Двенадцать подвигов дурностая - Александр Франк
— Будьте здоровы, — посетитель вышел из задумчивости.
— Благодарю, — сказала мудрейшая и кинула в меня уничижительный и уничтожительный взгляд, я сделал вид, что ничего не понял.
— А, вот например, сегодня дают спектакль «Габлит», я там блистаю, море оваций, море поклонников, море цветов, — этими слова бледный юноша достал листок бумаги и написал несколько слов, — Летисия Нуазская была в таком восхищении, что подарила мне перстень со свей руки.
Юноша вытянул руки и полюбовался игрой Солнца в камне, ну если этот камень был из той же коллекции, что и подвески, то в актерском мастерстве нашего собеседника стоило сомневаться, а вот в позерском ничуть.
— С этой контрамаркой вас посадят на лучшие места. Это мой маленький подарок, полный расчёт разумеется после того как вы решите мою проблему, точнее проблему все искусства нашего Диска.
— И в чём же собственно дело, — Анойя мило улыбнулась, пряча бумажку за обшлаг рукава.
Я тихонько вздохнул, ну почему клиент нынче пошел такой несообразительный. Нет, чтоб принести что-то съедобное, что-то по-настоящему полезное. Вот Генрих — пример такого правильного гостя, которому рады каждый дурностай и каждая богиня.
Подумав так, я решил пока не выходить из режима: «чучелко на камине». Что-то мне подсказывало что столь возвышенная и впечатлительная натура не переживет этой внезапной трансформации, и мы потеряем «великого» человека прямо у нас в офисе. Не знаю, как для искусства, а вот для нашей репутации это точно будет невосполнимым ударом. В носу больше не свербело, и это был единственный позитивный момент всей этой истории.
— И так, что у вас случилось? — богиня откинулась на спинку стула.
— Неприятно сознавать, но некоторые люди искусства столь завистливы к чужому дарованию, что просто готовы физически уничтожить тех, кто лучше их, того кто талантливее их. Того, кому приносят охапки цветов, кому дарят внимание поклонницы, кого носят на руках. Вам разумеется понятно, как тяжело мне на этом поприще, столько зависти, сколько косых взглядов за спиной, сколько лжи вокруг меня. Ведь ни каждый готов признать то, что кто-то лучше его… Иногда я думаю, что лучше бы ме было раздвоиться или даже расстроиться… нет просто размножится. Я бы смог тогда играть все спектакли в одно лицо, но никто не способен понять и принять это. Кругом только сплетни и гадости. Это же просто клубок змей, а не творческий коллектив. Это гадюки, кобры, аспиды…
Познания гостя в герпенталогии закончились и монолог был прерван, инициатива перешла в наши лапы. Анойя нахмурила брови:
— Милейший, а можно без столь долгих прелюдий. Я готова слушать ваш рассказ бесконечно, но боюсь, что вы можете опоздать на вечерний спектакль. Тогда местная публика мне этого не простит, — дипломатичнейшая сделала дипломатический ход.
Бледный юноша сглотнул слюну и начал говорит более осознанно и более кратко. Я мог бы привести его речь целиком в своих мемуарах, но всё равно он говорил столь длинно и столь вычурно, что в этом рассказе волей- неволей ему бы пришлось выделить значительное время, а это как вы понимаете недопустимо. Ибо в этих мемуарах львиная доля времени и лапкописных листов должна уделяться мне, а также мудрейшей и славнейшей, и больше никому другому.
Юноша встрепенулся, посмотрел на нас с презрением, но постарался говорить далее более кратко, но его более кратно всё равно не лезло ни в какие ворота. Поэтому я предлагаю читателю более читабельную версию, а сколько времени пришлось мне провести в безпрерывных трудах в вычитке и сокращению этой речи.
Итак, перед нами сидел Анастас Юрген талантливейший и неповторимый актёр местного театра (с его слов разумеется). С того времени как великий А-Туин вылупился из космического яйца, и где-то далеко в горах был построен первый театр, вот именно с этого самого момента, Диск не видал актера лучше и красивше. С недавних пор завистники устроили на него настоящую охоту, то в гримерке закроют, то букет дурнопахнущих цветов подсунут, после которого у него болит голова и пропадет голос, то декорации подпилят, вот буквально вчера он упал с балкона и чуть не свернул себе шею. Падение было встречено аплодисментами подкупленной клики. Он то Анастас никогда себе не позволяет покупать аплодисменты, овации, Все это люди несут к нему бескорыстно, от все души. А то еще подметные письма подбросят с угрозами и мерзкими рисунками.
Одним словом, обычное закулисье театра и тяжёлая стезя знаменитостей. Нам в этом случае следовало найти виновных и передать их в руки правосудия. После об этом безусловно напечатают в газетах и будет нам слава, а для него возможность творить, не оглядываясь по сторонам, творить ради ИСКУССТВА и только ради него. Ведь служение музе театра цель и смысл его жизни. Слегка меня напрягло в этом монологе то, что слово деньги в столь долгой и напыщенной речи не прозвучало ни одного раза. Я дурностай не меркантильный, но вполне себе материальный, а значит хочу кушать, пить и спать на мягком одеялке в своей уютной спун-корзинке. Все эти тяготы ради искусства не для меня.
Конец речи был театрален, посетитель закинул голову назад, приложил ко лбу ладонь и голосом умирающего лебедя произнес:
— Ну, все! Я сегодня играю, и даже если это последний раз когда я выйду на подмости. То все равно я выйду на них и если надо умру…
На этой трагически-патетической ноте он удалился. Но а божественная отправилась в местный театр, чтобы на месте посмотреть на вероятных преступников, собрать возможные улики, короче заняться обычной оперативно-розыскной деятельностью частных детективов. Я же был вынужден остаться в комнате, вот она несправедливость нашего мира, но думается появление дурностая в театре было бы сложно объяснить, особенно того дурнастая, кто пару часов назад торчал на каминной полке столбиком. И так, величайшая и могущественная ушла, бросив меня одного голодного и холодного на откуп этого жестокого мира.
Но я не терял времени даром и исправил эту вопиющую несправедливость Вселенной. Ибо пока есть пирожки на столе, свежий кофе в турке, то настоящий дурностай никогда не пропадёт. И пока я боролся с продуктами, прозорливейшая и дедуктивнейшая раскрывала очередное преступление против честных граждан города. Ну что делать кто из нас в конце концов богиня, я всего же бедный фамильяр, у которого лапки, пусть их ми четыре. Лапки, которыми удобнее всего открывать кастрюльки, а не раскрывать жуткие, леденящие кровь, преступления. Далее я всё рассказываю со слов божественной и лучезарнейшей.
Театр не сильно впечатлил проницательнейшую, а особо