Госпожа частный сыщик - Наталья Сергеевна Филимонова
Отсюда же вел и проход к черной лестнице, по которой можно было подняться на второй этаж. Моя спальня там располагалась в общем коридоре с другими “номерами”.
Когда осматривала свои “апартаменты”, я, бросив взгляд в сторону дальнего крыла, только тяжко вздохнула, подумав, что кто-то снимает мою бывшую комнату с собственной ванной и уборной. Счастливчик!
А я теперь даже не могла после купания подняться к себе в спальню, не одевшись полностью и не нацепив дурацкие усики – ведь кто-то мог увидеть меня в том коридоре!
Сменную одежду я, тщательно пересчитав все, что осталось в кошельке, скрепя сердце купила. Но надевать ее сейчас категорически не хотелось. Сорочка – еще ничего, но брюки из грубой шерсти на мокрое тело… бррр! Надо бы озаботиться и домашней одеждой. И одеждой для сна.
Определенно, встречу с ниссин Роминсон послали мне небеса. Ее деньги будут совсем не лишними. Завтра с самого утра отправлюсь вместе со своими призраками следить за ее домом и высматривать гулящего мужа. Все остальное пока подождет.
Увы, но отправить призраков следить за Роминсоном одних я не могла: они привязаны именно ко мне и не могут слишком удаляться. Я должна быть где-то неподалеку – хотя бы на соседней улице.
А жаль. Хотелось поскорее заняться поиском свидетеля по делу своих родителей – того самого оператора, который, если верить газетным статьям, заболел в тот роковой день, а согласно полицейскому протоколу – был вполне здоров и лично ввел координаты. А значит, именно он видел их последним. Еще в столице я выяснила, что его перевели десять лет назад именно на доревилльскую станцию.
Сейчас, сопоставляя факты, я этому уже не удивлялась.
Телепорты – очень дорогой вид транспорта, и позволить его себе может не каждый. Поэтому при создании сети станции строили только в больших городах и на самых дорогих курортах. Единственным исключением стал Доревилль, где станцию поставили по личному распоряжению папы. Просто чтобы он мог каждый день ходить на работу. Благодаря этой станции, кстати, городок изрядно разросся, некоторые столичные дельцы предпочли перенести сюда свои предприятия, а кое-кто из знати приобрел здесь особняки.
Выходит, по сути, Доревилль – единственный “медвежий угол”, куда могли сослать того оператора, чтобы нигде случайно не проболтался и не мозолил глаза газетчикам и зевакам. Если бы его просто уволили, он мог бы сам обратиться в прессу. А так его всего лишь перевели на другое место работы. Наверняка еще и премию выдали, чтобы не возражал.
Удивляет меня другое – то, о чем я почти не задумывалась раньше. Но сегодня я увидела Рэмвилла – и он… совсем не такой, как я представляла. Прежде всего – почему он такой молодой? Десять лет назад ему было едва ли больше двадцати. Гибель совладельца телепортационной сети расследовал практически мальчишка? Как такое могло случиться? Или он старше, чем кажется?
И… почему вообще расследованием занималось именно доревилльское управление полиции, а не столичное? Да, здесь был пункт назначения, но отправлялись мои родители со столичной станции.
В газетах этот момент вообще не упоминался. К нам домой тогда тоже приходили полицейские, задавали какие-то вопросы прислуге. Меня, кажется, тоже о чем-то спрашивали, но я была не в том состоянии, чтобы внятно отвечать, да и не знала толком, даже в котором часу мама с папой собирались вернуться. А когда опомнилась и сама прибежала в полицию, дело оказалось уже закрыто. Вскоре появился дядя Вильгем и уволил мою гувернантку, заявив, что она плохо присматривает, раз я хожу где хочу. Нанял компаньонку, которая не отходила от меня ни на шаг все эти годы. Хорошо, хоть Нэн никто не стал прогонять – она осталась в должности моей личной служанки. В таком составе мы и уехали в столицу, где выяснить хоть что-то оказалось уже и вовсе невозможно.
Тогда я была еще твердо уверена, что мама с папой живы, и спасать их нужно немедленно. Просто не могла поверить в обратное. Наверное, со стороны я выглядела не совсем адекватно со своими требованиями… дяде пришлось постараться, чтобы удержать меня.
Со временем, увы, надежды оставалось все меньше. Любой похититель давно бы выдвинул какие-то требования. А если бы родителей случайно выбросило куда-то живыми, они бы в конце концов нашлись.
За всеми этими размышлениями я успела, завернувшись в сухую простыню, кое-как протереть лужи на полу и, скомкав одежду, затолкать ее в таз.
Как стирают одежду, я примерно представляла… но только очень примерно.
– Ничего, – я стиснула зубы. – Ничего. Вот в монастыре вообще нет прислуги, и монашки стирают свои вещи сами. Всегда!
Мысль придала решимости. Спасибо, дядюшка Вильгем! Ничего, я еще выясню, что случилось с мамой и папой. И если мне удастся доказать его причастность… тогда его казнят. Он мой единственный родственник, но это работает в обе стороны. Даже если он не вернет мне папино состояние, теперь я – наследница дядиного. Это только справедливо.
А если нет… значит, я просто останусь Патриком Вилкинсом, частным сыщиком. Может быть, однажды это обо мне будут писать детективные истории в “Вестнике”. Все лучше, чем стать монашкой или оставаться старой девой, которую все жалеют.
Кое-как выполоскав грубое мыло, я брезгливо приподняла над тазом мокрый тряпичный ком. Так… это вроде бы надо как-то теперь… отжать?
…И зачем я, спрашивается, вытирала лужи? Сейчас их еще больше, чем после купания. А как это все сушить? Разве что раскидать по мебели.
И одеться наконец, чтобы пройти к своей спальне по лестнице и общему коридору… я с отвращением покосилась на стопку обновок. Ох, а ведь придется еще и цилиндр надевать, иначе вся маскировка насмарку. Может, стоило все же остричь волосы? Жалко… да и иногда мне придется возвращаться к собственному имени, а для девушки стриженые волосы – это совсем неприлично.
Надо купить короткий парик, вот что. Сегодня я, здороваясь с дамой, едва приподняла шляпу, да и в управлении вопреки всем правилам хорошего тона не сняла ее. В публичных местах это еще кое-как допустимо, хоть и не слишком вежливо. Но
Ознакомительная версия. Доступно 14 из 72 стр.