Дочь Двух Матерей - Anita Oni

Рэдмунд был вне себя от ярости.

Полуденный зной лишь распалял это чувство. Мир вокруг раскалился добела, и Рэдмунд был бы весьма не против, когда бы он сгорел ко всем праотцам!

Прошло уже полчаса с того момента, как он вышел из приёмной отца, но время с тех пор для него остановилось, а в ушах продолжали звенеть обрывки их разговора.

А день так хорошо начинался! С первыми лучами солнца Рэдмунд поднялся с постели и, умываясь холодной водой, внимательно рассмотрел вчерашние синяки и царапины. Вместе с застарелыми шрамами и криво сросшимся носом, поломанным ещё в далёком детстве, они придавали ему, как он считал, воинственный вид. С удовольствием потянувшись и взъерошив волосы, он оглядел себя как следует в зеркале. Высокий, крепкий и мускулистый, Рэдмунд выглядел старше своих двадцати лет. Он намеревался отпустить бороду, чтобы казаться ещё более мужественным, но растительность на его лице была на несколько оттенков светлее волос на голове и мужественности добавляла мало. Рэдмунд повернулся левым боком, затем правым, распрямил плечи и выпятил грудь. Полюбовался бицепсами обеих рук и, в целом, остался доволен собой. Накинув тунику, он последовал в тренировочный зал, где, сделав разминку, с не меньшей любовью оглядел свои доспехи, покоившиеся на манекене — начищенные до блеска, сверкавшие золотой чеканкой, стальные, как им и положено быть. Это Феруиз может сколько угодно щеголять своей медью только потому, что она подходит в тон к волосам, но как только дойдёт до дела, её кираса превратится в решето. «Дилетанты!» — усмехнулся Рэдмунд, как видно, запамятовав, что редко когда ему вообще удавалось в спарринге задеть Феруиз. Попробовав на вес копьё, он с видом знатока кивнул, но, всё же, выбрал меч.

«Защищайтесь, почтенный! — обратился он к тренировочному манекену. — А, впрочем, я пощажу вас сегодня, и обрету более достойного соперника в вашем собрате на улице».

С этими словами Рэдмунд вышел на задний двор, вдохнув полной грудью утреннюю свежесть и намереваясь провести здесь по меньшей мере час. Но едва минула половина этого часа, как появился его слуга Фанас с поручением срочно явиться к отцу. Прекрасно зная, о чём пойдёт разговор, Рэдмунд с неохотой оставил манекен, вытер пот со лба и ушёл принять ванну и переодеться. Ну вот, началось!

Что именно началось, однако, он ещё не догадывался.

Отец, как ожидалось, принял его холодно. Он долго хранил молчание, потирая подбородок и глядя ему прямо в лицо.

— Рэдмунд, — начал он наконец, — Рэдмунд Тоур Рэдкл, правитель земель Рэди-Калуса. Я всегда надеялся, что это будет звучать гордо. Нет, я не просто надеялся, я делал всё для того, чтобы это стало явью, с тех самых пор, как я впервые взял тебя на руки и провозгласил своим наследником. Двадцать лет было затрачено на то, чтобы мой сын был достоин этого титула: двадцать лет упорного труда и дисциплины. И что мы имеем в итоге? Мой сын пьёт и дерётся в тавернах, как какой-нибудь хулиган! А я узнаю об этом как бы между прочим, походя, от простых горожан!

Рэдмунд не отвечал. Он ожидал, что рано или поздно Тоуру станет известно о его вчерашней выходке, но не предполагал, что это случится так скоро, а посему не успел подготовиться. Впрочем, кого он обманывал, он никогда не готовился к подобного рода разговорам, считая это пустой тратой времени. В детстве родители могли взывать к его совести, ругать, наказывать, но рано или поздно буря миновала и всё становилось, как прежде, и мир принадлежал лишь ему. А теперь ему двадцать лет — немного поздновато для нотаций, не находите?

— Я вижу, ты ничуть не изменился с годами, — продолжал Тоур. — Всё так же упрямо смотришь в глаза и молчишь, когда тебя пытаются вразумить. Ни готовности признать свою ошибку, ни раскаяния.

— А в чём я должен раскаиваться, отец? — усмехнулся Рэдмунд. — Ведь ты же сам всегда настаивал на том, чтобы быть ближе к народу. Вот я и провожу своё время с народом!

В любой другой день такой ответ не на шутку рассердил бы Тоура, и разговор перешёл бы на повышенные тона. Но сегодня, когда решение было уже принято, киан Тоур лишь ещё раз убедился в его своевременности и необходимости. Он тяжко вздохнул и продолжил:

— Замечательно, сын мой. Видит Создатель, я пытался воспитать тебя своим достойным преемником. Стремился подавать тебе пример, быть образцом для подражания. Увы, тщетно. Что ж, будь по-твоему: ты можешь и впредь продолжать держаться, как ты изволил заметить, народа, но уже не на правах наследника земель Рэди-Калуса.

Напускную весёлость Рэдмунда как рукой сняло. Он не мог поверить своим ушам. Всё только что услышанное ещё можно было бы принять за пустую угрозу, если бы Рэдмунд не знал, что отец никогда не бросал слов на ветер.

— Что это значит?! — воскликнул он, невольно подавшись вперёд.

Киан Тоур остановил его жестом и продолжал:

— Тебе стоит знать, что это решение далось мне нелегко, сын мой. Но я уверен, что твой брат Рэй сочтёт за честь взять на себя полномочия, которые, как видно, не имеют для тебя такого большого значения. Этим утром я поставил Рэя и администрацию в известность о моём решении и отдал необходимые распоряжения, а также написал Верховному королю. А ты можешь быть свободен, Рэдмунд. Вот всё, что я хотел сказать.

Рэдмунд стоял, как громом поражённый. Отец не только лишил его прав наследника, но ещё и уведомил его об этом последним. Ему хотелось рвать и метать, броситься на отца с кулаками и потребовать объяснений. Что, чёрт возьми, за манера, с детства твердить одно, а потом взять и в одночасье изменить решение?!

— Если у тебя нет вопросов, ты можешь идти, — повторил Тоур.

— Да, отец, — ответил Рэдмунд, словно очнувшись от долгого сна, и деревянной походкой вышел из кабинета.

Только спустившись в парадный зал, он заметил, что крепко сжимал кулаки, так, что ногти впивались в кожу ладоней. Здесь он дал волю своему гневу и пнул ногой некстати подвернувшийся кофейный столик, опрокинув его. По счастью, столик был пуст, не считая накрывавшей его кружевной салфетки, но он произвёл достаточный шум, чтобы привести Рэдмунда в чувство. Плюнув, он вновь побежал на задний двор и принялся колотить манекен с удвоенной силой, изрыгая при этом проклятия,