Минометчики - Алексей Дягилев
Стрелять решили из трофейных карабинов. Патронов больше, да и не жалко. По центру ошкуренных стволов, начертили вертикальную полосу, и получилась вполне себе ростовая мишень. Предыдущие попадания решили обозначать, забивая в пулевые отверстия стрелянные гильзы и пошла потеха. Первыми стреляли лейтенанты, из двух, пока ещё бесхозных карамультуков. Отстреляв по обойме, проверили кучность и точность боя. Вроде нормально, только у ротного один выстрел ушёл. Не за молоком конечно, но чуть выше остальных. Потом проверяли командиров отделений. Оба младших сержанта в нашем взводе попали три из трёх. Я стреляю в паре с Федей, лупим каждый из своих карабинов, причём Фёдор из нашего — трёхлинейного. Я выставляю прицел на сотню метров, и целюсь в центр мишени, все три пули ушли немного выше. Тоже нормально, подумаешь, попадёт фрицу не в пузо, а в солнечное сплетение, лучше ему от этого не станет. Дальше пошла рутина, каждый комод проверял своих подчинённых и бегал с ними забивать гильзы. Если поначалу с гильзами была проблема, то после того, как все отстрелялись, их образовался излишек. Много пулек, ушло за молоком. Самых весёлых из молочников посылаем сменить оцепление и я проверяю своих. Задача пока была — проверить навыки, а не научить стрелять, вот сильно и не заморачиваемся. Телепузики попали три из трёх, кучности, конечно, никакой, но и за молоком никто не пошёл. Удивили Макар с Рафиком. Если джигит попал, примерно в верхнюю треть груди с нормальной кучностью. То пермяк по верху бревна. Сначала я даже подумал, что кучность хреновая, но когда заколотили гильзы, получились два глаза и нос. Кстати Аристарх также стрелял из своего — Мосинского карабина.
После того, как проверили всех бойцов взвода, красноармейцы продолжили стрелять из закреплённых за ними карабинов. Ситуация почти не изменилась. Кто до этого попадал, тот снова попал, а кто мазал, тот и промазал. Правда, за исключением одного индивидуума. Если из трофейной винтовки он попал, то из карабина системы Мосина промазал. Отобрав у него оружие, стреляю сам. Ротный корректирует, смотря в бинокль. Заряжаю полный магазин и стреляю. Первый выстрел.
— Полметра выше. — Комментирует он. — Ты куда стрелял?
— По центру бревна. — Смотрю на целик, всё нормально, выставлен на сотню метров. Второй выстрел смещаю на полметра ниже.
— Попал. Продолжай в том же духе. — Ещё выстрел.
— Мимо. — Не понял? Не веря своим глазам, ощупываю прицел руками. При лёгком нажатии пальцем, прицельная планка прижимается к колодке, а когда отпускаю, поднимается. Что за хрень? Достаю иголку из шапки и, приподняв планку, выковыриваю из-под нее промасленный кусочек ветоши. Хомутик встаёт на место, и две оставшиеся пули прилетают точно в цель. Выщёлкиваю последнюю гильзу и только теперь обращаю внимание, на знакомый номер. Оказалось, что это мой карабин, который я оставил в роте, когда отправлялся в медсанбат. То-то он показался мне знакомым, когда я к нему прикладывался, зато внешний вид разочаровал. У меня был почти как новый, а теперь полный писец.
— Ты что с оружием сделал? Христопродавец. — Наезжаю я на теперь уже бывшего владельца карабина.
— А чё?
— Да… не горячо. — И тут меня прорвало. Очнулся я в полной тишине, в окружении бойцов, стоящих с отвисшими челюстями.
— Силён… — Нараспев протянул взводный. — И ведь ни разу не повторился. А ты чего замер Хуснутдинов? Варежку закрыл, гильзы в руки и вперёд, фигуру делать.
— Товарищ лейтенант. — Обращаюсь я к ротному. — Это вообще-то мой карабин. И на меня записан.
— Раз твой, забирай. А этому Навуходоносеру что-нибудь подберём, теперь с оружием у нас проблем нет. — Негромко отвечает он, повторив за мной единственное цензурное слово, которое я использовал, за исключением предлогов.
Из короткоствола стрелять не стали, у «офицеров» было мало патронов, а у кого имелись трофейные пистолеты, старались их не светить. Так что возвращаемся домой и чистим оружие. Навуходоносера я сначала припахал вычистить свой, а теперь мой карабин. Проверил, заставил всё сделать по новой, и только после этого забрал себе и хорошенько смазал. Ему же взамен вручил трофейный винтарь, который ему опять пришлось полировать, но уже под моим жутким руководством. Кстати, являясь помощником командира взвода, то есть замком, я нагнал жути на весь личный состав. Пообещал оставить всех без «наркомовских», если оружие не будет блестеть как у кота яйца. Попутно сняв стружку с младших сержантов за недогляд. Народ внял, тем более после «баек Федяя», про мои акробатические этюды с ломиком, меня не просто боялись, но ещё и уважали. Ну, а после сегодняшнего монолога, оказалось, что «я ещё и вышивать умею и на машинке…», так что работали не за страх, а за водку, которой могли лишиться. Свой личный ствол, теперь имелся у каждого, так что без работы никто не остался. Я кстати тоже, пришлось контролировать процесс, и помогать с неполной разборкой, а главное сборкой трофейных девяносто восьмых маузеров, или Маузер 98к, как в просторечии их все называли. Хотя после вчерашнего, такая работа считалась за отдых. До ужина уложились все, хоть и пришлось заканчивать при свете костров и луны. Я проверил только своё отделение, оставив на откуп капралам остальные два. Тем более нафига это делать вечером, если проверить можно с утра, когда светло. Как говорится, не откладывай ничего на завтра, если можно сделать послезавтра.
Сегодня в меню у нас был овёс. На завтрак овсянка жидкая, на обед с кониной и на ужин густая. Правда хлеба выдали по норме, и то хлеб, да ещё с сахаром. Рафик опять начал возмущаться, теперь уже насчёт конской пищи, но Кобылиных у нас не было, поэтому пришлось его подколоть.
— Вот смотри Махмуд, ты у нас являешься бойцом Красной армии. Правильно.
— Правильно. — Кивает головой он.
— А что должен уметь красноармеец? — Рафик пожимает плечами.
— В первую очередь боец РККА должен стрелять как джигит, а бегать как его лошадь. А