хотел войти в него. Вы, по-видимому, не желали разговаривать на улице, но эта беседа необходима. Я должен вам кое-что сообщить…
Он собрал все свое хладнокровие и двинулся от двери к биллиарду.
Франтинг поднял руку, расправляя в сумерках тупые концы своих грубых пальцев.
– Послушайте-ка! – перебил он с холодной, размеренной жестокостью. – Вы не можете сообщить мне ничего, что бы мне не было известно. Я вам скажу все, что требуется и когда кончу, вы можете убираться вон. Мне известно, что моя жена взяла пароходный билет от Гарвича до Копенгагена, что она выправила себе заграничный паспорт и уложила свои вещи. Разумеется, мне также известно, что с тех пор, как ваши стишки, задевающие строгую мораль и общественные устои добропорядочного английского общества, сделали вас весьма подозрительной личностью в глазах не только всех приличных людей, но и представителей власти, вы предпочитаете держаться подальше отсюда и проводите большую часть вашего драгоценного времени именно в Копенгагене. Но это меня не касается. Точно так же, как вас не должна касаться семейная жизнь вашей сестры. Напрасно она прибегает к вашему родственному заступничеству: я не желаю иметь с вами никакого дела. Если ей не нравится мое обращение с ней, пусть попробует добиться развода. Сомневаюсь, чтобы это ей удалось. Даже если бы я был худшим из мужей в мире, наши английские законы, слава богу, твердо охраняют брак. Кстати, я только что получил письмо от Эмилии. Она знает, что я нахожусь здесь. Это объясняет мне, каким образом вам стало известно мое местопребывание.
– Вполне! – спокойно подтвердил Гардер. Франтинг вытащил из кармана письмо, развернул его и прочел вслух несколько строк.
«Я окончательно решила покинуть тебя. Все переговоры насчет необходимых формальностей поручаю вести моему брату. Жить с тобой дольше я не в силах: это слишком тяжело и унизительно…». И так далее, и так далее.
Франтинг разорвал письмо пополам, швырнул одну половину на пол, вторую свернул трубочкой, повернулся к камину и зажег о нее свою папиросу.
– Вот что я думаю о ее письме! – процедил он сквозь зубы. – Как бы там ни было, Эмилии не уйти от меня! – Он вынул из кармана револьвер.
– Вы видите эту штучку, которую я купил на ваших глазах? Ничего, не бойтесь. Я не угрожаю вам и в мои намерения вовсе не входит пристрелить вас. Но если моя жена сбежит от меня, я последую за ней, – будь это Копенгаген или Северный полюс, – и убью ее вот этим самым револьвером. А теперь убирайтесь вон!