Долина смерти (ЛП) - Халле Карина

Но главный вопрос не дает мне покоя. Вопрос, который терзает Дженсена и Элая: Рэд и Коул не знают правды. Они не знают, что Хэнк — не просто сумасшедший. Они не знают, что укус Хэнка может превратить Рэда в чудовище. Неужели Хэнк специально укусил его, зная, что произойдет? Неужели он хотел пополнить свою армию?

Или Рэду просто повезло, что он сумел отбиться?

Можно ли это вообще назвать везением?

— Я видела и хуже, — говорю я, глядя Рэду в глаза. Лгу, не моргнув глазом, и осторожно снимаю пропитанную кровью повязку, чтобы оценить масштаб повреждений.

— Не ври, — усмехается он, и его смех переходит в мучительный кашель. — Я… я стану таким же, как Хэнк?

— Не неси бред, — огрызается Коул из своего угла. Он сидит, словно парализованный, прижавшись спиной к стене. — Хэнк просто сошел с ума и укусил тебя. Он не зомби.

Но вопрос Рэда повисает в воздухе без ответа. Я не знаю, что с ним происходит, не знаю, распространяется ли сейчас голод по венам Рэда, преображая его изнутри, или это вообще не так работает. Все, что я знаю, — это медицинские факты: учащенный пульс, кожа то горит от лихорадки, то становится липкой от пота, зрачки расширены, несмотря на свет лампы.

Тук, тук, тук.

Опять кто-то у окна.

Каждый удар, кажется, вот-вот разорвет мои нервы, и, глядя на других, я вижу, что они чувствуют то же самое.

Тук, тук, тук.

— Мы сделаем все возможное, — говорю Рэду правду и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на опасность, притаившуюся снаружи.

Краем глаза я вижу, как Дженсен ходит возле двери, мой пистолет заткнут за пояс его брюк. Он нужен мне сейчас больше, чем когда-либо, и все же я потеряла его доверие, вероятно, навсегда. В конце концов, мы оба лжецы. Оба хранили секреты, полагая, что поступаем правильно. Это должно было бы создать своего рода равенство между нами, но вместо этого лишь углубило пропасть.

Снаружи ветер стих, и стук в окно стал более отчетливым. Хэнк — или то, во что Хэнк превратился, — все еще там, все еще пытается проникнуть внутрь. Все еще голоден.

И, возможно, он не один.

Рэд судорожно вздрагивает, его пробирает сильная дрожь, от которой мои руки едва не отлетают от его раны.

— Холодно, — бормочет он, стуча зубами. — Почему здесь так чертовски холодно?

В комнате достаточно тепло, а это значит, что ему становится хуже, и очень быстро.

— Принесите ему одеяло, — говорю я ровным голосом. — И алкоголь, если у нас есть. Чтобы выпить. Это согреет его изнутри.

Я даже не уверена, правда ли это, но звучит убедительно.

Коул неохотно двигается, доставая из своего рюкзака побитую флягу и бросая ее Элаю, а не передавая мне напрямую. Жалкое сопротивление.

Элай отдает виски, и я прошу его поддержать голову Рэда, пока я вливаю виски между его сухими и потрескавшимися губами.

— До дна, — говорю я ему.

Рэд глотает, кривясь от вкуса.

— Гадость, — бормочет он.

— Без жалоб, — упрекает его Дженсен с легкой улыбкой. — Мы отдаем тебе свои запасы.

Затем он смотрит на меня, ожидая ответа, и кивает в сторону кроватей.

Я киваю и говорю Элаю промыть рану свежекипяченой водой, затем отхожу от Рэда и следую за Дженсеном, подальше от чужих ушей.

— Сколько ему осталось? — спрашивает Дженсен тихим и хриплым голосом.

— Не знаю, — признаюсь. — Я никогда раньше ничего подобного не видела.

— Точно? Я уже не знаю, чему верить.

— Я не врач. У меня нет всех ответов.

— Ты хочешь ответов, агент Уэллс? — возражает он, с горечью выделяя мое звание. — Их нет. Как только голод начинает распространяться. Ты видела, кем стал Хэнк. К утру Рэд станет таким же.

Рэд издает звук, наполовину смех, наполовину рыдание. Видимо, мы не так уж и далеко отошли.

— Ну, просто ахуенно, — говорит он хриплым голосом. — Пережил пятнадцать лет работы на ранчо, драки в барах и дерьмо от Маркуса, чтобы в итоге стать едой для зомби в горах.

— Ты не зомби, — твердо говорит Элай, меняя повязки. — С тобой все будет в порядке.

Но в ложь становится все труднее верить.

Снаружи снова начинается стук в окно, на этот раз более настойчивый. Три быстрых удара, пауза, затем еще три. Почти как азбука Морзе. Сообщение, пытающееся пробиться наружу.

— Кажется, он издевается над нами, — бормочет Коул, нервно поглядывая на окна, занавески не дают нам увидеть, что там снаружи. — Пытается залезть к нам в головы.

— Или пытается общаться, — предполагаю я, хотя от этой мысли по спине пробегает холодок. Если Хэнк сохранил рассудок, чтобы попытаться передать сообщение, что еще он может помнить? Какие части его человечности могут быть е целы, запертые внутри чудовищной оболочки?

Если дело дойдет до крайности, можно ли с ними договориться?

Или это станет нашей последней, роковой ошибкой?

Дыхание Рэда внезапно меняется, становится более частым, более поверхностным. Его глаза, когда они открываются, смотрят в никуда, бегая по комнате, словно выслеживая движение, которого нет.

Я бросаюсь к нему.

— Что-то не так, — говорю я, прикладывая пальцы к его шее, чтобы проверить пульс. Бешеный, неустойчивый. — У него резко подскочила температура.

Прежде чем кто-либо успевает среагировать, Рэд кричит:

— Боже, спаси нас всех! — и его тело напрягается, спина выгибается дугой над столом в жестоком припадке. Его ноги дергаются, едва не пиная Дженсена в грудь. Его руки хаотично размахивают, раненая задевает лампу, и та падает на пол. Элаю удается подхватить лампу, чтобы не разлился керосин, но хижина погружается в полумрак, свет исходит только от догорающих углей в печи.

— Держите его! — приказываю я, хватая Рэда за бьющиеся в конвульсиях руки. — Не дайте ему навредить себе!

Дженсен и Коул быстро реагируют, прижимая ноги Рэда, пока Элай хватает его за здоровую руку. Мне удается зафиксировать раненую, стараясь держаться подальше от места укуса. Сила Рэда поражает, он не похож на человека в полумертвом состоянии. Нам всем четверым приходится удерживать его от конвульсий, чтобы он не упал со стола.

Припадок кажется бесконечным, хотя, вероятно, длится всего минуту или две. Когда он, наконец, стихает, Рэд замирает, так внезапно, что на мгновение я боюсь, что он умер. Я снова прикладываю пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс.

Есть — слабый, но присутствует.

— Что, черт возьми, это было? — спрашивает Коул.

— Припадок, — говорю я, хотя это не похоже ни на один припадок, который я видела раньше. — Вероятно, из-за лихорадки. Рана заражена и распространяется.

Элай подносит лампу и зажигает ее, освещая лицо Рэда. Его кожа приобрела восковой, серый оттенок, щеки запали, как будто он похудел за последний час. Темные вены выделяются на его шее, образуя зловещие узоры под кожей.

Это происходит быстро.

Слишком быстро.

Только что он шутил о том, что станет едой для зомби, а теперь выглядит нечеловечным.

— Он…? — начинает Дженсен, затем замолкает, словно не желая озвучивать вопрос.

Прежде чем я успеваю ответить, глаза Рэда резко открываются.

Я кричу.

Они синие.

Бледные, сверкающие, ледяные.

— Всем назад! — приказывает Дженсен, хватаясь за винтовку.

Мы едва успеваем отойти от стола, когда Рэд двигается — не медленными, болезненными движениями тяжелораненого человека, а внезапным, яростным броском, спрыгивает со стола на ноги одним плавным движением. Повязка на его руке начинает разматываться, обнажая рану.

Кровотечения больше нет. Рваные края начали срастаться, почерневшая кожа исчезает, обнажая что-то гладкое и бледное под ней.

Он исцеляется.

Нет. Преображается.

— Рэд? — говорит Коул, его голос слегка дрожит. — Ты с нами, приятель?

Голова Рэда резко поворачивается к Коулу, движения отрывистые, неестественные. Его губы растягиваются в подобие улыбки, обнажая зубы, которые кажутся слишком острыми, и их слишком много. Когда он говорит, его голос хриплый.