Сочинение на свободную тему - Виктор Михайлович Переладов
Милиция не приходила, и это было непонятно. Может, Григорьев не узнал его на улице? Но ведь они смотрели глаза в глаза; недолго, правда, какую-то секунду. Но разве этого недостаточно? А если Валька узнал его, то почему молчит?
Мучаясь ожиданием, Максим снова и снова перебирал в памяти подробности случившегося: было темно, Григорьева сбили с ног, он вскочил, сразу завертел головой, выискивая возможность вырваться из круга. Некогда ему было всматриваться в лица. Не узнал он его. Если бы узнал, сразу бы милицию привел.
Придя к такому выводу, Максим немного успокоился. И лег спать.
Но пришел новый день, и вернулось беспокойство. Чем ближе он подходил к школе, тем больше таяла его уверенность в том, что Григорьев его не узнал. Вместо придуманных вчера доводов в голову начали приходить другие мысли. Конечно же, как он сразу не догадался: его заберут в школе, чтобы все видели и повоспитывались на примере.
А вдруг Григорьев в больнице, в бессознательном состоянии? Придет в себя и тогда вспомнит и расскажет о том, что с ним произошло? Так или иначе, перспектива встречи с Валькой не обещала ничего хорошего.
Григорьев не лежал в больнице. Максим сразу увидел его, как только, повесив в раздевалке куртку, ступил на лестницу. Валька спускался ему навстречу. На верхней губе у него виднелась большая ссадина, на щеке — царапина, он прихрамывал.
Часы лежали у Максима в кармане. Он вдруг почувствовал металлический их холод и чугунную тяжесть. Ноги перестали его слушаться.
Расстояние между ними сокращалось. Валька неотрывно смотрел на Максима. Вот сейчас, сейчас он окажется рядом. Ударит. Собьет с ног и начнет пинать, как они пинали вчера его… Шаг… Еще шаг… Еще.
Они поравнялись. Максим глянул Вальке в глаза и опустил голову, покорно принимая то, что сейчас должно произойти. Что еще он мог сделать?
Но ничего не произошло. Григорьев шагнул в сторону и прошел мимо, вниз.
Максим стоял на лестнице, в недоумении смотрел ему вслед…
В классе разбитая губа и царапина на лице Григорьева особых толков не вызвали.
— Поскользнулся, упал, — объяснил Валька.
Объяснение приняли: упал так упал, с каждым может случиться. На одной из перемен Максим спустился в раздевалку, сунул часы в карман Валькиной куртки. Вздохнул глубоко, будто тяжесть с плеч свалил. Но встречаться с Григорьевым взглядом боялся. Чудились ему в Валькиных глазах ненависть, презрение и издевка, будто тот спросить хотел: «Что, трусишь? Я-то знаю, отчего трусишь!»
Максим нервничал, злился.
Вернувшись из школы, Максим даже не открыл тетрадь с сочинением. Случай на улице Кантемировской, встреча с Григорьевым в школе, подброшенные часы — как напишешь о таком?
Из сочинения Максима Ланского
День сбора металлолома — знаю, день сдачи макулатуры — понятно, день птиц — ясно, даже день повышенных отметок в одной школе устраивали к разным там праздникам, а вот день откровенности — на такое мероприятие я попал впервые. Оказывается, это день вопросов и ответов: задай любой вопрос и получишь ответ. От кого? Да от своих же одноклассников. Кто хочет, может встать и сказать, что он думает по тому или иному поводу. Вопросы можно задавать заранее, устно или письменно. Эту игру, говорят, Щеглова изобрела. Вот ею мы сегодня и ознаменовали первый день весенних каникул.
Правда, сначала был обыкновенный воскресник. Спасали природу. В этой школе всегда что-нибудь спасают. То мы обеспечивали болельщиков на стадионе, когда там проходил зимний спортивный праздник; то совершали марш-бросок за город «болеть» на мотокроссе, потому что, оказывается, все мы члены ДОСААФ; то в экстренном порядке сдавали взносы и вступали в общество Красного Креста и Красного Полумесяца. Раз в месяц по какой-то там разнарядке мы должны покупать билеты на спектакли в драмтеатр — у него все время горит план, — и нас на электричке возят в областной центр. А тут еще под боком у школы Дом культуры, там проводятся разные мероприятия: собрания, встречи, диспуты… Иногда в зале почему-то оказывается много незанятых мест, и тогда без нашей помощи тоже не обойтись.
Кто-то откуда-то звонит нашей Бэле-завучу, она делает круглые глаза и непроницаемое лицо, что означает важность момента, и обходит восьмые и девятые классы. «Ведите себя прилично. Вы взрослые люди», — снимая с урока, строго напутствует она нас.
Ну, а на днях Бэла сообщила всей школе о том, что охрана природы — наш, то есть учащейся молодежи, наипервейший долг. Конкретный долг девятого «А», оказалось, — городская больница, вернее, сквер, в котором она расположена.
И вот чуть солнышко пригрело, у нас воскресник: соскребали прошлогодние листья, мели дорожки, деревья окапывали, одним словом, боролись с мусором и какими-то древесными вредителями, которые вот-вот проснутся и примутся за свое вредительское дело.
Потом, когда с этим было покончено, Щеглова подбросила идею — провести день откровенности на открытом воздухе.
И тут, Евгения Дмитриевна, вы вопросик массам:
«Можно мне принять участие?»
Сколько учусь, первый раз такое встречаю, чтобы учитель у школьников разрешение спрашивал. Другие-то свое присутствие категорическим правом считают или долгом даже: как бы чего не вышло, кто нас в случае чего на путь истины наставит? А вы вот, пожалуйста, — можно мне принять участие? Очень у нас всем нравится игра в такую демократию.
Щеглова объявила день откровенности открытым. Первым, конечно, был вопрос о счастье. Его задали письменно, сразу в нескольких записках, раньше еще, в школе, и Щеглова принесла их с собой.
По этому вопросу выступал мой сосед по парте Торшеров. Он даже листочки принес — подготовился. Но потом сунул их обратно: наверное, стыдно стало — на свежем воздухе и по бумажке. Изложил своими словами что к чему, теоретически, даже две цитаты великих людей привел, чтобы обосновать.
А Дроздов и тут случая не пропустил, крикнул:
«Ты сам-то когда-нибудь живое счастье видел?»
«Видел», — говорит Торшер. И давай рассказывать о судоверфи. Оказывается, у него там брат работает, не то сварщиком, не то сборщиком. И выходило у Торшера, что строить рыболовецкие сейнеры и кричать «ура!», когда эти сейнеры на воду спускаются и в первый рейс уходят, — и есть наивысшее для человека счастье. До того мой сосед договорился, что во всеуслышание заявил: только получит аттестат — прямым ходом на судоверфь, в бригаду к брату.
Девчонки сразу же на любовь разговор перевели: «любовь возвышает», «любовь делает человека счастливым»… Заикнулись о Татьяне Лариной, но парни недовольно загудели: говорить только о присутствующих. О