Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич
Сны косаток безмятежны, в них скорость, свобода, счастье, это действительно счастливые и весьма жизнерадостные существа. Вспышки гнева случаются, однако никогда не длятся дольше нескольких минут и быстро сменяются дружелюбным и игривым настроением. Лира оставалась в ярости неделю. И всю неделю только ярость, ни тоски, ни отчаянья, ни боли.
Я потребовал прекратить эксперимент, прервать смещение. В конце концов, подобное состояние животного непременно отразится на результатах, чего мы хотим, достоверных научных данных или признания, полученного под пыткой? Колычев объяснил…»
Четверть страницы отсутствовала.
– Тут вырван кусок, – сказал я. – Неясно, что объяснил этот Колычев…
– Это же дистиллированная классика! – Кассини улыбнулся улыбкой знатока. – Рукопись, сожженная перед прочтением! Рекомендую посыпать следующую страницу толченым грифелем – вдруг что проявится?
Вырвано аккуратно, ровно, по линейке.
– Бумага слишком плотная, с толченым грифелем я пробовала. Это бесполезно.
– Я так и знал! – театрально сокрушался Кассини. – Тайна ковчега безвозвратно погребена в зыбучих песках, мессир, мы никогда не получим ответа, предначертание свершится… У меня поразительно чешется голова!
В подтверждение этого Кассини немедленно почесал виски, лоб же у него был расцарапан заранее, я вдруг подумал, что Кассини похож на рыбу-луну, лоб выпуклый, удивленные глаза, правда, рот широкий, а не обиженной дудкой. И маленькие уши в стороны, как плавники. Сегодня морская тема, хорошо, Уистлера нет, ему, кажется, опять нездоровится.
– Отчего же погребена в песках? – улыбнулась Мария. – Я поместила тетрадку в сканер, и кое-что удалось прочитать.
Кассини почесал расчесанный лоб, наверное, боль.
– Рассказчик… тот, кто называет себя ловцом, потребовал у этого… Колчева…
– Колычева, – поправил Кассини.
– Рассказчик потребовал отчета, и Колычев признался в том, что они использовали LL-разрыв. Да, в шестой серии задействовали некий LL-разрыв. В опыте катализатором должен был стать материнский инстинкт…
Мария покачала головой.
– На деле все еще хуже, – заметила Мария. – Дальше все только хуже.
Кассини расхохотался.
– Что смешного? – спросила Мария.
– «ДАЛЬШЕ ВСЕ ТОЛЬКО ХУЖЕ». Это можно сделать девизом синхронной физики.
«Лира прошла через VDM-фазу живой. Сказал Колычев. Сначала я не понял. Случайность, уверял Колычев. Нелепая, трагическая случайность, стечение обстоятельств.
После неудач первых опытов с косатками было выдвинуто предположение, что причиной провалов экспериментов стали множественные повреждения мелких церебральных сосудов, возникающие из-за примитивной системы эвтаназии и поддержания стазиса в гиперпрыжке. Возникающая ангиопатия препятствовала снам, существам с более совершенным мозгом требовалось иное оборудование для переброски на Р., поэтому техники не стали помещать Лиру в стандартную стазис-капсулу, предназначенную для перемещения животных. Для нее модифицировали человеческую. Однако мозг косатки устроен иначе, чрезвычайно сложен, процессы сна и бодрствования разведены по полушариям… Видимо, это и стало причиной случившегося сбоя, компьютер, управляющий стазисом, провел процедуру эвтаназии лишь с левым полушарием.
Лира была в сознании, когда «Тощий дрозд» вошел в гиперпространство».
Неправдоподобно, подумал я. Стазис-капсулу перестроили, а компьютер нет? Компьютер не провел эвтаназию бодрствующего существа. Тоже маловероятно, практически невозможно, оборудование поддержания стазиса включает в себя несколько дублирующих систем, за всю историю освоения пространства не было ни одного случая сбоя.
Неправдоподобно.
«Компьютер воскресил Лиру после финиша первого вектора к Р. Воскресил левое полушарие. Правое полушарие ее мозга перенесло прыжок и прохождение через барьер Хойла. Сопровождавший Лиру ветеринар заметил небольшие странности в поведении и провел сканирование, которое не выявило значительных отклонений. Ветеринар не сумел интерпретировать результаты, и Лира перенесла еще семь векторов.
Она чувствовала себя неплохо, Лиру выпустили в Объем, странности продолжились. Ветеринар списывал это на неприспособленность морских животных к гиперброскам, на их уязвимость перед VDM-фазой. Но…
Это была ярость, я почувствовал это, едва ступил на планету, ярость разливалась вокруг, от нее мутило, хотелось бежать, разумеется, никто, кроме меня, этого не чувствовал. Я доложил Колычеву, он промолчал.
Почему не прерывается опыт?
Отклик. Актуатор дал отклик, признался Колычев. Впервые за всю историю отклик, отличимый от приборной погрешности. Степень диффузии четырнадцать процентов, а раньше не доходило и до полутора. Это успех. Расчеты показывают, что если удастся поднять диффузию до сорока пяти, то перенос информации станет возможным…»
– И имя ему было Бут, – закончил Кассини. – Дражайшая Мария, беру свои слова назад, это хуже, чем я предполагал. Вполне может быть, что это не Уистлер и его шайка, а настоящий… Кто автор? Позвольте-ка!
Кассини отобрал тетрадь, стал листать уже с пристрастием.
– Это несложно установить, не думаю, что материалы… Я возьму сей документ?
– Но обязательно верните, я его внесла в каталог, теперь это книга.
Кассини открыл тринадцатую страницу, увидел треугольный штамп, умилился.
– Как «Рукопись, найденную в изумлении»… – закончил Кассини.
Рукопись, найденная в упоении.
– Ничего непонятно, – сказала Мария. – При чем здесь океан, при чем здесь косатки?
– Океан… океан – это как раз понятно…
– А косатки? – спросила Мария, а я почувствовал неприятный холодок ниже затылка.
Кассини пустился рассказывать:
– Синхронная физика, как всякая уважающая себя паранаука, стремилась замазать все, до чего могла дотянуться. Да, основными жертвами ее бесчинств стали топология, физика пространства, теория поля, квантовая механика… но, надо признать, досталось всем естественным наукам, в том числе и биологии. Видите ли, многие синхронисты убеждены, что поток Юнга оказал непосредственное воздействие на развитие биосферы Земли, на вестибулярный и слуховой аппарат млекопитающих, на эволюцию глаза, на формирование раковин моллюсков, на коллективное поведение насекомых… Самые бессовестные утверждают, что самим возникновением жизни планета обязана потоку…
– Каким образом? – не удержался я. – Разве поток Юнга… не связан с существованием разума?
– О! – Кассини сочувственно похлопал меня по плечу. – Вижу, что споры зла дали свои ядовитые всходы! Это неудивительно, вы, дорогой друг, в сердце безумия! Как и все мы, как и все…
– Как поток Юнга мог повлиять на зарождение жизни? – спросил я.
Кассини сочувственно похлопал меня еще раз.
– Слово, – подсказала Мария.
– Слово! – подхватил Кассини. – Серебро в россыпи звезд, в жемчуге неба. По легенде, в последнем письме Дель Рея нашли зеленое перо. Принято считать, что это никак не повлияло на дальнейшие исследования в области синхронистики, перо могло попасть в конверт совершенно случайно – Дель Рей любил птиц, но здесь, на Регене, без сомнения, думают иначе. Каждый синхронист видит мир как эхо… первого слова, его отзвуки звучат в каждой песне. Знаете, как-то за ужином Колычев заметил, что мы все оказались на Регене благодаря этому перу, я попросил пояснить, но Колычев не стал себя утруждать…
– Вы знали Колычева? – перебила Мария.
– К сожалению, – ответил Кассини. – К сожалению, я знал слишком многих. Видите ли, каждая генерация синхронных физиков во многом отрицает достижения предшественников и начинает подбирать собственную отмычку к небесам. Сойер был помешан на красоте, Дель Рей на геометрии… Лабиринты, головоломки, музыка, тупики, тупики, разбитые лбы, раздутые лбы. Колычев полагал, что дорогу укажут киты… Во всей этой вакханалии меня удивляет одно – куда смотрит Совет?
– Может, им некуда отступать?
– Оставьте, Ян, про «некуда отступать» – это выдумки Уистлера. Отступать всегда есть куда! А афера с китообразными – это отдельная глава в книге великой подлости… Этому счастливчику… – Кассини потряс тетрадью. – Надеюсь, ему хватило ума бежать!