Умельцы военной поры - Анатолий Михайлович Киселев

Калашниковым текст его статьи для журнала «Техника и вооружение» после небольшой редакционной правки. Мы договорились побеседовать в московской гостинице «Россия». Михаил Тимофеевич только что вернулся с заключительного заседания сессии, переполненный впечатлениями. Внимательно прочитал статью, задумался и, прежде чем размашисто подписаться, добавил, несколько строк. Думается, весьма мудрых: «Но самое главное в жизни — труд, труд и ещё раз труд. В этом я убедился на собственном опыте. Только упорным трудом, глубоким проникновением во все, даже самые мелкие, вопросы той области, в которой работаешь, можно добиться поставленной перед собой цели».

Как и при прежних встречах, Калашников был немногословен, прост, до застенчивости скромен. Я смотрел на него и удивлялся: каким же талантом и обаянием наградила человека природа! Сколько мыслей, идей, оригинальных конструктивных решений рождено его незаурядным умом!

Всю свою жизнь посвятил Михаил Тимофеевич развитию стрелкового оружия. В самом деле, на базе 7,62-мм автомата Калашникова образца 1947 года (АК) под руководством неутомимого конструктора созданы: 7,62-мм модернизированный автомат (АКМ), 7,62-мм ручной пулемёт (РНК) и их разновидности со складывающимся прикладом (АКМС и РПКС), 7,62-мм пулемёт (ПК), 7,62-мм пулемёт для танка (ПКТ) и для бронетранспортёра (ПКБ) и ряд других образцов, обладающих высокими боевыми качествами. Характерно и то, что это первая в мировой практике серия унифицированных образцов стрелкового оружия, имеющих идентичный принцип действия и единую систему автоматики.

Несколько лет назад издательство «Московский рабочий» выпустило в серии «Богатыри» книгу журналистки Г. Бакшеевой «Танки идут на мины». Её содержание — рассказ об изобретательской деятельности и подвигах Героя Советского Союза, лауреата Государственной премии П. М. Мугалёва — автора минного трала.

Книга эта не залежалась на магазинных прилавках. Интерес читателей и критики явился одной из причин, побудивших меня включить в настоящий сборник очерк «На минных полях». Кроме того, хотелось обнародовать и новые материалы, обнаруженные мною в архивах и дополняющие уже известную историю создания трала.

Карельская зима славится своими холодами. Но декабрь 1939 года, по утверждению местных старожилов, не имел себе равных: завернуло так, что минус 25 по Цельсию и за мороз-то всерьёз никто не принимал.

Вот в такое относительно «тёплое» утро неподалёку от переднего края несколько штабных офицеров после завтрака шли по опушке леса, покрытого причудливыми снежными шапками. Толковали о жестоких боях, суровой стуже, о товарищах, погибших или находившихся в госпиталях… Незаметно беседа переключилась на Москву, и тут вниманием завладел военинженер 2 ранга — лет тридцати, невысокого роста, прибывший несколько дней назад из столицы. Он едва успевал отвечать на вопросы: «Что идёт в московских театрах?», «Какая погода?», «Какие станции метро планируется открыть в ближайшее время?».

Разговор прервал подошедший батальонный комиссар, который пристально посмотрел на рассказчика. Дождавшись паузы, полуутвердительно произнёс:

— Никак, земляк, житомирец, объявился? Если не ошибаюсь, Павел Мугалёв?

Удивлённый взгляд военинженера тут же сменился радостной улыбкой:

— Не ошибаетесь, товарищ батальонный комиссар. Точно, ваш земляк, житомирец.

Офицеры с любопытством наблюдали за этой встречей.

— Поди, больше десяти лет не виделись, — вслух прикинул комиссар. — Какими судьбами? Помнится, ты из Житомира в Москву подался, в Бауманское училище. И вдруг — военная форма.

— Что поделаешь, жизнь вносит свои коррективы. Окончил Военно-инженерную академию, хотя поступал в Бауманское училище. Ты ведь тоже по профсоюзной линии работал, а теперь вот армейский политработник.

— К нам в Карелию назначение получил?

— Нет. В командировке из академии. Я в адъюнктуре.

— Что же за командировка, если не секрет?

— Не секрет. Приехал по своей просьбе — рапорт подавал.

— Не иначе что-то обмозговал. Верно?

— Угадал, — улыбнулся Мугалёв.

— Как не угадать… — И, обратившись к офицерам, комиссар пояснил: — Он ещё мальчишкой техникой увлекался. Каждой найденной на улице железке применение находил.

— Ну кому это интересно? — перебил Мугалёв, недовольный тем, что разговор целиком переключился на него.

— Почему же, — не согласился комиссар. — По твоей биографии можно людей политграмоте обучать. Ты уж не обижайся, я кратенько расскажу товарищам о тебе. Так у нас принято — подробно знакомиться с новыми людьми. Я ведь хорошо помню твоё житье-бытье. — И уже для офицеров продолжал: — Семилетним мальчуганом, остался он со старшим братишкой без средств к существованию. Определили их в детский приют, да не понравилось там ребятам — сбежали. Беспризорничали какое-то время, а потом вернулись в родной Житомир. Начали приобщаться к плотницкому ремеслу, занимались в трудовой школе. В учёбе Павел преуспел. Как наиболее способного и активного, паренька направили в губсовпартшколу.

Здесь он вступил в комсомол. После окончания школы его назначили на комсомольскую и профсоюзную работу, помнится, в места комсомольской деятельности Николая Островского. Но хотелось повышать образование. Потому-то и возвратился в Житомир. Опять пришёл на фабрику плотником, посещал рабфак. Позже — курсы «профтысячников» по подготовке в ВУЗ. Спросите: откуда мне все это известно? Вместе на курсах учились, после них и расстались. Вот какой путь у человека: от беспризорника до военного инженера.

— Профсоюзная и комсомольская закалка помогла, — добавил Мугалёв.

— Верно. Теперь, надеюсь, член партии?

— С 1931 года.

— Все закономерно, так и быть должно. Прошу извинить, что прервал ваш разговор о Москве. Продолжайте, я тоже с удовольствием послушаю.

Послушать, однако, не довелось. На опушке, примерно за километр, офицеры различили кухню-двуколку. Возница решил, видно, сократить путь через заснеженную поляну.

— Эх, не там едет! — прозвучал чей-то встревоженный голос.

Мугалёв не успел ещё сообразить, чем вызвано такое замечание, как раздался сильный взрыв там, откуда приближалась кухня. Когда рассеялся дым, не было ни лошади, ни повозки, ни бойца.

Эту первую, увиденную им жертву войны Павел Михайлович запомнил на всю жизнь. Его настолько потрясла нелепая гибель человека, наверняка не думавшего в те минуты о смерти, что он долго не мог успокоиться. Всю ночь, не сомкнув глаз, перебирал связанные с командировкой события последних дней.

…За разрешением выехать в Карелию Мугалёв обратился с рапортом к начальнику Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева. «Чтобы быть полноценным преподавателем Военной академии, — писал он, — прошу направить меня в действующую армию для накопления опыта».

Несмотря на дефицит преподавателей, на не очень убедительные доводы, которые, кстати, повторялись во многих рапортах — все хотели попасть в действующую армию, — просьбу Павла Михайловича удовлетворили. Командование не сомневалось — не только для накопления опыта стремится в войска офицер, предложивший несколько месяцев назад схему высокопроизводительной машины для прокладки фронтовых дорог. Где же, как не в реальной боевой обстановке, можно наиболее точно, детально определить требования, предъявляемые к такой машине? Потому-то в письме, адресованном в штаб инженерных войск Ленинградского военного округа начальником академии, подчёркивалась необходимость