Тацухико Такимото - Добро пожаловать в NHK!

Мне было весьма интересно, какие способы подсчёта она при этом использовала, но Мисаки не показала мне других страниц, а я не собирался изменять своим обычаям и ещё сильнее лезть в её личные дела.

Мисаки продолжала:

— Теперь понимаешь, о чём я? Бог, который умышленно создаёт такой неприятный мир, должен быть ужасным негодяем. Это логичный вывод, разве нет?

— Но ты же только что сказала, что хотела бы верить в Бога?

— Ага. Я хочу верить. Мне кажется, было бы хорошо, если бы Бог существовал. Поскольку…

— Поскольку?

— Поскольку если бы существовал такой ужасный Бог, мы могли бы жить без всяких забот. Если бы можно было свалить всю ответственность за наши страдания на Бога, насколько же у нас было бы больше спокойствия духа! Ведь так?

Беседа выходила сложной. Я сложил руки и сделал вид, что глубоко задумался, но моя голова работала кое-как.

Для начала, насколько серьёзно ты говоришь обо всём этом, Мисаки? Уже какое-то время эта дикая улыбка не сходит с твоего лица. От начала и до конца я чувствовал себя так, будто меня тонко и жестоко разыгрывают.

Впрочем, в конце концов, её слова звучали честно и искренне.

— Если бы я могла поверить в Бога, — прошептала она, — я смогла бы стать счастливой. Бог плохой, но даже так, я знаю, я всё равно смогла бы быть счастлива.

— Беда в том, — продолжала она, — беда в том, что… у меня плохое воображение, так что мне не так-то просто поверить в Бога. Неужели Он не может сотворить для меня какое-нибудь зрелищное чудо, вроде тех, что происходят в Библии?

Она была из тех девушек, кто говорит подобную бессмыслицу.

Мы болтали ещё около часа, и, наконец, я решил, что пора уходить. Когда я подошёл платить, мужчина за кассовой стойкой сказал:

— Не надо денег. Пожалуйста, будь добр к ней.

Я подумал, что довольно странно было говорить такое молодому человеку, другу девушки возраста Мисаки, но усталое выражение лица мужчины чем-то вызывало во мне симпатию. Я слегка поклонился и поспешил домой.

Когда я вернулся в свою квартиру, то был невероятно удивлён.

Посреди моей комнаты расположилась похожая на манекена кукла в натуральную величину. Вокруг неё, шатаясь на каждом шагу, нарезал круги Ямазаки.

— А вот и ты, Сато! Взгляни на объект нашего поклонения.

У меня не было слов.

— На днях я услышал, что у старшего брата моего школьного приятеля есть модель Рурирури[41] в натуральную величину — он купил её давным-давно и не знает, куда девать. Ни теряя ни секунды, я сделал всё возможное, чтобы заполучить её! Пожалуйста, Сато, ты тоже поклонись ей — этой бледной, молодой, маленькой и прекрасной Рурирури!

Она, похоже, была героиней какого-то аниме. Ямазаки распростёрся перед куклой в натуральную величину, за основу образа которой взята девочка, не окончившая и начальной школы.

Осмотревшись, я заметил, что жестянка, в которой мы держали наркотики, была пуста. Ямазаки прикончил всё, что там оставалось.

— Да, я под наркотиками! У меня был величайший приход этого века. Да! На этот раз меня осенило истинное прозрение. Я, Сато, увидал самую сущность всего этого мироздания.

Потеревшись лбом о ноги куклы, Ямазаки поднялся на ноги и обернулся ко мне.

— Я всё думал и думал, чего же нам не хватает? Нам ведь чего-то не хватает. В нашей груди огромная дыра, и я искал что-нибудь, чтобы заполнить эту дыру. Что-нибудь, от чего я перестал бы чувствовать пустоту. Точно. Наша вчерашняя религиозная разведка подстегнула меня к размышлениям на эту тему. Все в нерешительности. В этом непонятном мире мы хотим, чтобы нами управлял кто-то ещё, вот зачем мы создали Бога. Двоякое противопоставление Бога и Сатаны намного проще объясняет мир. Понимаешь? Такое простое и сильное объяснение! Меня, честное слово, тронуло!

— К сожалению, такой Бог нам не подходит, поскольку такой Бог слишком страшен. Вот, посмотри-ка на эти картинки в «Пробудитесь!» — он слишком реалистичен и вовсе не мил, — Ямазаки подобрал брошюру, валявшуюся в углу комнаты, и протянул мне.

— Глянь вот на июньскую специальную статью, «Ангелы-хранители: они всегда присматривают за тобой». В их религии ангелы выглядят вот так, — Ямазаки открыл реалистичную иллюстрацию, изображающую крепкого мужчину с крыльями за спиной.

Он порвал брошюру в клочки.

— Мне не нужны такие ангелы! — заорал он, — Он что, бодибилдер какой-то? Мне при слове «ангел» представляется что-то такое, ну, знаешь, прекрасное, и моэ-моэ, и лоли-лоли…

У меня в голове промелькнули воспоминания огромного множества эротических игр, где одной из героинь была девочка-ангел.

— Да-да! Ясно тебе, Сато? Настало время для новой религии!

Я хранил молчание.

— Мы будем поклоняться этой кукле Рурирури! И я основатель этой секты!

Я мягко похлопал Ямазаки по плечу.

Стряхнув мою руку, Ямазаки продолжал разглагольствовать:

— Те, кто уверуют, будут спасены! Мы должны придумывать себе то, во что сами сможем верить, чтобы внести смысл в наши жизни! И смыслом будет жизнь с нашей новой великолепной верой!

Он носился без остановки взад и вперёд по комнате, вздымал кулаки, завывая. Он выкрикивал всё, что приходило ему в голову.

Под конец он замер, безнадёжно обняв свою куклу.

— Я больше не могу так жить, — прошептал он. Его глаза были широко открыты.

Я сделал ему горячего кофе. Ямазаки пил кофе со слезами на глазах.

Мне тоже хотелось плакать.

— Да, Ямазаки, а что ты теперь собираешься делать с этой куклой?

— Бери её себе, Сато. Делай с ней, что хочешь.

Для хикикомори зима невыносима, поскольку всё кажется холодным, замёрзшим и одиноким. Для хикикомори невыносима и весна, поскольку у всех такое хорошее настроение, что становится завидно.

Лето, разумеется, невыносимо особенно.

Стояло лето, полное громких криков цикад. С утра до вечера они всё скрипели и скрипели. Лето, к тому же, было невыносимо жарким. Даже при постоянно включённом кондиционере было всё равно жарко. Не знаю, то ли мой кондиционер приходил в негодность, то ли это лето было просто особенно горячим. Так или иначе, я прожарился насквозь.

Иногда мне хотелось воскликнуть: «А ну выйди сюда тот, кто всё это устроил!» Впрочем, у меня не было сил даже на это. Летняя жара полностью вымотала меня. Я потерял аппетит, мои нервы были на пределе. Сколько бы я не пил Липовитан Д,[42] мою усталость невозможно было победить.

Лишь мой сосед по дому был полон сил. Он бессовестно шумел. С раннего утра и до поздней ночи из-за стены раздавались анимешные песни на полной громкости. Сосед говорил, что в последнее время ему хватает лишь четырёх часов сна в сутки. При содействии песен из аниме он в поте лица трудился над своими творческими проектами. Сверкая налитыми кровью глазами, он с воодушевлением погружался в эти бессмысленные занятия.

Однажды Ямазаки сказал:

— Большая часть игры, наконец-то, позади.

— Да что ты?

— Завтра начну собирать бомбу.

— Чего?

Не дав ответа, Ямазаки молча вгрызся в кусок белого хлеба. Завтракал он довольно поспешно. Поскольку я был не настолько ленив, я сделал себе нормальные гренки и наскоро поджарил яйцо.

— Который раз тебе говорю, не тащи еду из чужих холодильников без разрешения.

Я сделал вид, что не понял, о чём он.

Даже несмотря на лето, Мисаки носила одежду с длинными рукавами. Впрочем, она была в хорошем настроении.

— Так здорово, так здорово, — говорила она. Похоже, ей и правду было весело. Она радостно раскачивалась на качелях.

Разумеется, нынешняя ночь была похожа на тропическую. Было так жарко, что я вспотел, даже не начав разговора.

Мисаки, однако, казалась невозмутимой. Она энергично качалась назад и вперёд, волосы развевались у неё за спиной.

— Кстати, Сато, хочешь доесть кошачью еду? — спросила она.

Чёрный кот, жилец парка, однажды пропал. Он уже давненько не появлялся. Либо его сбила машина, и он отправился в рай, либо собрался в какое-то кошачье путешествие.

Так или иначе, но я отказался:

— Нет, спасибо.

— А я-то накупила. Жаль выбрасывать.

Спрыгнув с качелей, Мисаки шагнула в уютную песочницу рядом с горкой, подобрала зелёную лопатку, оставленную местной ребятнёй, и принялась что-то лепить.

— Что это? — спросил я.

— Гора.

И действительно, это была гора. Гора в центре песочницы, с заострённым пиком. Её склоны опускались круто, как у горы Фудзи на гравюрах Хокусая,[43] так что, казалось, малейшая тряска их обрушит. Но вскоре песочная гора была достроена до конца. Прекрасная работа из песка, сырого от вечерней росы.