Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич

– Скажите честно, знаете ли вы хоть кого-нибудь, кто попадал бы на остров? – спросил Кассини.

Штайнер не удержался, налил из сифона в стакан. Зачем здесь сухари? Ни чайника, ни самовара, вероятно, остались с предыдущего заседания, с вечера здесь заседали синхронисты, грызли сухари и немного хрустальный предел.

– Остров – это метафора. – Штайнер любовался пузырьками газа в стакане. – Попадание на остров есть лишь иносказательное путешествие вглубь себя… в чертоги разума, в омуты души, в горнила духа. Не будем же мы верить в то, что Гуинплен действительно посещал Лапуту. Или кто там… Гулливер, извините, всегда их путаю.

Штайнер стал пить воду.

– Понятно, что иносказательно на остров попадали практически все. – Кассини смотрел на сифон с сомнением. – Вот хотя бы мы, собравшиеся здесь. Реген для нас – это… ну пусть Ямайка для человека восемнадцатого века, далекие страны, чужие комнаты, сердце тьмы. В сущности, мы сейчас на острове гораздо большем, пропасть, отделяющая нас от дома, чудовищна. Джентльмен на острове мог построить плот из бамбука, сплести из тростника остромордую лодку, набить мешок кокосовыми орехами, привязать себя к пустой бочке, в конце концов, и преодолеть пространство. Но пространство, лежащее перед нами, непреодолимо…

Кассини задумался или затосковал. И Штайнер. Это все облака, я заметил, они производят гнетущее впечатление.

– Экспансия впервые поставила нас в зависимость от орудий, принцип действия которых понимают единицы из сотен тысяч. Я понимаю, как устроен и действует топор, как устроен фрегат, но я не понимаю и никогда не пойму, как работают дифференциальные контуры наших звездолетов! А эти циркачи предлагают нам актуатор! Механизм его действия непонятен большинству даже в примитивном изложении! Что значит объект переменной топологии, погруженный в континуум Ньютона?! Это абракадабра! Как работает актуатор, понятно уже единицам из миллионов! Это практически черная магия!

Я видел сегодня Марию, издалека, в библиотеке. Она бродила меж стеллажей с костяной трубкой и прислушивалась к книгам. Хотя это могло мне и показаться издали, это могла быть не трубка, а пульт, управляющий механическими перрилюсами, неутомимыми борцами с книжной угрозой. Но выглядел как трубка. Мария прислушивалась к звукам битвы, перрилюсы теснили червей, черви не сдавались. Судьба библиотекаря причудлива.

– Я попадал на остров, – сказал вдруг Шуйский. – И безумные ученые там присутствовали. В какой-то мере…

Уистлера сегодня не видел.

– Не поделитесь? – попросил Кассини. – Что-то подсказывает мне – наш друг-акробат, как водится, опоздает, так что нам надо занять время. Будем играть в «псину» и травить байки, как в «Кентерберийских рассказах».

– Сухари у нас есть, – заметил Штайнер. – Немного не хватает чумы.

Чума в «Декамероне», вспомнил я.

И еще много где.

– Чудесно! «Рассказ об одном попавшем на остров и пятерых отравившихся шампиньонами»! – объявил Кассини. – Чума у нас тоже есть, не обольщайтесь, Штайнер…

Штайнер допил воду. Я взял сухарь. Твердый, с изюмом, посыпанный сахаром, как я люблю.

– Как хорошо было раньше, – сказал Штайнер. – Чума, геноцид, вымирание – милые, понятные забавы прошлого. Не то что сейчас… Я до сих пор не могу понять – по плечу ли нам то, к чему мы приступили…

– Оставь сомнения, всяк сюда входящий! – продекламировал Кассини. – Штайнер, соберитесь! Если Большое Жюри увидит вас в таком неуверенном состоянии, оно с перепугу выпишет нашему юному престидижитатору карт-бланш! Выпейте, наконец, еще стакан газировки!

Штайнер приложил стакан к уху, прислушался, как к морской раковине.

– Так, значит, вы, Игорь, попадали на остров? – спросил Кассини. – Надеюсь, вас занесло туда подозрительным ураганом? Ваш верный цеппелин потерпел катастрофу? Субмарина выкинулась на рифы?

Острые рифы.

– Нет, я прилетел туда по делу, – ответил Шуйский. – Сейчас я экономист, но в молодости занимался прикладной кибернетикой, проектировал и внедрял рассредоточенные автономные системы…

– Убийца роботов, – усмехнулся Кассини. – Шкуродер. Не удивлен, что в итоге вы докатились сначала до экономики, а потом и до синхронистики. Вы страшный человек, Шуйский.

– Роботы устаревают, – спокойно парировал Шуйский. – Прежде всего морально. Согласитесь, андроиды на улицах… это архаика… И кто-то должен выводить их из эксплуатации, заменять новой техникой, более эффективной, менее заметной. Знаете, не одни синхронные физики устали от роботов, люди больше не желают их видеть…

Я вспомнил механических клопов Марии и подумал, что не стоит быть таким уж категоричным.

– Но там, на острове, роботов не было, там были медведи.

У Кассини дернулся глаз.

Медведи.

Штайнер взялся за газировку.

Это был один из бесчисленных вулканических островов Тихого океана, остров Блаженного Рождества, или Благословенной Пятницы, или Оранжевой Рыбы Ку, впрочем, подлинное его название давно позабылось, а нового дать никто не удосужился, Шуйский добирался по координатам. Он вылетел из Сиднея в три, через полчаса ховер прошел над Оклендом и взял курс на северо-восток, Шуйский к этому времени уснул и проснулся, когда автопилот вывел ховер на глиссаду.

Во все стороны до горизонта блестел океан, солнце играло на плоскостях, и Шуйский подумал, не сделать ли еще пару тысяч миль и хорошенько отоспаться, он любил спать в пути, его успокаивало гудение моторов и легкое уютное потряхивание.

Остров поднялся из воды острым осколком, рогом, торчащим из черепа давно истлевшего дракона.

Ховер снизился до мили, Шуйский запустил круговой облет, ховер пошел по часовой стрелке.

Остров представлял собой вулканическую скалу, черную сверху, поросшую выгоревшим кустарником у подножья. Иногда между крупными камнями проглядывала зелень, мох, воды не видно, да и вряд ли здесь могла быть открытая вода, вода, скорее всего, в расселинах, в пещерах, такой остров должен изобиловать расселинами, пещерами и гротами.

Северная оконечность скалы полого спускалась к воде, к намытому оранжевому полумесяцу пляжа. На западе темнел овраг, больше похожий на разлом. На южной части острова в небо смотрела широкая белая чаша, напомнившая Шуйскому старый радиотелескоп. На восточном склоне неожиданно ржавел фуникулер, несколько опор и руины, Шуйский подумал, что от маяка.

Шуйский приказал садиться, ховер заложил вираж и стал снижаться круче. Чаша росла, вблизи было видно, что в некоторых местах коррозия проела ее насквозь. Это действительно был радиотелескоп, видимо, еще дозвездной эпохи, из последних, под чашей располагалось двухэтажное здание. Шуйский облетел телескоп с севера и поставил ховер на посадочную решетку.

Запах.

Фонарь откинулся, и Шуйский почувствовал запах, горячий, пыльный, звериный запах. Это было неожиданно, нет, Шуйский знал, что на острове располагается биостанция, но к запаху оказался не готов, тяжелый, тошнотворный запах хищников, Шуйский никогда не встречал хищников, но, едва почувствовав, понял сразу. Пожалуй, так могло пахнуть в львином логове.

Захотелось улететь. Да, он обещал помочь с автоматикой, да, его предупреждали о биостанции, но…

Можно улететь. Да, день потрачен, но, в сущности, ничего страшного, час до Австралии, если пойти на форсаже… а можно в другую сторону, махнуть через океан и вдоль берега к югу.

Шуйский потянулся к фонарю…

Но откуда-то появился человек в оранжевом комбинезоне, он шагал к решетке и махал рукой, Шуйский выбрался из кокпита.

Запах.

Решетка разогрелась за день, это чувствовалось через подошвы. Человек представился Элджером Квинсом, руководителем станции, и от него тоже пахло зверьем. И еще чем-то, Шуйский не определил. Запах был настолько резкий, что Шуйский поморщился, Элджер заметил и сказал, что это медведи. На острове медведи, пятьдесят бурых, сам остров небольшой, но изобилует пещерами, медведи живут в них днем, в сумерках выходят. Ну и, соответственно, запах. Здесь весьма причудливая роза ветров…