Развод в 50. Двойная жизнь мужа - Анастасия Дмитриевна Петрова

— Я подожду, Гордей…подожду. Ты ведь знаешь, я полюбила тебя уже чужого… кто в этом виноват, — пожимает плечами сквозь слезы, а я встаю и приобнимаю ее за плечи.

Разница как и в самих женщинах, так и в собственном отношении очевидна. Моя жена — это страсть, бурлящий океан противостояния, порой даже борьбы, сопряженной с любовью. И этот неистовый коктейль, ты просто не можешь без него, раз попробовав он нужен тебе в твоем личном баре.

Ольга — это какая-то такая простая обыденность, домашняя еда, никаких лобстеров и Моёт. И нет здесь страсти, это платоническое что ли, а может и вовсе, все благодаря Пашке.

Но вопрос в том, что обе женщины занимают какое-то место во мне. Тру лицо, пытаясь очистить разум от грузных мыслей, и все же не попрощавшись, выхожу из квартиры. Вернуться в тот номер, что снимала Марта глупо, потому что она уже уехала. Но поразмыслить прежде, чем появиться перед женой и рассказать всю правду — идеально. Признать вину, чтобы потом суметь перевести присяжных на свою сторону. Хотя, сейчас едва ли это кажется возможным.

Пока еду в служебной машине, слышу телефон и прикрываю глаза. Вот ведь неугомонная девчонка где.

— Пап?! — Ева верещит на весь салон: — Вы че совсем из ума выжили?! Меня высмеет вся компания!!!

Совершенно ничего не понимаю, пытаясь перестроиться в средний ряд.

— О чем ты, дочь?! — строгий голос намеренно, чтобы осознавала, что махануть двести тысяч меньше чем за три дня…мы не для этого с матерью горбатились всю жизнь.

— Мама сказала вы разводитесь! Вы че?! Во всей тусовке будут обсуждать!!!

Значит, уже и Еве рассказала. Глубоко вдыхаю, оценивая масштаб трагедии.

— Я прилечу завтра, сделай все, чтобы твоя мама была дома. Кирилла пока не трогай, мы сами все вам озвучим.

— Пап?! Ты сбрендил?! Она уже у Кира! Никуда она не поедет…и вообще о причине мне никто не говорит! С чего вдруг?! Вы всю жизнь вместе!

Ева канючит, как маленькая, а я до сих пор не понимаю, где в ее воспитании мы допустили ошибку. Но, козыри ведь у тех, у кого власть, мать ее. Чертова бюрократия.

— Еще раз. Ева, у тебя очень простая задача, если ты хочешь, чтобы твой счет вновь был активен.

— Блин! — слышу как матерится: — Окей, пап! Но вы все нам расскажете!

Грозно бросает в трубку и отключается, а я думаю, что если я расскажу все и им, то они без зазрения совести от меня отвернутся.

В доме тепло, уютно пахнет свежей выпечкой и жареным мясом. Большой стол накрыт светлой скатертью, на которой стоят яркие тарелки и стеклянные бокалы для шампанского и стаканы для сока. Лиза, как всегда, старается, чтобы всё было идеально.

Её родители приехали заранее, с букетом цветов для Лизы и коробкой игрушек для Вани. Владимир и Ирина — люди простые, доброжелательные. Владимир, высокий мужчина с сединой в висках, громко смеётся над чем-то, что только что сказал Кирилл, а Ирина трепетно держит Ваню на руках, словно боится его уронить.

— Лиза, ты только посмотри, какой он у вас смышленый! — восторгается Ирина, вглядываясь в лицо малыша. — Так внимательно смотрит!

Лиза улыбается и ставит на стол очередное блюдо.

— Мама, это он просто обед хочет. Ему сейчас всё кажется интересным, особенно еда.

Мы сидим за длинным столом, уютно расставленным в просторной столовой. Через окна виден снег, укрывший окружающий дом лес, и серое зимнее небо.

Кирилл садится рядом со мной, хлопает меня по плечу.

— Мам, ты чего такая серьезная? Сегодня же праздник. Улыбнись.

Я пытаюсь выдавить улыбку, но она выходит слабой.

— Всё хорошо, Кирилл, — говорю я. — Просто думаю.

— Ну ты и думай, но помни, что у тебя внук самый лучший, и это главный повод для счастья.

Кирилл подмигивает, и я не могу удержаться от легкого смешка. Он всегда умел подбодрить меня.

— За нашего Ваню! — громко объявляет Владимир, поднимая стакан с компотом.

— За Ваню! — вторят все, включая меня.

Но как только звучит звонок в дверь, атмосфера резко меняется. Мы все оборачиваемся к прихожей, и Лиза бросает быстрый взгляд на Кирилла.

— Ты кого-то звал? — спрашивает она, вытирая руки о полотенце.

— Нет, — отвечает он, поднимаясь. — Сейчас посмотрю.

Я отворачиваюсь, не придавая этому значения, но голос, который раздаётся через мгновение, заставляет меня застыть.

— Здравствуй, Кирилл.

Этот голос я узнаю сразу. Гордей.

Я ставлю стакан на стол и пытаюсь дышать ровно. Зачем он здесь? Почему он пришёл?

— Что ты здесь делаешь? — голос Кирилла становится резким.

— Я хочу поздравить внука, — отвечает Гордей. Его тон ровный, но я знаю его слишком хорошо, чтобы не почувствовать напряжение. — И поговорить с твоей матерью.

— Ты в своём уме? — Кирилл понижает голос, но гнев в его словах явно слышен. — Сейчас не время.

— Кирилл, пожалуйста. Мне нужно поговорить с ней.

— Ты уже всё сказал, — отвечает сын. — Если бы ты не был моим отцом, я бы тебе давно морду набил.

Я сжимаю руки под столом, чувствуя, как напряжение нарастает. Всё это происходит в каких-то шагах от меня, но я не могу двигаться.

Кирилл возвращается в столовую, его лицо темное от раздражения.

— Мам, он хочет тебя видеть, — говорит он тихо.

— Гордей? — спрашивает Лиза, растерянно смотря на мужа.

— Лиза, я разберусь, — отвечает Кирилл.

Я поднимаюсь, чувствуя на себе взгляды всех за столом. Лиза пытается что-то сказать, но я поднимаю руку, останавливая ее.

— Всё хорошо. Я выйду на минуту.

Я выхожу на крыльцо, скрестив руки на груди, как будто это может защитить меня от холода — или от его слов. Небо над нами серое, тяжёлое, снежинки медленно кружатся в воздухе, оседая на перилах и моих волосах. Гордей передо мной, высокий, слегка сутулый, в пальто, которое я сама когда-то выбрала для него. Сейчас оно выглядит словно чужое, как и он сам.

— Марта, — начинает он, его голос мягкий, почти умоляющий. — Спасибо, что вышла.

— Что ты здесь делаешь, Гордей? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.

— Я