Сорока на виселице - Веркин Эдуард Николаевич
– Что такое провода? – спросила Мария.
– Провода?
Уистлер стал объяснять, что такое провода – кабели для передачи энергии и информации, раньше они размещались над землей на разной высоте. Провода не используются скоро триста лет, однако, как ни странно, продолжают сниться людям, есть предположение, что сон о проводах и сова VDM-фазы есть явления одного порядка…
Я был с этим согласен. Мне провода не снились, но иногда снились чердаки, в наших домах нет никаких чердаков, а я в них постоянно застреваю.
Барсик продолжал раскапывать кочку, усердно, разбрасывая лапами комья мха и земли.
– …Принято считать, что синхронная физика оформилась первыми работами Алана Сойера, но это не совсем так. Еще в конце двадцатого века экспериментально было подтверждено существование квантовой телепортации. А в начале двадцать первого предположили, что между переносом квантовых состояний и феноменом синхроничности существует определенная связь. Поле, позволяющее видеть сны о проводах и сны о сове на камне…
Сны о чердаках.
Уистлер опять запустил лекцию. Синхронные физики – как поэты, им дай волю, тут же начинают рассказывать заветное, хорошо.
Барсик копал.
– Да, в двадцатом веке и речи не могло идти о переносе массы или энергии, о таком боялись задумываться, хотя в литературе это было популярной темой. А к тому, что сейчас называется потоком Юнга…
Барсик неожиданно тявкнул.
Увлеченно, с живым азартом, который трудно было ожидать от искусственного существа. В кочке явно кто-то водился, это будоражило синтетическую душу Барсика.
– Может, его деактивировать? – предложила Мария. – Я слышала, у них есть офф, если произнести два раза подряд, то он уснет на час.
– Да, офф есть, но за все эти годы нужное слово окончательно позабылось. Кстати, по этому поводу в нашей семье появилась игра, по вечерам мы собираемся и угадываем офф-слово. Но пока безуспешно, без светлячкового сока не вспомнишь…
Я вспомнил про машину дождя Нюбре и подумал, что похожую машину можно придумать для перебора офф-слова Барсика. Машина станет перебирать слова – «пальма», «кран», «боровик», «курсовая», пантера будет сидеть рядом, при произнесении нужного слова пантера выключится.
– Пастораль, – сказала Мария.
– При чем здесь пастораль? – спросил Уистлер. – Хотя…
– Это я слово попробовала. Но не пастораль. Гортензия!
Барсик не обратил внимания и на «гортензию», продолжал ковырять кочку. Кочка, похожая на гриб. А может, это и есть здешний гриб.
– Просвира…
Мы называли разные слова, но Барсик не отключался, рыл. А потом он добился своего – травяная макушка сорвалась, и из кочки прыснули синие мохнатые ящерицы.
Здесь есть ящерицы.
На Барсика ящерицы произвели сокрушительное впечатление, на секунду он застыл, словно отключившись, затем с визгом рванул в реку.
– Стой! – крикнул Уистлер.
Но Барсик не услышал, прыгнул в воду и резво поплыл.
– Ого… – сказала Мария.
– Не волнуйтесь, он неплохо держится на воде, – успокоил Уистлер. – Не утонет.
Плавал Барсик действительно неплохо, испуг гнал его от берега, и сколько Уистлер ни звал его, Барсик не поворачивал. Опомнилась пантера на середине реки, но назад все равно не поплыла, а повернула против течения.
– Скоро вернется, – сказал Уистлер. – Ничего страшного, с ним случается… Я хотел сказать, что синхронная физика не возникла в вакууме, отнюдь, она выросла из опытов Розена и Бора. Если рассматривать вот это…
Мария кашлянула. Уистлер оглянулся на реку. Барсик упрямо греб против течения.
– Мне кажется, с ним что-то не то, – Мария указала на пантеру. – Его определенно заклинило. Он не утонет?
– Думаю, нет…
– А если это… – я кивнул на воду. – Плезиозавр?
Уистлер помотал головой.
– В ойкумене нет крупных хищников, – сказал он. – И нет высших хищников.
– Ну да… – хмыкнула Мария.
– Нет высших хищников, – повторил Уистлер. – Ни тигров, ни крокодилов… а кошки только искусственные.
Барсик греб против течения.
– Я всегда думала, что это… известное преувеличение. Больше метафора, чем реальность… символ дружелюбного пространства…
– Нет, это правда. Более того, подавляющее число экзохищников… вернее сказать, практически все, размером с некрупную мышь. И сухопутные, и водные. А на девяти колониальных планетах нет даже таких.
– А как же…
– Динго Кесслера – инвазивный вид, неожиданно органично вписавшийся в местную экосистему, и это исключение. Нет высших хищников, ядовитых змей, опасных насекомых.
– Есть рыбы, – сказал я. – На Селесте. Они живут во впадинах, так глубоко, что свет туда не проникает. Там темно, нет ни растений, ни кораллов, поэтому эти рыбы питаются мертвыми китами, падающими на дно. Они могут убить электрическим разрядом. Они опасны.
– Глубоководные, сам же говоришь.
– А хищники… они, получается, вымерли? – спросила Мария.
– Палеоантологи утверждают, что на всех разведанных планетах крупных хищников вовсе не было. Самый свирепый хищник ойкумены – плоскомордая лиса с Ирги. Размером лиса с земную белку. Ну и динго Кесслера… Кстати, давно ведутся дискуссии о репатриации.
Барсик продолжал стараться против течения, над поверхностью держалась лишь голова.
– Его так надолго не хватит, – сказала Мария. – Это затратно. К тому же вода холодная.
– Да, пожалуй… – согласился Уистлер. – Хотя у этих зверей довольно высокая энерговооруженность. Лучше подозвать.
С этим было трудно спорить.
– Барсик, ко мне! – позвал Уистлер. – Ко мне!
Но Барсик не слышал. А может, действительно перефаз. У наших соседей был пес, однажды соседи улетели в отпуск, пса оставили, у него в голове переключилось, и он стал ходить вокруг дома. Когда через неделю соседи вернулись, пес вытоптал вокруг дома канаву.
– Там же рядом камень, – Мария указала пальцем. – Можно на камень залезть.
Я пытался остановить пса, но едва я уводил его из канавки, как с ним начинались судороги. Пришлось каждый день подсыпать в прохоженную канавку тертый каучук, чтобы псу было мягче ступать, чтобы лапы не стирались в мясо. Может, тоже искусственный пес был.
– На камень плыви! – рявкнул Уистлер. – На камень!
Это Барсик, кажется, услышал, завертел головой, но это привело к потере концентрации, в результате чего Барсик погрузился полностью.
Мария ойкнула. Но через несколько секунд Барсик всплыл, правда, чуть ниже по течению.
– На камень! – рявкнул Уистлер.
Барсик ускорился.
Он на самом деле был неплохо энерговооружен – умудрялся вытягивать против течения.
– На камень!
Барсик заметил камень, все-таки добрался до него и, оскальзываясь, выполз из воды и растянулся на синей поверхности.
– Ну вот, – сказал я. – Все хорошо.
– Что-то он не шевелится… – Уистлер растерянно огляделся. – Барсик!
Барсик не двигался.
– Глупая кошка, – Уистлер с досадой плюнул. – Вот что с ним делать?!
– Ему явно плохо, – заметил я. – Надорвался.
– Может, на ховере его подобрать? – предложила Мария.
– Да не надо, я сам…
Уистлер скинул сандалии, затем футболку и пошлепал по гальке к Иртышу. Вошел по колено.
– Холодная… – Уистлер поежился.
И прыгнул в воду.
Плавал Уистлер значительно хуже Барсика, его немедленно подхватило течение, и выправить против него Уистлер не смог. Иртыш оказался коварной рекой. Есть такие реки, течение вроде не быстрое, но из-за глубины тянет, стоит угодить в поток – унесет. Уистлера потянуло вправо, и он, размахивая руками, поплыл вдоль берега. Ничего страшного, главное – не особо упираться, дождаться, пока течение ослабнет, и подгребать к камням, Уистлер, как физик, должен понимать…
Завыли двигатели. Пока я наблюдал за Уистлером, Мария забралась в ховер.
– Эй…
Мария сорвала ховер с камней.
Опыта у нее маловато, неудивительно, все-таки библиотекарь, – ховер со старта потащило от реки в тундру, затем машина резко набрала высоту, просадка, авионика взяла на себя управление. Мария вернула ховер к реке.