Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит

Триандафиллов не стал тянуть резину, и, едва мы успели разместиться и ознакомиться с предложенной программой, от него явился посыльный из числа младших командиров. Воть хоть что делай, но пижонство в Арбатском военном округе неистребимо — и треугольнички на петлицах у него эмалевые, и шинель словно одним куском отлита, и сапоги сияли так, будто никакого снега на улицах нет.

Откозыряв, посыльный подал записку «Наркомвоенмор категорически против. Попробую доложить т. Куйбышеву не позднее, чем завтра. Прошу оставаться все время на связи, т. Калиновский извещен».

Что же, оставалось ждать и выполнять культурную программу — экскурсию по городу и визит в Третьяковку. С зимней поездкой по Москве меня примирили две вещи: автомобиль с печкой и купленная в том самом «Мосторге» ушанка, своего рода дань традиции.

Их блюли не только мы и будущие поколения американских туристов, но и Горкоммунхоз и Гордортранс. Первый затеял укладку асфальта на Тверской прямо по снегу, второй настолько ловко организовал движение, что мы постоянно утыкались в заторы. Это в городе на два с половиной миллиона человек, тысяч на пятьдесят повозок и от силы тысяч на пять автомобилей!

— Спорят, — вздохнул Коротких на мой вопрос о причинах. — Кто говорит, надо город-сад строить вдоль Ярославской дороги и расселять туда, кто, наоборот, предлагает «разомкнуть кольцо» и двигаться в сторону Ленинграда. Пока оба города не сольются…

Я чуть было не перекрестился — свят, свят, свят!

— Ну, это дело далекого будущего, — продолжил я, как только мы снова тронулись. — А сейчас-то что делается?

— Спорят… — опять вздохнул Петя. — На пятилетку запланировали метро построить, из центра до Каланчевки, да только воз и ныне там. Зато асфальт кладут, а то местами улицы вообще непроезжие были.

Прошлый раз мы были в СССР четыре года назад, а какая разительная перемена! Не уверен, что это именно из-за «великого перелома» и свертывания НЭПа, может, просто из-за того, что летний Питер более презентабелен, чем зимняя Москва, но очереди в булочные мы видели. И Петя все-таки раскололся, что карточки на хлеб уже год как действуют.

И в целом впечатление от города и людей такое же — вместо ощущения сытости пришел внутренний напряг, что ли… Ну, вроде как голодный человек сел за стол, увидел кучу еды, успел набить рот, успокоился, но через пять минут у него все снова отобрали.

В Замоскворечье с нескольких магазинов снимали старые вывески владельцев и кооперативов, заменяя их на государственные. И этот простое действие снова убедило меня, что в СССР строить нельзя — в любую секунду может грянуть политическое решение, заводы заморозят или переориентируют, и все замыслы с подготовкой уйдут псу под хвост.

У Третьяковки мы затормозили под чертыхания водителя — лед, скользкий булыжник и ни разу не зимние шины создавали убийственное сочетание. Но шофер справился, проскользив всего лишь пяток лишних метров.

Удивительно, но «революционного искусства» за десять лет в галерее почти не появилось — так, несколько картин, основа осталась прежней. Перов, Федотов, Репин, Суриков, Шишкин… Проникся даже равнодушный к живописи Панчо.

Тем более странно прозвучало предложение по окончании тура:

— Мистер Грандер, если вам интересно, есть возможность купить некоторые картины из запасников…

Блин, я чуть матом не послал. Понятно, что стране нужна валюта, но зачем же национальное достояние разбазаривать? Представитель Государственной закупочной комиссии или кто он там от моей перекошенной рожи шарахнулся в сторону и больше о продаже не заикался.

А я, наверное, в первый раз шкурой прочувствовал идеологию «мировой революции», для победы которой не жалко ничего.

И никого.

Дулся до вечера, несмотря на попытки Коротких и Панчо растормошить меня.

Испорченное настроение усугубили явившиеся в «Метрополь» Триандафиллов и Калиновский, которых мы с Панчо пригласили на ужин. Товарищи командиры прибыли во всем сиянии — мундиры, портупеи, надраенные сапоги, шик-блеск-красота! Но должен отметить, что в ресторане кроме них военных не оказалось — дорого, даже для двенадцатой категории, а тырить миллионы из военного бюджета тут не принято. Вот разбазарить на какую фигню — это запросто.

Тему частного бронекорпуса пришлось отложить в сторону — товарищ Ворошилов категорически и в упор против. Триандафиллов пытался утешить тем, что обратился к знакомому по Восточному фронту Куйбышеву, тоже члену Политбюро и председателю Всесоюзного совета народного хозяйства. Вместо танков беседовали о телефонизации Москвы, о том, что во многих городах и поселках вокруг электричества нет в принципе…

— Обязательно будет! — уверенно заключил Калиновский. — Сейчас электрифицируют железные дороги, а с ними и все поселения вблизи.

— Ну так железные дороги не везде…

— Ничего! — оптимистично отвел мои возражения Константин. — Электричество обязательно появится!

— Когда же?

— А это как план покажет. Если не в первую пятилетку, то во вторую.

Ну так-то да, большой скачок даст результат, лет через пять. Вот только комбриги и комкоры жили на всем готовом и цену этих преобразований не ощущали.

Рано утром меня со всей вежливостью, но крайне непреклонно разбудили — по мою душу прибыл все тот же арбатский порученец и передал записку от Триандафиллова, что Куйбышев согласился меня выслушать. Едва мы с Панчо позавтракали, как явился второй посланец и вручил запечатанное в конверт с литерами «В. С. Н. Х.» приглашение явиться в 14:00 к товарищу Куйбышеву.

Такими приглашениями не разбрасываются, и ровно в два мы входили в кабинет на площади Ногина.

Куйбышев являл странное сочетание: громадная залысина на полголовы и густая шевелюра на оставшейся половине, живые внимательные глаза и мешки под ними, высшая государственная должность и ношеный полувоенный френч…

— Проходите, мистер Грандер, мистер Вилья! — поднялся он нам навстречу. — Присаживайтесь.

Пока я устраивался, он молчал, но сразу же перешел к делу:

— Я в курсе решения товарища Ворошилова, но, думаю, мы сможем вам помочь. Разумеется, если вы поможете нам.

— Каким образом?

— Например, участием в закупках оборудования.

От неожиданности я малость отшатнулся, но Куйбышев, приняв мою реакцию за отказ, кинулся убеждать:

— Объем закупок на многие миллионы долларов, в том числе заводы целиком. Вот список возводимых предприятий, можете ознакомиться.

Мать моя женщина! Да уж, совсем травоядные времена, государственные секреты за просто так первому попавшемуся миллионеру показывают… Ну вот никак у меня не укладывалось в голове, что товарищ Куйбышев не понимал, сколько стоит такая информация. Или это предложение, от которого я не смогу отказаться?

Панчо тем временем листал список — на сорока листах, на каждом позиций по тридцать! Это что же, тысяча с лишним заводов одним махом? Проняло не только меня, но и Панчо, так-то за несколько дней в России он заметно прибавил в языке — то есть не только слушал и кивал изредка, а вставлял с акцентом одно-два слова.

Вот он и вставил:

— Вы даете нереальные планы. Это волюнтаризм.

Я чуть сквозь землю не провалился — мало того, что всякой фигни от меня нахватался, так еще и применил в самый подходящий момент! — и кинулся исправлять положение:

— Большая часть останется недостроенной, вы заморозите средства. Тут лучше меньше, да лучше.

— Вы читали Ленина? — уставился на меня председатель ВСНХ,

— Нет, но это азы бизнеса, концентрация капиталовложений.

— Вы не представляете, с каким энтузиазмом наши люди участвуют в строительстве! — вспыхнули глаза Куйбышева. — Кроме того, половина средств идет всего на пятьдесят предприятий!

— Тем более, какой тогда смысл разбрасываться на остальные? Или у вас безработица и некуда девать специалистов? — как можно более наивно спросил я.

Вот совсем мне не улыбалось становиться «полезным буржуем» при Советском правительстве — и в Москве будут всегда с подозрением относиться, и в Америке тоже, за связь с коммунистами. Потому и задал такой вопрос, что твердо знал — безработицы нет, а дефицит специалистов дичайший.