Первая война Гитлера - Томас Вебер
Все трения, описанные здесь, действительно представляются поддерживающими всеобщий довод о том, что сущностью германской оккупации северной Франции и Бельгии – в обоих случаях как на уровне военных ведомств, которые формулировали политику, так и на низовом уровне, на котором солдаты выполняли политику и лично сталкивались с гражданскими лицами – была её жестокость: жестокость, которая была неотъемлемой частью общего ожесточения и радикализации, привнесённых Великой войной, и которая была особенно явно выражена в случае Германии. Как для определявших германскую политику, так и для солдат на земле, террор и насилие стали инструментами для намеренного унижения населения под оккупацией в попытке предотвратить для французов возможность когда-либо снова развязать войну против Германии.
Если этот взгляд был верным, то товарищи Гитлера не пытались бы заниматься любовью с французскими женщинами по той же причине, по которой австралийские войска часто посещали публичные дома Каира, но делали бы это для того, чтобы унизить и терроризировать местное население и таким образом разить врага иными средствами так же, как они старались поразить британские войска по другую сторону окопов у Фромелле.
Однако, существует опасность преувеличить уровень трений и враждебности по отношению к местному населению среди людей полка Гитлера. Трения и героическое сопротивление повсеместны в коллективной и индивидуальной памяти всех травматических оккупаций во время войн, в то время как воспоминания о сотрудничестве и о тяжелом выборе населения под оккупацией имели тенденцию вымарываться из истории. Более того, даже во время войны британская и французская пропаганда имела обоснованный интерес в представлении немецких солдат как неисправимых насильников в качестве инструмента для мобилизации и усиления боевого духа, чтобы склонить сомневающихся французов и британцев к сражению с немцами. Любое предположение в произведениях военного времени, таких, как вышедший в 1917 году роман "Шесть женщин и вторжение" (Les six femmes et l'invasion) Маргариты Йерта, что французские женщины спали с немецкими солдатами добровольно или даже только ради того, чтобы накормить своих детей, подвергалось цензурированию. Но с врагом спало достаточное количество французских женщин. Например, в 1916 году Маделин Ле Сафр, дочь мэра Комине, родила ребёнка от одного из офицеров, проживавших с семьёй мэра. 36-летняя женщина в Габордин, между тем, вступила в сексуальные отношения с поваром 2‑го батальона 20‑го запасного пехотного полка весной 1916 года. Похоже, что она ни была принуждена к отношениям, ни получала какого-либо финансового вознаграждения за то, что спала с поваром. На самом деле в реальности оккупация во время войны производит, как это сформулировал один историк, "более сложные отношения, чем жестокое подавление" между оккупантами и местным гражданским населением, чем когда-либо допустит коллективная память оккупированных. Может быть, это удивительно, но со временем германские оккупанты северной Франции и французское местное население стали ближе друг другу. Военная необходимость диктовала то, что люди полка Гитлера находили образ жизни с местным гражданским населением, который позволит им взаимодействовать с населением под оккупацией. У французского населения был такой же интерес в рабочих взаимоотношениях с немцами. Как заметил в феврале 1915 года наш офтальмолог из Лилля, вёдший дневник:
Враг всегда вёл себя подобающим образом с момента оккупации города. После того, как в течение нескольких недель люди в Лилле и германская армия относились друг к другу с ненавистью и недоверием, постепенно они достигли степени безразличия и даже начали ощущать "симпатию" в этимологическом смысле слова. Невозможно жить рядом, не подвергаясь влиянию, если находятся в столь же несчастливой ситуации: в конце концов, начинают находить эту ситуацию сносной и начинают делать взаимные уступки… Обыкновенные люди, которые по необходимости живут с солдатами и предоставляют им жилище, в конце концов, вступают с ними в неформальные отношения. Обе стороны, победители и побеждённые, уступают обстоятельствам и получают шанс понять друг друга. Так что повсюду можно наблюдать такие ситуации: молодой попрошайка следует за солдатом, который, в конце концов, даёт ему немного денег, сказав ему перед этим несколько слов на ломаном французском; или солдаты, сопровождающие реквизированные повозки, тайком дают бедным женщинам несколько кусков угля или небольшое количество керосина… Солдаты, которые были размещены в частных домах, делают себя полезными, насколько могут, и даже делят еду, которую они приносят домой, с людьми, у которых они на постое. Как результат, многие рабочие просят разместить у них солдат. Что же касается офицеров (которых в городе очень много), то они сдержанны, даже вежливы, когда приходится вступать с ними в контакт.
Более того, было весьма в интересах людей полка Гитлера и родственных полков устанавливать добрые отношения с местными гражданскими лицами, поскольку те, в сущности, образовывали человеческий щит против британских атак. Когда полк Листа всё ещё располагался на французско-бельгийской границе рядом с Мессинес, отец Норберт отметил в своём дневнике:
В то время, как войска в Варнетоне [деревне, соседней с Комине] остаются день за днём в своих подвальных помещениях и им разрешается лишь крадучись пробираться вдоль стен дома по необходимым делам, гражданские могут свободно передвигаться по всем улицам и площадям. Целью этого является введение противника в заблуждение относительно присутствия войск, и удержать его от обстрелов из заботы об обитателях. Над Варнетоном постоянно кружат вражеские самолёты с целью разведки.
6‑я запасная дивизия также заботливо предотвращала появление впечатления, что её подразделения вовлечены в разрушение культуры. В приказе по дивизии от 13 февраля 1915 года командование давало указания своим частям не конфисковать церковную утварь и оборудование, и передавать повреждённое церковное имущество, не имеющее владельца, церковным приходам, которые ещё действовали. Попытки облегчить взаимоотношения с местным населением под оккупацией не останавливались на этом. Например, в конце 1915 года дважды в неделю проводились курсы французского языка во время солдатских месс. Более того, в отличие от других военных конфликтов, изнасилование не только не использовалось как оружие, но и не допускалось, в отличие, например, от вероятно закрывавших на это глаза офицеров некоторых американских частей во Вьетнаме. Указания на то, что военные власти Германии молчаливо оправдывали изнасилования, дегуманизируя французское и бельгийское местное население как francs-tireurs, или что они "систематически унижали" женщин и девушек, делая их "избранными субъектами в тотальной войне", не поддерживаются опытом 6‑й запасной дивизии. Напротив, после инцидента, в котором солдат одного из родственных RIR 16 полков изнасиловал 11‑летнюю девочку, её мать доложила о происшествии офицеру во главе военного правосудия в 17-м полку. Тот факт, что она доложила об изнасиловании германским властям, примечателен сам по себе. Он наводит на