Алексей Иванов - Message: Чусовая

В 1735 году на горнозаводском Урале появилась Исетская оборонительная линия: Ревдинская, Северская и Полдневая крепости на Чусовой. (Башкирские земли начинались за озером Щелкун.) На Сылве малыми острожками — Ординским, Кишертским, Торговищенским, Ленским — «обставился» разбогатевший город Кунгур. В окрестностях Северской и Полевской крепостей выросли Гробовская, Киргишанская, Кленовская, Ачитская, Красноуфимская и Бисертская крепости. Все эти крепости прикрывали Екатеринбург, а в военном отношении подчинялись Кунгуру.

Вот как Н. Корепанов описывает подготовку к обороне 1735 года: «Татищев ушёл тогда в башкирский поход, строил военный лагерь на озере Кызылташ, склонял к российской короне башкир Сибирской дороги. А в Екатеринбурге советник Хрущёв приказал повырубить окрестные чащи ради обзора, вырыть ров внизу за крепостью от правого берега Исети до невысокой горки, перерезав и Уктусскую дорогу, переписать казённое оружие, казённых: лошадей и годных к бою мужиков. Годные расписаны были по девяти командам по участкам обороны и в сотню для преследования отступающего противника. Ружья не хватало, обывателям раздали наструганные из сосновых жердин копья, велели наделать луки. Учили „солдатской экзерциции"». Мамин-Сибиряк замечал: «Значение Екатеринбурга как крепости дало себя почувствовать во время башкирских бунтов, когда башкиры доходили до Арамили, а особенно во время пугачёвщины».

Крепости были построены так, чтобы, как писал Татищев, «во время неприятельского нападения на означенной дистанции могут люди от двух крепостей часа в два или в три соединиться». В 1736 году было учреждено Исетское казачье войско с центром в Челябинской крепости. Казаки и крепости выстояли и в набегах во время башкирского восстания 1737–1739 годов.

О непримиримости башкир рассказывает история Тойгильды Жулякова. Взятый в плен во время бунта начала 1737 года, он крестился и был отпущен. Но, вернувшись домой, он снова обратился в ислам. Татищев послал предписание екатеринбургскому майору Угрюмову: «Татарина Тойгильду за то, что, крестясь, принял паки махометанский закон, на страх другим, при собрании всех крещёных татар, сжечь; а жён и детей его, собрав, выслать в русские города, для раздачи…» 20 апреля 1738 года Тойгильда был сожжён живьём на площади в Екатеринбурге.

Дело Татищева продолжил новый командир Оренбургской экспедиции И. И. Неплюев, назначенный на эту должность в 1742 году. Он выстроил новые линии укреплений вдоль рек Яика (Урала), Сакмары и Самары. Эти линии насчитывали 38 крепостей и 39 редутов. В 1748 году Исетское казачье войско было поглощено Оренбургским. А башкирские набеги продолжались до 1755 года.

В 1754–1756 годах в Башкирии бушевало восстание, целью которого было установление национальной независимости (ни много ни мало!). Башкиры искали поддержи у казахов Среднего Жуза (Центрального и Северо-Восточного Казахстана). Самым известным лидером этого восстания был «мещеряк» Батырша Алеев. И. И. Неплюев сумел одолеть восставших только после того, как расколол руководящую верхушку (как обычно, посулами) и привлёк на свою сторону казанских татар, пообещав им разрешить возводить мечети. «Восстание под предводительством Батырши можно считать последним самостоятельно организованным бунтом башкир», — говорит обзор «Россия».

В 1755 году совершил подвиг барабанщик Красноуфимской крепости Фома Антонов. Он с товарищами был в карауле, когда на его команду напали башкиры. Всех солдат, кроме Фомы Антонова, зарубили. Фоме башкирский мурза велел идти впереди его отряда и барабанить. В крепости решат, что это приближается нечто вроде посольства, и не станут закрывать ворота. Башкиры ворвутся в крепость и всех перебьют. Фоме выбора не оставалось: пришлось шагать и барабанить. Но башкиры не знали барабанных ритмов. Подходя к крепости, Фома выбивал не торжественную дробь, а «тревогу». Солдаты в крепости догадались о коварном замысле башкир и закрыли ворота. Красноуфимск был спасён; Фома Антонов — убит. В честь Фомы Антонова в городе Красноуфимске ныне названа улица.

Восстание Емельяна Пугачёва для башкир тоже было попыткой сбросить ярмо ненавистной царской (русской) власти. Не случайно в рядах пугачёвцев было так много башкирских отрядов — к примеру, отряды Батыркая Иткинова, Обдея Абдулова и Салавата Юлаева.

Д. Н. Мамин-Сибиряк в повести «Охонины брови» так писал о башкирских восстаниях: «Всех помнит эта народная песня, как помнит своих любимых детей только родная мать: и старика Сеита, бунтовавшего в 1662 году, и Кучумовичей с Алдар-баем, бунтовавших в 1707 году, и Пепеню с Майдаром и Тулкучарой, бунтовавших в 1736 году. Много их было, и все они полегли за родную Башкирию, как ложится под косой зелёная степная трава».

Термин «горные заводы» первым употребил Татищев. Горными заводами в России традиционно называли металлургические предприятия «дореформенного» (то есть феодального) типа. От заводов в современном понимании этого термина те предприятия были далеки. Скорее, их можно назвать металлургическими мануфактурами, где было разделение труда, но использовался ручной подневольный труд. Однако так уж сложилось исторически: говорят «горные заводы».

В XVIII веке Чусовая стала крестьянско-заводской рекой. Её население было достаточно пёстрым. Были здесь работные люди — те, кто работал на заводах. Были приисковые, рудничные рабочие. Были пашенные крестьяне, занимавшиеся сельским хозяйством и промыслами: лесным, рыбным, пасечным и всякими прочими. Разумеется, были ремесленники и купцы. Много было «приписных крестьян», пригнанных на время из своих деревень; они занимались внезаводскими работами в системе завода — рубкой и сплавом леса, добычей руды, выжигом угля, извозом и так далее. Были пришлые крестьяне (в основном оброчные), которые устраивались на сезонные работы (например, на сплав барок) или брали заводские подряды (на строительство судов, на подвоз руды к заводам и продукции заводов к пристаням, на вспомогательные производства).

Чехов в 1890 году писал об уральских заводских рабочих высокомерно и презрительно: «Я нарочно опустил занавеску на окне, чтобы не видеть всей этой азиатчины. Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазками, с громадными кулачищами. Родятся они на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствует не акушер, а механик». Примерно в то же время и о том же предмете писал и Мамин-Сибиряк: «Настоящая рабочая гвардия — народ всё рослый, здоровый, ничего общего с захудалым расейским заморышем-фабричным не имеющий. Вы их встретите и невольно залюбуетесь. Других таких молодцов не найти. Лица смышлёные, движения уверенные».

Порядок на заводах берегла «горная стража» — команды «инвалидов» и солдат из сибирских гарнизонов. («Инвалидами» в ту пору называли ветеранов — солдат, которые отслужили свой срок, получили свободу от крепостной зависимости и работали, так сказать, «частными охранниками».) Были профессиональные сплавщики и профессиональные судостроители. И ещё были различные беглые и каторжники, в лесах прятались староверы-скитники, по глухим урманам бродили вольные охотники-чертознаи и рудознатцы, ещё жили здесь ясачные вогулы и ясачные башкиры… Да много кого было на Чусовой, начиная от профессиональных нищих — калик и юродивых, заканчивая скрывающимися мятежниками и разбойниками. Бажов писал: «Тогда, видишь, Демидовы и другие заводчики здешние всяких беглых принимали, башкир тоже, староверов там и протча. Эти, дескать, подешевле и ответу за них нет, — что хошь с ними делай». В общем, жить было вовсе не скучно и поговорить можно было много о чём. Но вся жизнь крутилась вокруг заводов.

Что представлял собой горный завод?

В XVIII веке почти все горные заводы на Чусовой были чугуноплавильными или железоделательными. Они строились по достаточно передовым технологиям своего времени. Чугуноплавильные заводы называли доменными, потому что на этих заводах в доменных печах из руды выплавляли чугун. Например, Билимбаевский завод выпускал только чугун; для проковки на железо его увозили на заводы Очёр и Добрянка.

На железоделательных заводах главным производством было молотовое: здесь чугун молотами перековывали в железо. Только железоделательным был Северский завод; зато качественное северское железо имело собственное клеймо — цаплю. Самые «продвинутые» предприятия совмещали обе эти функции сразу. Скажем, Старая Утка производила и чугун, и железо, а вот Ревда свой чугун для проковки отправляла на Мариинский завод.

Все заводы XVIII века были вододействующими. В центре завода на притоке основной реки устраивалась плотина и набирался пруд. Плотина была не просто насыпью поперёк речной долины в узком месте, а сложным сооружением. «Плотинные мастера» ценились очень высоко. В истории края остались их имена — например, имя Леонтия Злобина, построившего плотины в Нижнем Тагиле, Екатеринбурге, Ревде и Новоуткинске. Основными инструментами мастеров были ватерпас, уровень и отвес. В основание плотины вбивали сваи, ставили «свинки» — бревенчатые срубы, заполненные утрамбованной глиной. Скаты укрепляли камнем и дёрном. Надёжной считалась плотина, длина которой не превышает 200 саженей (около 400 метров). Минимум высоты плотины определялся в 12 аршин (около 9 метров). Конструкция плотины «морально устаревала» примерно за 30–40 лет, хотя сами плотины служат веками. Например, плотина Староуткинского завода стоит без ремонта больше 270 лет.