Искатель, 1996 №3 - Игорь Данилович Козлов

— Попридержи язык, сука, — по-змеиному прошипел Панков. — В Бутырке сидеть будешь. В общей камере, с уголовниками. Там быстро с тебя спесь собьют.

В прихожей раздался звонок.

— Это, наверно, мой адвокат, Сидоров, — равнодушно сказал Алексей Казимирович. — Я его тоже вызвал…

Местный участковый открыл дверь, и в квартиру вкатился маленький сухощавый человечек с тоненькими усиками. Одет он был элегантно, даже щеголевато. Пахло от него какой-то заграничной парфюмерией, но опытный глаз по едва заметным признакам мог точно определить — карлик явно «с бодуна».

— Здравствуйте, Иван Петрович! — приветливо обратился адвокат к следователю. — Доброе утро, Алексей Казимирович, — почтительный кивок клиенту.

— Доброе?.. — горько хмыкнул Тайгачев. — Это вы, Николай Васильевич, ему сомнительный комплимент отпустили. Более мерзкого утра в моей жизни еще не было.

Адвокат кашлянул в сторону и решил согласиться:

— Возможно, возможно… — потом спросил у Панкова — Можно я пошушукаюсь со своим подопечным наедине?

— Ну, ступайте на кухню, — снисходительно распорядился следователь. — Пятнадцать минут хватит?

— Вполне, — четко ответил адвокат, призывно, снизу вверх, посмотрел на Тайгачева, и они вышли.

— Хорош лилипут? — хохотнул Панков, обращаясь к Махорину. — Усы-то у него приклеены, не растут… Я этого «полузащитника» тысячу лет знаю. В свое время он только воров в законе оборонял. А теперь другая эпоха… Э-хе-хе…

Вскоре адвокат снова возник в гостиной и своим кукольным голосочком пропищал:

— Иван Петрович, теперь можно мне с вами тет-а-тет устроить?

— А получится у тебя, Сидоров?

— Я постараюсь, — добродушно засмеялся карлик.

Следователь отправил всю свою команду в коридор, а Махо-рину велел заняться подозреваемым:

— Опроси его по вчерашнему дню, возьми адрес и телефон жены — чуть позже к ней поедешь. Ну, может, еще что-нибудь выудишь. Ты парень хваткий, чего тебя учить…

Оставшись одни, следователь и адвокат сразу перешли на «ты».

— Ваня, он ее не убивал, это точно, — уверенно сказал карлик.

— А кто же ее кокнул? Дух святой? До этого он только оплодотворять непорочных дев умел… Решил себя в новой роли испытать?

— Не шути, Ваня, дело серьезное. И давай работай с усердием. За Тайгачевым большие силы стоят. И просто так посадить его не удастся.

— А я за просто так никого не сажал. Я на основании уликовых данных его за решетку упеку. Мне это нынешнее поколение, которое выбирает пепси, очень не нравится. Мне больше то по душе, которому обещали жить при коммунизме.

Панков тихо матюкнулся:

— Вот… жалко, не слышит такой высокой оценки. А то возгордился бы.

— Ничего, еще услышит. А пока бери лист и записывай…

Когда Махорин вошел в кухню, Тайгачев снял с огня кофейник. Он повернулся и спросил:

— Пить будете?

— Да. Я не завтракал, — просто ответил Саша.

Алексей Казимирович открыл холодильник, достал масленку, сыр, пахучую заграничную колбасу. Хлеб, нарезанный тонкими ломтями, уже лежал на блюдце.

— Угощайтесь. Не стесняйтесь, — предложил Тайгачев. Голос у него был какой-то надтреснутый, дребезжащий.

— Распоряжаетесь здесь, как у себя дома. А ведь вы прописаны по другому адресу, — осторожно сказал Махорин.

Тайгачев в ответ только фыркнул, но не обиделся и, наполнив чашки, по-прежнему спокойно произнес:

— Не берите в голову. Ешьте…

Сашка сделал себе бутерброд и, стараясь скрыть торопливость, стал его жевать, запивая ароматным кофе.

— Вы меня охраняете или допрашивать тоже будете? — осведомился Тайгачев.

— Буду… — смахнув с губы крошку, кивнул Сашка.

— Вы следователь?

— Нет, оперативный работник.

— А какая разница?

— Я добываю улики, а он их документирует.

Алексей Казимирович усмехнулся:

— Не обидно? Победа, наверно, всегда достается ему?

— Я бумажки не люблю писать, — уклончиво ответил Махорин.

Тайгачев снова закурил, прищурил левый глаз — такая привычка, отметил Сашка.

— Вы со мной все время будете? — спросил бизнесмен.

— В каком смысле?

— Ну, покуда истина не воссияет…

— Да, наверно. До окончания следствия.

— Это хорошо. Вы мне сразу понравились.

— Вы мне тоже.

— Вот и ладушки… — Тайгачев глубоко затянулся и нараспев произнес: — Если предметом твоего изучения становятся люди, то в основе метода должно лежать сочувствие… Так один философ сказал.

— Действительно, мудро, — согласился Сашка и принялся за второй бутерброд.

— Что вас интересует? Спрашивайте…

— Расскажите, как провели вчерашний день.

— Встал очень рано. Меня пригласили принять участие в телевизионной передаче «Утро». Потом работал в офисе. Часа в два позвонила Маша. Очень просила, чтобы я приехал…

— Очень?

— Да… Говорила: соскучилась и все такое…

— А вы что, не баловали ее своим вниманием?

— Если честно, я всех своих девушек редко награждаю собой, чтобы крепче любили.

— У вас их много?

— Сейчас — три…

— А Маша?

— Маша была четвертая.

— Сообщите координаты оставшихся в живых. — Махорин достал из кармана блокнот.

— Это нужно? — Тайгачев кисло сморщился.

— Желательно.

— Ладно… — Алексей Казимирович продиктовал имена и телефоны.

— Давайте завершим этот список вашей женой, — мягко, без всякого нажима предложил Сашка.

Тайгачев хмыкнул и, открыв бумажник, протянул семейную визитную карточку.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с Малютиной?

Алексей Казимирович откинул голову, потер ладонью в области сердца, нервно кашлянул и сказал:

— Это произошло лет пять тому назад… Я отдыхал на вилле приятеля в Дуболтах. Вы любите Прибалтику?

— Ни разу не был.

— Теперь заграница…

— Увы!

— Там раньше существовал дом творчества Союза писателей СССР. В нем проходил семинар молодых поэтов. И Маша принимала участие… Как-то вечером прямо на берегу моря они устроили, я думаю, скорее для себя, показательные выступления. Представляете: платиновая рябь залива, солнце катится за горизонт, запах сосен, огромный костер… Они сидели на больших бревнах и по кругу читали стихи. А мы просто гуляли и подошли, привлеченные зрелищем. Юные, одухотворенные лица… И как раз очередь Маши… Она встала, протянула руки к огню… До сих пор помню эти строки…

Тайгачев несколько раз полной грудью вдохнул и выдохнул воздух, всхлипнув, произнес:

— Какие у нее грехи?.. Девушкой была… Но прозрение в ту осень, действительно, наступило… Мы две недели не расставались. И в перерывах между любовью — говорили, говорили… И я ей сказал: «Все! Эпоха наивного романтизма и подпольного капитализма завершилась. Теперь поэзия никому не нужна. Ты хорошо разбираешься в литературе. Открывай свое издательство. Я помогу…» И у нее дело пошло. Сначала выпустила серию романов «История женских страстей». Они