Смерть на жемчужной ферме - Ад Бенноэр

Ломэкс Гардер посмотрел на его угрюмую, свирепую и озлобленную физиономию и с уверенностью почувствовал, что ничто не остановит Франтинга от выполнения своего намерения. Если Эмилия покинет его, ей не быть в живых. Ничто и никто в мире, кроме него, не защитит ее от смертельной угрозы ее мужа. Но с другой стороны, чаша терпения этой исстрадавшейся женщины переполнилась до краев и она ни за что не переменит своего решения. В его мозгу ярко вспыхнуло представление неизбежной трагедии.

Он сделал шаг вперед, вдоль биллиардного стола, и одновременно Франтинг поддался ему навстречу. Ломэкс Гардер вытащил из кармана револьвер, прицелился и спустил курок.

Франтинг грузно опустился вниз. Верхняя половина его тела повисла на краю биллиарда. Он был мертв. Звук отдачи прозвенел в ушах Гардера, как задетая пальцем скрипичная струна. Он увидел на загорелом виске Франтинга маленькую красноватую дырку.

– Что же! – подумалось ему. – Кому-то надо было умереть. Пусть лучше он, чем Эмилия. – Он ощущал какую-то правоту в том, что сделал, но вместе с тем ему было несколько жаль Франтинга.

Потом он испугался. Испугался за самого себя, – ему вовсе не хотелось умирать, и особенно на эшафоте, а также за Эмилию. Ведь без него она останется одинокой и беспомощной… Падкие до семейных скандалов и драм репортеры обольют ее злостной клеветой, будут травить ее, как загнанного зверя. Ему надо тотчас же уйти отсюда…

Но только не возвращаться обратно по коридору в вестибюль отеля. Нет! Это грозит верной гибелью. Окно! Он взглянул на труп. Увидал в сгущавшейся темноте папиросу Франтинга, тлевшую на линолеуме, поднял ее и швырнул в каминную решетку.

Во всю ширину окна висели кружевные занавески. Откинув одну из них в сторону, он выглянул наружу. Во дворе было гораздо светлее, чем в комнате. Он надел перчатки, сел на подоконник, перенес ноги и очутился на мостовой двора. Занавеска приняла прежнее положение.

Торопливо осмотрелся кругом. Никого! Ни в одном из окон не было света. Он заметил зеленую деревянную калитку. Толкнул ее. Она распахнулась… Мгновением позже, обогнув здание, он снова оказался на Морском бульваре. Но теперь он был беглецом. Куда же бежать? Налево или направо? Внезапная идея осенила его. Удачная идея, как сбить с толку его преследователей. Он вернется в отель с главного входа. Медленно и непринужденно он вошел через большую дверь. Его приветствовал пожилой портье.

– Добрый вечер, сэр!

– Добрый вечер. Есть у вас свободные комнаты?

– Полагаю, что есть, сэр. Экономка только что вышла, но она скоро вернется. Не угодно ли будет присесть? Хозяин уехал в Лондон.

Портье неожиданно повернул выключатель. Ломэкс Гардер, моргая глазами от яркого света, вошел и уселся.

– В ожидании я бы выпил коктейль! – заметил убийца со слабой улыбкой. – Пожалуйста, дайте мне «Бронкс».

И, оставшись один в холодном вестибюле, подумал:

«Вот так отель! Неужели в нем нет другой прислуги, кроме этого портье? Ho, конечно, ведь теперь мертвый сезон. А возможно ли, что никто не слыхал звука выстрела?»

Гардер ощутил сильное желание убежать. Однако, это было бы чересчур опасно. И он удержал себя.

– Сколько? – обратился он к портье, который с удивительной быстротой появился вновь с подносом в руке; на подносе стоял бокал.

– Один шиллинг, сэр!

Убийца дал ему восемнадцать пенсов и пригубил из бокала.

– Очень вам благодарен, сэр! – портье принял у него стакан.

– Послушайте! – сказал Гардер. – Я загляну сюда снова. Мне надо сделать кое-какие покупки.

И медленно вышел в темноту Морского бульвара.

IV

Ломэкс Гардер облокотился на каменный парапет Квангэтского мола. Кругом не было ни души. Наступила ночь. На противоположной стороне гавани ярко горел свет маяка. Огни судов на море, то красные, то зеленые, то белые, тянулись бесконечной вереницей в обоих направлениях. Волны мягко плескались о длинную стену мола. Дул теплый нopд-вeст. Гардер, зная, что кругом никого нет, все же оглянулся, вынул из кармана пальто револьвер и украдкой бросил его в море. Потом обернулся и уставился взглядом на таинственный, поднимавшийся амфитеатром кверху, освещенный город. На городской башне и на колокольнях церквей гулко пробили часы.

Он был убийцей; но почему бы ему успешно не избежать обнаружения? Ведь другим убийцам это удавалось! Он сохранил способность трезво мыслить. Он не был взволнован. Не растерялся. Он не оставил за собою никаких угрожающих ему улик. Портье не видел, как он в первый раз входил в отель. Никто не заметил, как он ушел после преступления. Он не оставил никаких следов своего пребывания в биллиардной. Никаких отпечатков пальцев на подоконнике. (Уже одно то обстоятельство, что он надел перчатки, наглядно показывало полное самообладание.) Никаких отпечатков ног на твердой, сухой мостовой двора.

Конечно, возможно, что кто-нибудь, незамеченный им, наблюдал, как он вылезал из окна. Слабая возможность, но все же… Может, кто-либо из знающих его с виду людей заметил его, идущего рядом с Франтингом по улице. Если это лицо уведомит полицию и сообщит описание его внешности, возможно, что начнутся розыски. Нет! Напрасные опасения! В его наружности нет ничего, бросающегося в глаза случайному наблюдению, ничего – кроме его высокого лба, которым он втайне гордился, но который был закрыт шляпою.

Да, до сих пор он не сделал ни одной глупости, которые по общему мнению всегда совершают убийцы. И был уверен, что не сделает ее и впредь. Он не испытывал обычно приписываемого убийцам желания снова посетить место преступления. Хотя он и сожалел, что необходимость вынудила его на этот поступок, но не испытывал ни малейших угрызений совести. Кто-то должен был умереть, и уж, конечно, лучше это грубое животное, чем доведенная негодяем до отчаяния, измученная кроткая женщина, которую навсегда освободил его выстрел.

Часы снова пробили. Гардер быстро зашагал к середине гавани, где была стоянка такси и покатил на вокзал…

Внезапная боязнь пронизала его. Преступление могло уже обнаружиться! Может быть полиция уже установила слежку за внушающими подозрение путешественниками… Абсурд! Однако, страх не проходил, несмотря на его явную нелепость. Шофер такси как-то странно посмотрел на него… Нет! Это лишь воображение! Он заколебался на миг, на пороге вокзальной двери, потом смело шагнул внутрь и предъявил контролеру свой обратный билет. Нигде не видно было полисменов. Он вошел в пульмановский вагон, где уже сидело пять других пассажиров. Поезд тронулся.

Подъезжая к Лондону, он снова ощутил приступ страха. Не ожидают ли предупрежденные по телеграфу сыщики прихода поезда?

Нет! Никто не остановил его и не обратил на него внимания…

Двухчасовой переезд до Гарвича был для него сплошной пыткой. Он вспомнил, что оставил лежащую под биллиардом уцелевшую от огня часть письма. Глупая забывчивость! Одна из тех глупостей, которые совершают убийцы! По счастью, огромная толпа на набережной Гарвича увлекла его в своем стремительном потоке на борт большого парохода, темные трубы которого выбрасывали облака дыма в звездное небо. Одно преимущество: сыщики не сумеют обнаружить его среди этой толкотни. Разве только они задержат при обходе судна, или же будут подстерегать его при высадке в Дании…

Еще одна пересадка, все с тем же леденящим сердце трепетом страха, с парохода на отходящий на Копенгаген поезд… Наконец, он подъехал к отелю, в котором остановилась Эмилия, и постучался в дверь ее номера.

– Я не был у него! – ответил он на ее немой вопрос. – Решил, что лучше подождать его ответа на твое письмо.

Ложь невольно срывалась с его уст. Но что он мог сказать ей? И отныне он будет упорно поддерживать эту ложь, если только его не разоблачит полиция…

– Думаю, что ты был прав! – согласилась Эмилия.

VI

Суперинтендант полиции Квангэта и сыщик-сержант находились в биллиардной комнате отеля «Бельвю». Оба были в штатском платье.

Мощные лампы под зелеными абажурами, какие обычно бывают в биллиардной, заливали резким светом зеленый стол и свесившееся на него, неподвижное и не сдвинутое никем с места тело Джона Франтинга.

Выходящая