Не борись со мной, малышка (СИ) - Коваленко Мария

А что если он начнет пробивать нас по базам?

Что если станет задавать вопросы родственникам, соседям или мужу?..

От догадок голова идет кругом, а сердце срывается на аритмию.

Чтобы не чокнуться, остаток вечера я, как могу, отвлекаюсь от тревожных мыслей. Помогаю Паше принять душ. Целую своего сладкого мальчика в обе щеки. И, встретив с дневной смены соседку, с которой вместе снимаем квартиру, бегу на работу.

— Алена, почему опаздываешь? — шипит старший администратор ночного клуба. — Если работа больше не нужна, так и скажи. У меня тут очередь из желающих в официантки.

— Извините, Николай Петрович, я больше не буду.

На часы смотреть бесполезно. Нет никакого опоздания. Все это обычный прием Скворцова — повод ввалиться в женскую раздевалку и, унижая, поглазеть на переодевающийся персонал.

— Смотри мне! Ты единственная здесь, от кого я даже документы не потребовал. Подведешь… — Потная мужская рука со шлепком опускается на мой зад. — Выгоню! — довольно улыбается Скворцов и, наконец, уходит.

С его уходом я медленно выдыхаю. Босс вроде бы сегодня на месте, так что больше приставаний не будет. Нужно лишь надеть дурацкое короткое платье, ажурный, как у школьницы, фартук и отработать… восемь часов, до самого утра.

Не в первый раз и, к сожалению, не в последний. Ничего общего с прошлой офисной жизнью до замужества, рождения сына и прочего…

— Все наладится, — шепчу я как мантру, выходя из раздевалки в темный коридор. — Никто нас больше не тронет, — добавляю мысленно. И с разгона вписываюсь в огромное, твердое и горячее тело.

От неожиданной встречи сердце падает… нет, не в пятки! По ощущениям оно вообще покидает тело и несется подальше от этого места.

Амбал!

Папаша!

Майор…

Именно в такой очередности мозг вспоминает все детали нашего дневного знакомства и лупит по хлипким нервам самой настоящей панической атакой.

Боясь выдать себя, я поступаю как опоссум — прикидываюсь бездыханным телом. Первые минуты молчу, не сопротивляюсь позорному ощупыванию и, кажется, даже не дышу.

У умных зверушек как-то получается избавиться от хищника. Но… то ли мне достался озабоченный некрофил, то ли что-то не так с актерским талантом.

— Стоять, где стоишь! — хрипловатым басом раздается над ухом, и свет фонарика бьет по глазам.

— Я сейчас ослепну.

В очередной раз пытаюсь вырваться из медвежьих объятий. Что есть силы, бью по каменной груди. Но, к сожалению, мой лимит везения на сегодня подходит к концу.

— Кукушка! Охренеть!

Луч света скользит по телу вниз. Освещает не самое приличное для матери платье, дурацкий школьный фартук, ноги в пошлых чулках и снова возвращается в район декольте.

— Теперь… Я могу идти работать? — От унижения хочется провалиться сквозь землю.

Это единственная работа, какую я смогла найти без документов. Ни сын, ни соседка не знают, что я официантка в ночном клубе. И вот теперь это может стать достоянием гласности для всего детского сада.

— Так-так… Внезапно! — Амбал будто и не слышит, что я ему говорю. — А еще кто-то втирал мне о нравственности и правильном воспитании…

Фонарик исчезает, а лапа на моей талии — нет.

— Это просто работа. Обычная работа.

Чувствую, как по шее катится капля пота. Надо бы взять себя в руки. Вряд ли майор прямо здесь станет требовать документы. Проще отловить меня после смены или возле сада. Но все эти умные мысли не спасают. Ноги по-прежнему ватные, за ребрами — сумасшедшая чечетка.

— И я еще дерьмовый папаша, грубиян и этот… Как ты там сказала? — Тяжелая рука стекает с талии вниз и жамкает зад. Третий раз! Как медом намазано. — Хам!

От такого напоминая извилинам становится совсем плохо. Я почти не ощущаю массажа булок. Не слышу стука собственного сердца. Только намеки…

— Давайте договоримся, — вытягиваю из себя слово за слово. — Я перед вами извинюсь. Заберу свои слова назад. И вы тоже заберете… руки.

— Давай… — Чудовище напирает на меня еще сильнее. Раскатывает по стене с напором асфальтоукладчика. — Говори!

Тычет в живот своим парусом… с мутантской мачтой.

— Про-шу про-щения. — От страха начинаю заикаться.

— Дальше. — Горячее дыхание обдает ушную раковину.

— Не нуж-но бы-ло… — В горле пересыхает. Быстро облизываю губы и пытаюсь продолжить: — Спо-рить.

— Звучит как песня.

С опозданием понимаю, что вторая загребущая лапа отпустила мой зад и прямо сейчас зарывается в волосы на затылке.

— Я погорячилась, — выпаливаю без запинки, на одном дыхании.

— Да-а… — Амбал тянет меня за короткий хвост вниз, вынуждая запрокинуть голову. — Горячая штучка. — Дышит совсем близко. — Это я понял.

— Спасибо…

Собираюсь добавить «за понимание». Но упругие губы наглухо запечатывают мой рот.

Целует майор так же жестко, как ведет переговоры. Штуковина в штанах резкими толчками высекает искры из несчастного фартука. А влажный горячий язык хозяйничает от зубов до самого горла.

Ни намека на нежность. Ни секунды на передышку.

Самое настоящее изнасилование… в голову.

Впору вырваться и закричать: «Помогите!», но от страха и шока черепушка отключается окончательно. Как безвольная резиновая кукла я позволяю амбалу отыметь меня в рот. Быстро, ритмично, до легкого сотрясения и пугающей слабости во всем теле.

Потом даже не вякаю, когда он вновь возвращается к намятой пятой точке и устраивает ей полноценный сеанс мануальной терапии — с похлопыванием, поглаживанием и бесстыдным скольжением под юбку.

Ну, а когда чудовищу и этого оказывается мало, разрешаю опустить меня на колени.

— Может, не надо?.. — Я оглядываюсь по сторонам, с ужасом ожидая прихода старшего администратора или кого-то из коллег.

Почему-то их появление пугает сильнее, чем рвущаяся от натяжения ширинка и горячие пальцы в моих волосах.

— Может, и не надо… — С глухой хрипотцой раздается сверху, и сильные руки рывком поднимают меня на ноги.

Не веря своему счастью, я сразу же разворачиваюсь, чтобы рвануть в зал. Но уже знакомая лапа, останавливая, обхватывает за пояс.

— Считай, что я тебя отпросил. Сейчас ко мне поедем, — ставит в известность майор. — Будешь сосать прощения и впитывать в себя знания о правильном воспитании. До утра.

Ужас не отпускает всю дорогу, пока едем в машине по ночному Питеру. Язык липнет к нёбу. Потяжелевшие, словно свинцовые, ладони лежат на коленях. А в голове булькает каша.

Вопреки ожиданиям босс действительно отпустил меня с этим типом на все четыре стороны. Касьянов даже форму сменить не потребовал. Ухмыльнулся, будто и сам готов присоединиться. И показал майору какой-то, понятный лишь им двоим, знак.

О том, что секс не входит в мои должностные обязанности, драгоценный босс почему-то не вспомнил. Как назло, не спохватился о них и старший администратор. Встретив нас на парковке клуба, Скворцов растекся мокрой лужицей перед майором и с приторной улыбкой пожелал ему счастливого пути.

Проклятая мужская солидарность лишила меня последней надежды на спасение. А когда входим в лифт многоэтажки, закрывается еще и путь к побегу.

Чтобы не возбудить этого похотливого монстра еще сильнее, я сдираю с себя дурацкий фартук и, насколько это позволяет фасон, оттягиваю низ платья. Делаю, что могу, только в зеркале лифта все равно отражается шальная ночная бабочка.

Растрепанные блондинистые пряди — отросшее каре, которое на работе удобно собирать в хвост. Узкое лицо с распухшими губами, бледные впалые щеки с острыми скулами, треугольный подбородок и круглые от шока глаза с подтекшей тушью.

Совсем не люкс за большие деньги. Даже не провинциальный эскорт. Самая настоящая труженица стометровки за кольцевой да еще и без нормального опыта.