Виль Липатов - Течет река Волга…
Льстецы. И вот отправился я, как советовал отец, с открытыми глазами на свою жизнь смотреть. Кто окружал меня? Самые ленивые да бездарные мастеришки, всякие пролазы и прилипалы, вся эта шушера, которая вокруг каждого настоящего мастера гужуется – погреться в лучах чужой славы, выпить на дармовщинку да еще пошептаться за спиной. Сел за верстак, схватился руками за голову, а глаза открыть боюсь: стоят на верстаке две мои работы – последняя и прошлогодняя. Собрался наконец с силами, открыл глаза и даже застонал: день да ночь, а льстецы в один голос кричали: «Красота неописуемая!» Осенью это было, дожди шли проливные, и такая чернота душу охватила, что словами не передать: «Может быть, уже руку испортил?» Хватаю скань, пинцет, начинаю плести свой любимый узор – дикий хмель – и чувствую, как пальцы торопятся, нетерпение их дрожать заставляет и пальцы мне не послушны, словно чужие. «Сто раз правы мои предки. Сделанное – померло, дело всегда впереди!» А я от французской выставки не вперед ушел, а назад.
Наново. Не сразу Москва строилась, не один день и даже месяц возвращал я себе «свободную руку», но произошло это так, как могло произойти с человеком из потомственного рода волжских ювелиров Грустливых, для которых от всех бед одно лекарство – голубая на рассвете Волга… Она все течет, все течет – могучая и вечная, мать-кормилица… И пришел день, когда прямо с Волги вернулся к верстаку, сел прочно, словно кавалерист в седло, на свой стул, и руки у меня были легкими, как листья той березы, у которой я сиживал на берегу.