Андрей Марченко - Литерный эшелон

Подручный кивнул:

– Все же странно будет, что мы ищем человека, который считался мертвым. Выдать его за кого-то другого вряд ли возможно. Слишком о нем хорошо помнят тут…

– Какая разница. Может, сбежал, может – не того повесили. Всякое бывает. Отбросьте сомнения – просто действуйте. Вам предоставлена свобода – вот и пользуйтесь ей. Результат все спишет.

От спанья на качелях ломило спину.

Павел проснулся раненько – его разбудил предутренний хлад, который ветром потянуло с реки.

Анархист проснулся, огляделся, вспомнил вчерашнее…

Стало грустно: знакомых, друзей, к которым он мог бы решительно обратиться за помощью не было. Имелись какие-то далекие знакомые, но уверенности в них не было: в лучшем случае просто не помогут, а то и кликнут полицию…

И денег в кармане оставалось всего-то копеек пятнадцать.

В городе было решительно нечего делать и Павел побрел прочь: спустился к реке и вдоль нее побрел по полевому пыльному шляху.

Осень чувствовалась и здесь, на Украине. За тюрьмой и сибирским арестантством лето прошло незаметно. Для Павла это был год без тепла.

Хотелось убежать от надвигающихся холодов, и Пашка пошел туда, где, по его мнению, находился юг.

Чуть не в самом начале дороги, на проезжем шляху, в коричневой пыли лежала незаметная копейка двуглавым орлом вверх.

Относительно поднятой копейки Пашка знал две взаимопротивные приметы. Первая гласила: «Копейку найдешь – рубль потеряешь». Вторая гласила, что напротив, эта монетка, да еще орлом к верху – к удаче.

Павел склонялся ко второй. Думал: с какой стати найденные деньги к потере? Да и рубля, который можно было потерять, у него все равно не было.

Вдоль дороги росли грецкие орехи, и Павел то и дело останавливался, бил их на камнях, ел, набивал ими все карманы.

К обеду отошел от города совсем недалеко – верст на десять. После полудня солнце уже светило совсем по-летнему и, спрятав одежду в кустах, Павел искупался в реке.

Он не видел, как по дороге скрытой от него деревьями прокатила двуколка с Лещинским и его подручным.

После Павел отправился далее. Дорога привела его к водяной мельнице, перегораживающей реку. От шляха по плотине шел неширокий мосток – ко двору мельника, который находился на той стороне реки. Дорожка там и заканчивалась тупиком. Получалось, что мельник живет как бы и возле дороги, и как бы в стороне. За домом мельника раскинулось бескрайнее поле подсолнечника.

Во дворе имелся колодец – для питья мельник воду из реки не брал. Как убедился Пашка, от той уж сильно несло тиной.

Павел перешел на ту сторону реки, бросил в колодец ведро, после долго пил воду, рассматривал окружающие поля, рощи.

Хотя на доме был указан номер: два с четвертью, мельник жил одиноко.

Рядом не было никаких домов. Оно и понятно: не везде можно построить мельницу. Не всем будет удобна та запруда. Не всем хотелось жить рядом с мельником: ведь известно, что мельники нечисты на руку и водятся с нечистой силой.

Вышел мельник, осмотрел парня. Спросил:

– Кто таков будешь?..

– Да так… – Павел неопределенно пожал плечами.

Мельник кивнул: все с тобой ясно.

– Ищешь работу?..

– Ну да…

– Что умеешь?..

– А что надо?..

– Да все больше – мешки таскать.

– Наука будто несложная…

– Ой не скажи. Бывает за неделю мешков натаскаешься… А ты какой-то бледный, как в подвале сидел. Чего за лето не загорел?

– Да на севере был. А там не позагораешь. Даже в пиджаке холодно…

Мельник подошел, бесцеремонно пощупал мышцы на руках Павла. Взглянул в глаза. Попросил:

– А-ну дыхни.

Изо рта у Павла пахло неприятно: зубы ему приходилось чистить очень давно. Но мельник ожидал услышать другой запах.

Запах перегара.

Его не было.

Мельник кивнул.

– Пожалуй, сгодишься… Так что? Работа нужна?..

Выходило, что копейка будто и правда приносила удачу: работа, а значит и деньги словно нашли его сами. Павел кивнул.

Но, по крайней мере, насчет тяжести работы мельник не соврал. Работа и правда оказалась тяжелой: в следующий день пришлось разгружать и нагружать бесчисленные телеги с зерном или мукой.

Вода била по плицам, скрипела несложная мельничная механика, жернова перетирали зерно в муку. В воздухе висела белая взвесь. Она медленно оседала абсолютно на всем: на полу, стенах, на мельнике и его помощнике. Белыми становились шевелюра, брови, пыль набивалась в нос…

Павел таскал мешки и со злобой косился на хозяина: тот с кем-то то и дело разговаривал, брал деньги, передавал бумаги.

Зато, с каким удовольствием потом плескался Павел в реке.

Мельник тут же рыбачил и поглядывал на работника:

– Тише ты, чертяка, рыбу распугаешь!

Рядышком, с хозяином на солнышке грелся толстый кот…

Под жилье мельник выделил наймиту летнюю кухню: здание маленькое, саманное, с печуркой.

В сон Павел проваливался, словно в омут. Спал крепко, но со сновидениями. За ночь просыпался редко: может раз или два.

Слишком рано хозяин не будил: первые клиенты прибывали часам к девяти утра: пока соберутся, пока доедут из сел, хуторов и деревень…

Поздние же старались отбыть еще до сумерек.

Во-первых, спокойней ездить все же в дневном свете, ночью разбойнички шалят. Во вторых, всем в тех краях было известно, что зерно меленое ночью – оно колдовское, с нехорошей силой, от него добра не жди…

Но вот беда: сентябрьские дни были длинны, наполненные полуденным, жарким украинским зерном.

Зерно пахло молоком и детством.

И все эти долгие часы – мешки, мешки, мешки…

Но работа нравилась Павлу: мышцы гудели, болели, но это была такая понятная, приятная боль. Хозяин кормил своего наймита щедро: наваристым украинским борщом, галушками, не жалел хлеба.

Вокруг была тишина на много верст.

Идиллия продолжалась три дня.

В третью ночь Павел спал тяжело: до полуночи снилось, будто он снова в тайге и надо копать яму под ледник. От работы ломило спину, руки. Где-то в полночь проснулся, выпил воды из заранее припасенной чашки. Затем снова провалился в беспокойный сон – яму копать было еще долго.

Но из дупла древней яблони на утреннюю охоту вылетел сыч, пролетая над огородом, крикнул первый раз, дабы спугнуть какую-то жертву.

Только мыши в это время спали глубоко под землей, зато шум разбудил Павла.

Он попытался заснуть, но сон не шел.

Услышал тихую речь: слов не разобрать. Мягкие шаги… Два человека?.. Или три?.. Кто-то тихонечко кашлянул: кхе-кхе…