Оторва. Книга вторая - Ортензия
Я же узрев, что читает Люся: «История СССР», 9–10 класс, едва успела прикусить язык. Если так и дальше пойдёт, могу совсем без него остаться. Мне ведь это тоже учить, и в отличие от своих сверстниц, на сегодняшний день, как свинья в апельсинах.
Люся лишь пожала плечами.
— Так это ты историю знаешь на отлично, а мне придётся всё лето повторять, — а потом испугано ойкнула, — а ты историю СССР помнишь?
Помнишь! Вот как можно помнить то, чего не знала?
— Люся, не бери в голову, потом с этим разберёмся. Ты кроме вот этого, — я указала на учебник, — больше ничем не занята?
— Нет.
— Может ко мне зарулим? — я замолчала, потому, как мой взгляд упёрся в тумбочку.
Очень знакомую из прошлой жизни. Потянула дверцу, мгновенно убеждаясь в своей догадке.
— Люся, — я, присев на корточки заглянула внутрь, — машинка рабочая?
Ответа не дождалась и обернулась. Удивительный случай с моей памятью.
— Ты знаешь, что это? — Люсиному изумлению не было предела.
— Да, Люся, — я кивнула, — это швейная машина «Веритас». Ты на ней шьёшь?
— Но как ты историю СССР не помнишь, а швейную машину помнишь, — завела по новой пластинку девчонка.
— Увидела и вспомнила. Может я в прошлой жизни белошвейкой была. Люся, не тупи, я просто потихоньку начинаю вспоминать. Тебя тоже, кстати, вспомнила. Не совсем, но многое, благодаря твоим рассказам. Так ты шьёшь на ней?
Глаза Люси набухли, словно вот-вот прольются грязевые потоки.
Пришлось сесть рядом с подружкой и обнять.
— Люся, ну извини, я не хотела тебя обидеть. Просто у меня дома из одежды только халат, который на мне. А то, что в шкафу висит, носить нельзя. Вот я на этом и зациклилась. Мне бы перешить кое-что. Вот и заинтересовалась.
Люсино лицо просветлело.
— У тебя там есть платья. Ты не нашла?
— Нашла, вот их и хочу перешить. Потому и спрашиваю, умеешь работать на машинке?
— Нет, — Люся отрицательно помотала головой, — это папа привёз из Болгарии. Мама пробовала, но ещё не разобралась.
— А мне можно? — поинтересовалась я.
— Что можно? — переспросила Люся.
— Перешить на ней юбку. Сделать её короче, вот так, — я провела рукой.
Сразу представила вставки, клинья и романтичный аутфит. И трусики бикини.
Полное молчание и удивлённо-вопросительный взгляд.
Люся?
— Ты умеешь шить на этой машине?
И что ей ответить? Где я могла научиться? Ну вот вообще без вариантов.
— А-а-а, — внезапно сказала Люся, — наверное, в прошлом году, ты ведь у мамы на швейной фабрике работала.
— Точно, — согласилась я моментально, — именно на такой машине два месяца отработала.
— Как два? — удивилась Люся, — только один.
— Может и один, — не стала я спорить, — но мне показалось, что все полтора.
Люся задумалась на секунду и отрицательно помотала головой.
— Месяц, — твёрдо сказала она, — ты потом уехала в Ленинград. Помнишь?
Я сделала вид, что пытаюсь вспомнить, потом наморщив лоб, ответила:
— Нет. А зачем мы туда ездили?
— Не мы, а ты. Со своим тренером, — возразила Люся.
— А, — я сделала вид что припоминаю, — на соревнования.
Люся удивлённо вскинула брови.
— На какие соревнования? Вы лошадей ездили забирать.
Прям услышала, как в моей голове паровой котёл заработал. Даже закашлялась.
— Какие лошади, Люся?
— Асбест разбился на съёмках и ещё две захромали, вот вы и поехали туда. Тебя ещё сам Кизимов смотрел, потом приезжал сюда и уговаривал твою маму отпустить с ним в Ленинград. Говорил, сделает из тебя олимпийскую чемпионку. Только у тебя отец погиб, мама болела часто, и ты отказалась.
Моя голова была готова взорваться. О чём вообще речь?
— Люся, — я остановила её спич, подняв руку, — я совсем запуталась. Давай сначала. Кизимов это кто?
— Ну как же. Олимпийский чемпион, а сейчас он главный тренер конной сборной СССР.
О как! Я неплохо научилась ездить верхом в своё время, но меня точно главный тренер России никуда не приглашал. Не достигла таких высот.
— Так я это, конным спортом занимаюсь?
— Мы занимались, — подтвердила Люся, — но как Иван Иванович ушёл, ты перестала ходить, и я за тобой. Но тебя и тут уговаривали. Ты же мастер спорта, а у меня с выездкой проблема.
— Я мастер спорта по конному спорту? — не поверила я.
Люся закивала.
А не простой была девочка Ева. Мастер спорта, вино из горла, музыкальная школа и при этом тихий ребёнок.
И каким образом умудрилась отправиться на тот свет? И уколов боялась. На теле никаких следов не нашла. Неужели, в самом деле траванулась? Или траванули.
— А что с Ленинградом?
— Ну, вспомни. Киностудия Молдова-фильм снимала в Ленинграде кино про скачки.
На память пришёл только один фильм, снятый киностудией Молдовы.
— Фаворит, что ли?
— Да, — радостно закивала девочка, а в глазах вновь появилось изумление, — вспомнила⁈
— Частично, но поездку не помню.
— Иван Иванович взял тебя, чтобы показать Кизимову и заодно привезти лошадей. Они на съёмках пострадали. Асбест так и не очухался, его осенью застрелили. Не помнишь? — и она с надеждой заглянула мне в глаза.
— Нет, ничего не помню. И почему Ленинград? Его разве не в Молдове снимали?
— Нет, — ответила уверенно Люся, — здесь не снимали, я бы знала.
— Ну и ладно, а то мы отвлеклись. Что с машинкой, дашь застрочить?
Люся опять нахмурилась, потом поднялась и вытащила из угла спортивную сумку.
— Раз ты хочешь носить то, что никогда не носила, может, по поводу этих вещей тоже передумаешь?
И она, плюхнув сумку передо мной, расстегнула молнию.
— А что это?
— Дядя Илья сделал моему отцу заказ. К твоему дню рождения. Когда он в Болгарию ехал. Но ты, глянув на них, сказала: не буду носить шмотки загнивающего капитализма.
Я прокашлялась.
— Я так сказала?
Люся кивнула.
— И меня пристыдила. Мы комсомолки! — Люся сделала неопределённый жест.
Я заглянула в сумку и почувствовала, как у меня поднимается настроение. На божий свет выбрался пакет с